Крах империи (Курс неизвестной истории) - Андрей Буровский

ЛИЧНЫЙ СЕМЕЙНЫЙ АСПЕКТ

Причем заметьте — исторические судьбы этих новых стран могут оказаться чрезвычайно различны! У русских людей (в том числе близких родственников), оказавшихся в разных государствах, могут появиться совершенно различные возможности, перспективы для какой–то интеллектуальной деятельности… и вообще для любой деятельности.

Впрочем, эти проблемы тоже совсем не новы. Попробую показать их на примере выдуманной мною семьи. Выдуманной — но повторяющей судьбы многих и совершенно реальных. Представим себе, что в конце I века жил в Риме почтенный гражданин Гней Помпей. Жил и жил и имел двух сыновей — Гнея Юлия и Гнея Секстина. Сыновей Гней Помпей растил в представлен иях о том, как хорошо служить Великому Риму, и в результате Гней Секстин ушел с Траяном на Дунай. Служил он хорошо, исправно резал даков и фракийцев и в установленное время, отслужив 20 лет, стал ветераном и получил большой клин земли. Он женился на даме из романизированной местной семьи и завел хозяйство и семью, как подобает ветерану.

А Гней Юлий пошел служить в Британию. Там он тоже служил хорошо и тоже получил землю где–то под Лондинумом, где и завел семью и хозяйство.

Пока жив был счастливый папа и дедушка, Гней Помпей, оба брата с детьми хотя бы раз в два, в три года собирались в его доме в Риме. А потом деньги из колоний помогли купить виллу близ Байи, и внуки Гнея Помпея росли не только дома, но и часть года — на этой вилле. Да только вот году так в 150 Гней Помпей тихо помер, объевшись то ли соловьиных языков, то ли сваренной в варенье курицы, и в семье появилось уже два родовых гнезда, разделенных 2 000 километров.

Семьи разделили наследство, в том числе личные вещи предка. В Британию увезли молоток и фартук, а на Дунай — циркуль, принадлежавшие Гнею Помпею.

Какое–то время, еще поколения два, поддерживались отношения, — благо, родственники были еще близкие, прекрасные дороги надежно связывали империю, а язык и культура — едины. Дом Гнея Помпея и вилла под Байями вмещали полчища юных Гнеев из разных провинций, и эти поколения продолжали осознавать семью, как нечто пока еще единое.

А потом грянул «кризис III века»; войны и восстания надолго разорвали империю, и связи поневоле пришлось очень сильно сократить. То есть память друг о друге потомки Гнея Помпея сохранили и даже иногда встречались. Но теперь не раз в три года встречались и жили на общей вилле целые семьи, а раз в поколение общались взрослые мужчины. А потом и дом, и вилла в Италии как–то незаметно были проданы и уже не служили общим родовым гнездом. Особой жалости это не вызвало, потому что к тому времени потомки Гнея Помпея и на Дунае, и на Темзе перестали чувствовать Италию своей родиной и уже не так сильно хотели растить в ней новые поколения.

Память о родственниках сохранялась, но общения между двумя ветвями семьи, конечно, не было никакого. Последний раз британцы приехали на Дунай где–то в середине V века, незадолго до правления Юстиниана. Двое' братьев–погодков, отпрыски одного из бесчисленных семейств британских Гнеев, решили посмотреть дальних родственников, живущих так далеко. По семейной легенде, у этих родственников на Дунае все хранится циркуль, принадлежавший еще Гнею Помпею, основателю рода, но ни один британский Гней не видел его уже лет сто. Вот братья и решили посмотреть …

Братья нашли родственников, наполнили свои взоры старинным циркулем, подивились громадным осетрам из Дуная (в Британии таких давно уже съели). Подивились и дикости своих первобытных родственников, закинутых на окраину Ойкумены. А родственникам странны были рассказы братьев про то, что во всей Британии не найдешь ни одного зубра, всех давно съели, про короля Артура и про нравы вольных и буйных королевских дружин.

С тех пор две ветви семьи никогда не видели друг друга и постепенно полностью утратили друг о друге всякое представление. Балканские потомки Гнея Секстина постепенно стали румынами. В VIIIX веках на них сильно влияли славяне; они стали называться боярами Гнесиеску и служить не кому–нибудь, а господарям. В ХVI веке они во главе с господарями из рода Чалмару резали турок, украинцев и венгров и очень радовались" если ловили их живыми: с живых пленников лучше сдирается кожа, поэтому конские чепраки из их кожи выше качеством.

В ХХ веке одного из современных потомков Гнея Помпея евреи зашибли поленом, когда он в составе молдавского ополчения устраивал погром в Бендерах. Второй потомок Гнея Помпея — это большая молдавская поэтесса и писательница Леонида Лари (интересно, ее кто–нибудь читал?), которая в 1990 году обвенчалась (при помощи настоящего православного священника!) с памятником (!) знаменитого господаря ХVI века Иштвана Чалмару.

