Неинтересное время - Константин Костин

— Вчера? — пролепетал Абрамович.

Вчера? Значит, вечером, когда Вышинский привез ему эти «чернила», мастерская уже принадлежала городу. И сорвать с нее компенсацию будет невозможно. К тому же…

Краска сбежала с лица Абрамовича. Постановление губсовнархоза прошлого года обязывало чиновников закупать требуемое — те же чернила — у частных лиц, только если в городе отсутствовали государственные предприятия, производящие аналогичный товар. Отныне у города была чернильная мастерская. И покупать чернила придется только у нее. И никто теперь не заплатит десять копеек с пузырька…

Он сам, своими собственными руками отдал деньги мошеннику Вышинскому. И теперь вместо двадцати тысяч прибыли на этой неделе он имеет пять тысяч убытков. Плюс неприятности с людьми, которым он уже пообещал чернила. Нет, разрешить ситуацию удастся, но опять чревато убытками. Плюс теперь он потерял небольшой, но постоянный профит от Вышинского за подписание договора на поставки чернил.

Убытки… Разорение…

— А где Вышинский? — прошептал похолодевшими губами Иван Абрамович, надеясь хоть на какие-то хорошие известия.

— Нигде, — незнакомой холодной улыбкой усмехнулся Слава, — Он уехал из города этой ночью.

Раздавленный Абрамович поплелся к воротам. Он не обратил внимания на двух парней в низко надвинутых кепочках, курящих и посматривающих на новую вывеску.

— Ну что? — спросил один из них, выплюнув окурок.

— Что, что… Нужно сказать Потаповичу, что с мастерской ничего не получится. Она теперь не частная, а государственная, а для суда это большая-пребольшая разница. Пойдем. Если хочет, пусть сам ее жжет.

Парни синхронно повернулись и пошли от мастерской, не заметив старика-еврея с заправленными в носки штанами.

«Жаль, жаль, очень жаль, — думал Менахем, проходя мимо, — Значит, мальчик Сережа уехал, а мастерскую отдал городу. Очень, очень жаль…»

Старый портной понимал, что чернильная мастерская — в первую очередь химическое производство. А уж сколько всего интересного можно сделать, имея под рукой химлабораторию… Сережа после того как Менахем предупредил его о нападении оказался в некотором роде в долгу. Такие мальчики своих долгов не забывают, а значит, можно было бы попросить его о маленьком одолжении. А потом еще об одном… И еще…

«Да что сейчас думать. Не получилось»

Старик Менахем не расстроился. Он никогда не складывал яйца в одну корзинку.

«А еще обзывала меня буржуем, требовала…»

Сергей замер. Катя требовала от него, чтобы он передал свою мастерскую государству. В голове защелкали колесики мыслей, выстраивая путь к спасению Славы.

Где можно быстро достать деньги? Да вон, далеко ходить не надо — передать тонну чернил Абрамычу и готово, пятнадцать тысяч в кармане. Десять Славе, пять Сергею.

Вот только где найти чернила? Как можно продать то, чего у тебя нет?

«Можно, — подсказал опыт человека, знающего о том, что происходило в девяностые, — Можно. Главное — чтобы не поймали»

Чернил — нет. Зато есть пустые бутыли и вода из-под крана. Как можно сделать воду похожей на чернила? Да очень просто — либо добавив краску в воду, либо…

Сергей вспомнил о банках с краской, стоящих в кладовке мастерской. Либо покрасив стенки бутылей изнутри в нужный цвет. Только доставлять товар нужно вечером, чтобы разница в оттенках не бросалась в глаза.

Правда, Абрамыч может захотеть проверить, что ему привезли… Взять одну бутыль с чернилами и дать на пробу ее? А если он не поверит и захочет сам выбрать?

Пусть… пусть выбирает сам. Но проверит он только нужную, а ненужные он проверить не сможет. Для этого достаточно, чтобы он не сумел открыть пробку. Скажем, приклеить ее надежным клеем.

План готов.

Вот только одно маленькое уточнение. Абрамыч очень быстро обнаружит, что его кинули. Со Славой он ничего сделать не сможет, а вот с ним, с Сергеем… Как-то не хочется опять садится в обжитую камеру.

Значит, что?

Значит, товарищ Вышинский, вам нужно уезжать из города. Бежать.

