Сокровище Чингисхана - Клайв Касслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Душ и пиво входят в нашу программу восстановления сил?
— Несомненно, но сперва факты, — отозвался Питт, направляясь к бизнес-центру, находившемуся в дальнем углу холла и свободному в такой час от посетителей. Сунув руку в карман, он выудил оттуда серебряный кулон, прихваченный им из лаборатории в штаб-квартире Боржина, и положил его в копировальную машину. Получив листок с копией, он нацарапал на нем несколько корявых строк и сунул в стоявший рядом факс, на память набрав длинный международный номер. Затем он запустил в факс страницы, вырванные из немецкой инструкции по эксплуатации непонятного сейсмического устройства, возможно, преобразователя сейсмической записи в изображение среды, и набрал второй номер.
— Дадим бездельникам возможность потрудиться над игрушкой из сатанинской мастерской, — пробормотал он под нос и направился в свою комнату.
Внешне дом со звучным названием «Джорджтаун керридж» ничем не отличался от остальных, расположенных в богатом квартале Вашингтона, округ Колумбия: такой же претенциозно величественный, чопорный и очень старый — потемневшие от времени кирпичные стены, свежевыкрашенный карниз, сверкающие чистотой стекла в окнах девятнадцатого века, ухоженный дворик с идеально подстриженной травой. Безыс- кусность архитектуры с лихвой компенсировалась изяществом интерьера, напоминавшего книгохранилище Нью-Йоркской публичной библиотеки. Почти все стены в доме от пола до потолка были заняты полками полированного дерева, забитыми книгами по истории кораблей и мореплаванию. В идеальном порядке и навалом книги стояли и лежали везде — на обеденном столе, на кухонных столах и подоконниках. На кухонных полках они тоже стояли. Кособокими неустойчивыми пирамидами они тут и там лежали на полу. Эксцентричный владелец дома Джулиан (Сен-Жюльен) Перлмуттер считал внутреннее убранство своего жилища и царившую в нем разновидность порядка вещами само собой разумеющимися и иного не потерпел бы. Книги были не просто основной страстью известнейшего историка мореплавания, собравшего уникальную по своей информативности библиотеку, при одном упоминании о которой его коллеги-коллекционеры жадно глотали слюну. В отличие от других собирателей Перлмуттер был человеком щедрым и не только охотно делился знаниями, но и позволял пользоваться своим архивом; впрочем, исключительно тем, кто, как и он, обожал море, бредил морем.
Писк и тихое бормотание факса разбудили Перлмуттера, заснувшего в глубоком кожаном кресле за чтением вахтенного журнала знаменитого корабля-призрака «Мария Целеста». Он поднял с кресла свое грузное, весом почти четыреста фунтов, тело, подошел к рабочему столу и вытянул полученный факс. Почесал густую седую бороду, ознакомившись с коротеньким текстом:
«Джулиан, с меня бутылка свежеприготовленного айрака, если сможете идентифицировать вот это. Питт».
— Айрак, — повторил Перлмуттер и усмехнулся. — Вот чертов шантажист.
Он был страшным гурманом, о чем красноречиво свидетельствовал его шарообразный живот. Обещанный Питтом монгольский напиток из перебродившего кобыльего молока задел его за живое, за кулинарную струну. Перлмуттер принялся изучать следующую страницу факса, содержавшую копию реверса серебряного кулона.
— Дирк, я не ювелир, но знаю человека, который мог бы тебе помочь, — сказал он, затем поднял телефонную трубку, набрал номер и стал ждать ответа.
— Гордон? — заговорил он, услышав ответ. — Это Джулиан. Послушай, мы договорились пообедать в четверг, но я хотел бы встретиться с тобой раньше. Срочно потребовалась твоя помощь. Скажи, ты сегодня свободен? Отлично, отлично, тогда до встречи. Ровно в полдень. Нет, заказ я сделаю сам.
Перлмуттер повесил трубку, снова взглянул на изображение. «Судя по тому, что факс пришел от Питта, за кулоном прячется какая-то тайна. Невероятная и опасная», — раздумывал он.
* * *«Монокль» возле Капитолийского холма кишмя кишел посетителями, заскочившими на ленч. Ресторан, пользовавшийся большой популярностью среди политического бомонда, был переполнен сенаторами, лоббистами и сотрудниками с Холма. Перлмуттер быстро заметил своего друга Гордона Итена. Поскольку синего костюма на нем не было, сидел он не в зале, а в боковой кабинке.
— Джулиан, друг мой. Как я рад снова видеть тебя, — сказал, поднявшись, Итен, высокий, дородный, с мягким характером писателя-юмориста и цепким наблюдательным взглядом детектива.
— Я вижу, мне придется тебя догонять, — усмехнулся Перлмуттер, оглядывая стоявший перед Итеном почти пустой бокал мартини.
Перлмуттер подозвал официанта и заказал себе бокал джина. Затем каждый заказал себе ленч. В ожидании официанта Перлмуттер вручил Итену полученный от Питта факс.
— Прости, друг, боюсь, придется начать со скучного дела, а не с удовольствий, — сказал он. — Один мой друг наткнулся в Монголии вот на эту вещицу и хотел бы иметь представление о том, насколько она значима. Не мог бы ты просветить его на этот счет?
Итен с каменным лицом рассматривал фотокопии. Через руки этого известнейшего специалиста по старинным предметам, привлекавшегося в качестве оценщика аукционным домом «Сотбис», прошли в буквальном смысле тысячи исторических реликвий. Без его мнения ни один предмет не выставлялся на аукцион. Друг Перлмуттера с детства, он частенько доверительно сообщал о продаже вещиц, стоивших его внимания.
— О качестве сказать трудно, — уклончиво начал Итен. — Как можно оценить стоимость по бумажке?
— Зная моего друга, я бы предположил, что интересуют его как раз не стоимость кулона, а его возраст и исторический контекст.
— Так бы сразу и сказал, — с облегчением ответил Итен, словно у него явно гора с плеч свалилась.
— Так тебе знаком этот предмет?
— Думаю, да. Я видел нечто подобное в перечне лотов на аукционе несколько месяцев назад. Разумеется, желательно увидеть вещь вживую, иначе невозможно проверить подлинность.
— Что можешь о ней рассказать? — спросил Перлмуттер, вытаскивая из кармана ручку и записную книжку.
— Кулон по происхождению сельджукский. Двуглавый орел — элемент уникальный, излюбленный династический символ.
— Если мне не изменяет память, сельджуки — это какая-то шайка турецких мусульман, контролировавшая громадный кусок древней Византии, — сказал Перлмуттер.
— Да, примерно в первом тысячелетии нашей эры они наводнили Персию, на тысяча двухсотый год приходится расцвет их могущества, но вскоре они пали под ударами своего главного соперника, хорезмского шаха Мухаммеда Второго Ала-ад- Дина. Сельджуки известны как прекрасные ремесленники, особенно им удавалась резьба по камню, хотя и в изделиях из металла они тоже слыли неплохими умельцами. Какое-то время они даже чеканили серебряные и медные монеты.