Алхимик в Пустыне - Лана Туулли

Но Бонифиус был убежденным материалистом, поэтому в случайные просветления, запланированные ошибки и черные чары не верил. Он верил в то, что в нужный момент в нужном месте должен найтись верный человечек, способный принести выгоду ему, фрателле Раддо…

Он решительно встал, швырнул на пол салфетку и, покачиваясь мощными плечами, поднялся наверх, в свой кабинет. Царапая пером бумагу, ибо справиться с нахлынувшими чувствами не было сил, фрателла писал:

Луаз, гостиница "Пять коней"

Донне Кассандре Аурелии де Неро

Уважаемая донна Кассандра! Обстоятельства заставляют меня пересмотреть планы, а потому прошу прибыть ко мне в Бёфери за инструкциями как можно скорее.

— Ну, вот, — сказал Раддо, сворачивая письмо и запечатывая его сургучом. — Кажется, я смогу убить одним выстрелом двух зайцев: приструнить Иллариана и найти управу на шустрого Октавио Громдевура… И что б ему просто не сдохнуть, — в сердцах посетовал Бонифиус. — Одно хорошо — если он когда и решит пойти войной на Пелаверино, уж точно не будет делать этого сегодня, в день своей свадьбы.

Фломмер был своеобразной легендой Дикого Рынка Вертано — удачливый наемник сумел пережить сорок восемь своих нанимателей, сорок девятого торжественно доставил в приют Премудрой Праматери Прасковии, на вечное излечение, а потому пользовался дурной славой. Не остерегайся фрателла Раддо генерала Громдевура гораздо больше, чем каких-то там примет, он бы тоже побоялся нанимать этого громилу с внешностью, неоднократно «подправленной» клинками, дубинками и прочим губительным оружием. Росту Фломмер был шести с лишним локтей, телосложением напоминал быка, и, как какой-нибудь минотавр, рожу имел угрюмую, с низким лбом, выпирающей челюстью и мощными надбровными дугами. Возможно, в роду наемника имелись те самые минотавры, а может, и тролли — но, к сожалению, Алхимия побоялась возможных открытий, а потому оставила родословную достойного господина Фломмера без изучения.

В любом случае, милой шалостью сего храбрейшего из сильных и сильнейшего из храбрых была привычка ломать людям (и не только людям) шейные позвонки. Фломмер мог задушить человека одной рукой, за пять секунд, на спор, — за что фрателла Раддо уже раз восемь выплачивал штрафы(27), с каждым разом всё более проникаясь доверием и расположением к этому молчаливому исполнительному убийце. К сожалению, для поручений тонких и деликатных, истинно воровских, Фломмер не подходил совершенно — поэтому и пришлось на время болезни Огги приблизить Хрумпа, но когда дело касалось мордобоя…

Одним словом, лишь упоминание о Фломмере подействовало на проштрафившихся помощников господина Раддо так, как действует колючка, засунутая верблюду под хвост. Хрумп и Огги собрались в рекордно короткие сроки, буквально десять минут — и они стояли у ворот, ожидая, когда конюх приведет им оседланных коней и решая, действовать сообща, или же разделиться.

— Я пойду искать девчонку, — решил Огги Рутфер. — Моя вина, что я так облажался, не ту алхимичку украл… Мало ли, что с ней случилось, вдруг и в самом деле демоны украли…

"А попутно," — подумал помощник фрателлы, — "подумаю, в какой же монастырь податься, чтоб Фломмер меня не нашел…"

— Ладно, — легко согласился Хрумп. — Тогда я — за мэтрессой Далией. У меня еще с весны к ней счёты, вот заодно и разберемся…

— Не вздумай! — спохватился Рутфер. — Хозяин хочет с ней поговорить, так что ты не очень-то усердствуй.

— Да я — сама нежность, — ответил Хрумп. — Честное слово, не буду ни ножом, ни дубинкой ее трогать…

"Еще чего," — мысленно добавил вор, — "Я к этой крале и на лигу не приближусь. Мне б только исчезнуть из этого дома так, чтобы Фломмер меня не придушил…"

Проводив товарища за ворота Хрумп немного поразмыслил и побежал на конюшню, сменить поданную ему лошадку на более дорогую, чтоб было с чего начинать новую жизнь. Там, в углу, поскуливала от одиночества и вынужденного бездействия подтянутая борзая, черная, как безлунная ночь. Рядом, за загородкой, стояли три кобеля — два рыжих и черный с подпалинами, и облизывались на недосягаемую прелестницу.

— Что, други, завидно, что не вас отправляют в Великую Пустыню, соревноваться за право быть Покровителем Года? — захихикал Хрумп. — Хотя почему — не вас?

Остальное было делом техники.

Найти сажу (на кухне, в очаге, а заодно и украсть кольцо колбасы и краюху хлеба, якобы по приказу Раддо), вымазать черного с подпалинами до исчезновения рыжих пятен, завернуть Сонечку в плащ, и, придерживая, как младенца (упирающегося, длинноногого и так и норовящего высунуть из-под плаща острую длинную морду), уйти из дома номер 13 по Бурдючной улице.

— Пожалуй, я поищу Далию в Эль-Джаладе, — размышлял Хрумп, выбирая, по какой дороге покидать гостеприимный город Бёфери — южной или западной. — Если меня поймают до того, как Сонечка выиграет гонки Покровителя Года, отбрешусь, скажу, что искал мэтрессу, поэтому и поехал туда. А если собака выиграет, как фрателла и планировал, — вор посмотрел на длинноногую холеную борзую, трусившую следом, — то это я буду жить на Бурдючной улице, пить целыми днями лучшее вино и отдавать приказы какому-то Бонифиусу Раддо…

Беда пришла, когда ее совсем не ждали.

Ровно в десять часов вечера, когда чинная Бурдючная улица укладывалась спать, натянув на уши ночные колпаки или чепчики, по мощеной булыжником мостовой застучали копыта боевого коня.

Жеребец необычайно светлой для умбирадской породы масти — практически белый, как ночь полнолуния, с достоинством потряхивая гривой, вывез своего всадника к совершенно темному, без единого светящегося окна, дому номер семь с половиной, располагавшегося в самом центре Бурдючной улице, и стукнул копытом по мостовой.

Всадник, снаряженный по всем традициям рыцарского поединка — в стальной доспех, закрывавший его от шеи до пяток, с огромным двуручником, — откинул забрало шлема и громогласно объявил, что требует на поединок злодеев и похитителей.

Залаяли собаки. Сторожа, которым обитатели Бурдючной улицы доверили хранить свой ночной покой, осторожно высунули носы за калитки, поинтересоваться, кому ж на ночь глядя неймется.

Убедившись в том, что на поединок злодеи и похитители не торопятся, рыцарь решительно послал коня "стучаться в ворота". Вообще-то, для таких целей подошло бы длинное копье, но увы, руки были заняты мечом. Поэтому жеребцу пришлось пробежаться вдоль Бурдючной улицы и попинать задними копытами каждый из заборов.

На этот шум проснулись уже не только сторожа, но и телохранители фрателл, которым по долгу службы было положено реагировать на столь явные «сигналы».