Слишком много последнее время накопилось проблем. Будущие разбирательства с Абрамычем, огэпэушники на хвосте — Сергей ни капли не поверил, что его оставят в покое, наверняка за ним до сих пор ходит хвост, вдруг он все же агент белогвардейцев, а теперь, когда Виктор сказал, что с него сняты подозрения, он и проявит свою сущность — неизвестно, как отреагирует на смерть брата и разрушение своей чернильной империи Михаил Потапович, но навряд ли прекратит попытки достать конкурента, да еще старый наркоторговец Менахем, который тоже может напомнить про «должок». Такой клубок можно долго расплетать и в итоге расплести. Но зачем? Он, Сергей, имеет другую цель — славный город Ленинград, где его ждет артефакт, позволяющий вернуться обратно. Не распутывать, а разрубить.

Вот только оставлять мастерскую на произвол судьбы не годится. И Абрамыч наедет на тех, на кого Сергей ее оставит, и Потапыч… Нужно не бросить ее, а оставить в надежные руки. А чьи руки в нынешних условиях — спасибо за подсказку, Катя — будут надежнее государственных?

Загнать Абрамычу фальшивые чернила, отдать деньги Славе, передать мастерскую государству и исчезнуть из города.

— Слава, я знаю, где взять деньги. Только одолжи мне одну ручку. Для испытания.

Все прошло как по нотам. Виктор Алексеевич и Кирилл сначала опешили, узнав, что их начальник хочет подарить мастерскую государству, но потом, услышав о причинах, согласились помочь. И даже помогли выкрасить бутыли краской, подобрав колер. Что там красить — наливаешь порцию внутрь и крутишь бутыль, пока все внутренние стенки не покроются слоем краски.

Пока бутыли сохли, Сергей съездил к товарищу Шраму. Тот тоже был удивлен, но не стал ломаться, подписал все бумаги. Когда Сергей приехал с бутылями к Ивану Абрамовичу, он уже был не владелец мастерской, а простой безработный.

Вернее, потенциальный директор госпредприятия.

На собрании работников мастерской — плюс Слава и Катя — без всяких споров большинством голосов при одном «против» — сам Сергей — его выбрали директором мастерской. Когда Вышинский попытался возразить, что все-таки у будущего начальства в лице губсовнархоза могут быть другие планы, ему заявили, что мнение пролетариата все же что-то стоит, так пусть Сергей не сомневается, а покупает себе портфель и готовится к должности. Которая от должности хозяина отличается только меньшей зарплатой и большим количеством бумаг, которые ему придется оформлять.

Сергей своих товарищей в собственные планы посвятил не полностью, поэтому о его намерении скрыться никто не знал. Сергей чувствовал себя предателем, но объяснить заранее ничего не мог. Мало ли кому могут ребята рассказать об этом и мало ли кто может услышать. Ладно, если уголовники — только обрадуются — а если ОГПУ? Попытка побега из-под подписки о невыезде — поступок отнюдь не благонадежный.

Так что пришлось, скрепя сердце, согласиться принять на себя обязанности директора.

Больше споров вызвало новое название мастерской. Опять всплывали приснопамятные «Красные чернила» и попытки назвать мастерскую именем товарища Ленина. В итоге победил Слава, который выбрал в качестве виртуального покровителя мастерской товарища Луначарского, обосновав свой выбор тем, что Анатолий Васильевич — нарком просвещения, а чернила можно отнести либо к просвещению, либо к бюрократии.

Слава получил деньги и убежал. Не от неблагодарности, а чтобы успеть положить их на счет губоно в банке. Передавать деньги Абрамовичу он не собирался, считая, что это все равно что просто потерять их еще раз. Слава и вовсе не собирался больше работать с Абрамовичем и уже написал заявление об уходе. Сергей под эту марку уговорил Славу — и ребят из мастерской — стать своим заместителем. Всем Сергей объяснил это желанием, чтобы мастерская осталась в случае, если он заболеет, под надежной рукой, а втайне он понимал, что после его ухода Слава станет лучшим начальником, чем он.

— Сергей, — Катя посмотрела вслед скрывшемуся брату и взяла Сергея за руки, — спасибо тебе.

— Катя, разве мы не люди? И не должны помогать друг другу?

Девушка порывисто обхватила шею Сергея руками и заплакала:

— Я думала… я говорила… ты… а ты… Ты — настоящий… Человек…

— Катя, успокойся, Катенька, перестань…

Сергей гладил ее волосы и сам с трудом сдерживался.

— Спасибо тебе, — девушка подняла мокрое лицо с покрасневшим носиком.

— За брата.

— За тебя. Спасибо, что ты есть.

Она поцеловала Сергея. Неумело, но страстно.

Это был всего лишь поцелуй, но Сергей был так счастлив, как будто Катя позволила ему намного большее. Вот только к счастью примешивалась большая ложка горечи.