А потомки Гнея Юлия вместе с королем Артуром пытались отбивать нашествие саксов, а потом как–то незаметно перемешались с завоевателями и перестали от них отличаться. Они воевали при Гастингсе и при Ватерлоо, придумывали компас и парламент, резали друг друга во имя короля и во имя народа, вели дебаты англикан и баптистов, огораживали общинные земли и завоевывали Шотландию. В их истории можно найти полный джентльменский набор срама и героизма, величия и крайнего падения, верности и неверности королям, Богу и женам.

Начиная с ХVI века, британские потомки Гнея Помпея плыли через океаны, не очень понимая разницу между торговлей и пиратством; со шпагой в зубах лезли они на огрызающиеся огнем стенообразные борта испанских галеонов, цепляясь за резные фигуры; закапывали краденые бриллианты в песок пальмовых островков; отстреливаясь от навахов, правили фургоны через прерию в Южной Дакоте («Держи на3апад!»); наводили горные орудия на позиции буров через Оранжевую реку; основывали новые колонии в Квинсленде и Новой Колумбии.

Постепенно и британские потомки Гнея Помпея потеряли из виду друг друга. Один из них, по фамилии Голсуорси (почему фамилия другая, простите, пока не придумал), описал другую ветвь Гнеев, придумав им фамилию Форсайтов. Ныне британские потомки Гнея Юлия живут на четырех континентах — в Европе, Северной Америке, Южной Африке и в Австралии и считают друг друга представителями разных народов.

Их история — это история англосаксов. Я вовсе не утверждаю, что эту историю следует писать строго розовой краской, но все же британские потомки Гнея Помпея жили совсем в других условиях и имели совсем другие возможности, чем его дунайские потомки. Это история людей, которые не просто жили в другом месте, а тех, кто жил в другой цивилизации.

Читая в газетах про погромы в Бендерах и про Леониду Лари, британские потомки Гнея Помпея очень огорчаются поведению своих дунайских родственников: ну как можно быть таким диким! Это на рубеже XXIто века!

К чему я рассказал выдуманную историю несуществующей семьи? Да еще в книге, претендующей на научность? С умыслом, читатель, с явным умыслом! Потому что точно таким же образом может сложиться история и любой современной русской семьи. Разные ее части вполне могут войти в состав разных народов. И даже не теоретически могут войти, а уже входят.

В XVIIIXIX веках в Галиции члены одной и той же семьи становились русскими, украинцами и поляками: кто оставался право славным, был русским; униаты учили детей в украинских школах. Католики полонизировались полностью, и очень многие современные польские фамилии — русского происхождения: Вишневецкие, Потоцкие, Сапеги, Лисовские, Чарторыйские… впрочем, долго перечислять.

Мой отец, Михаил Романович Буровский, считал себя русским. Но его сын от первого брака, мой брат, живет, по одним данным, во Львове, по другим — уже перебрался в Польшу. Если мы когда–нибудь и встретимся, то ведь все равно мы — люди разных народов, хотя и дети одного отца.

В империях люди свободно перемещаются по всей территории империи. Им не нужно заботиться о том, чтобы непременно жить в самой цивилизованной ее части. Будет трудно с образованием детей? Уедем в другое место, в чем проблема! Русские и в Российской империи, и в СССР постоянно кочевали по своей необъятной империи. Вполне обычным явлением была семья, разные ветви которой разбросаны от Тихого океана до Москвы или «ближнего зарубежья» — стран СНГ.

Когда же ломается империя, ее части начинают жить сами по себе, и в эту жизнь разных частей волей–неволей вовлекаются все, кто оказался именно здесь непосредственно после крушения. Я уверен, что судьба русских в разных частях бывшей империи окажется не менее различной, чем судьба бывших римлян — будущих румын и англичан. А судьба тех, кто уйдет под восточные народы, повторит судьбу греко–бактрийцев, — их потомки не только не будут русскими, но и вообще не будут европейцами.

Наш современник вполне может стать родоначальником нескольких цивилизационных линий. Для этого ему нужно всего–навсего «распределить» своих детей и внуков по разным частям пока еще единой страны. И тогда его правнуки окажутся и в числе трудолюбивых кубанских мужиков, полных гражданских добродетелей, — ожившей мечты Столыпина; и петербургских русских, довлеющих к Скандинавии и вообще Северной Европе; и московских русских, выращивающих диковинный гибрид между православием, коммунизмом и местным патриотизмом средней полосы. И среди диковатых сибиро–руссов, уже не очень помнящих, чем Петербург отличается от Москвы, а уж тем более от Киева, — среди них тоже будут потомки одного и того же человека!