Разведка: лица и личности - Вадим Алексеевич Кирпиченко

удовлетворять немедленно. Следующий год (а в дальнейшем каждый следующий) должен был стать годом «решительного перелома в борьбе с душманами…»

В руководстве ПГУ четыре человека с утра до вечера занимались афганскими делами — сам начальник В. А. Крючков, я, заместитель начальника разведки по этому району Яков Прокофьевич Медяник и заместитель начальника разведки — начальник Управления «С» Юрий Иванович Дроздов.

Я курировал, в частности, работу представительства КГБ, участвовал в многочисленных совещаниях по Афганистану и в КГБ, и за его пределами и очень много времени уделял беседам с нашими сотрудниками, побывавшими в стране. В этих беседах решались различные текущие дела, но я, помимо этого, хотел понять перспективу развития событий. К сожалению, в своем подавляющем большинстве эти доклады были неутешительными. По-прежнему режим удерживал свои позиции только в Кабуле, а на периферии власть переходила из рук в руки, и нигде не было и намека на стабилизацию режима и поддержку его населением.

Примерно через год после переворота я понял, что пребывание наших войск в Афганистане не дает ощутимых результатов, а через два пришел к выводу, что оказание нашей политической, экономической, военной и всех остальных видов помощи Бабраку Кармалю не спасет его режим и не приведет к стабилизации обстановки.

Разочаровавшись в Бабраке Кармале (он действительно был слабым организатором при больших амбициях), советское руководство (по предложению и при помощи разведки) пошло на замену афганского руководителя Наджибуллой.

Утверждение Наджибуллы в качестве афганского лидера на какое-то время породило надежды на улучшение обстановки в Афганистане, но скоро все пошло по-прежнему. Афганистан продолжал тянуть из нас все соки, армия не понимала, за что она воюет, вмешательство во внутренние дела страны других иностранных государств нарастало, в своей основной массе афганцы считали нас оккупантами, а Наджибуллу — ставленником Москвы.

Руководство КГБ, однако, не допускало мысли о нашем поражении в Афганистане и постоянно выступало с новыми инициативами по оказанию помощи южному соседу во все возрастающем объеме. Даже отдаленные намеки на то, что нам надо уходить оттуда, считались антигосударственными, антипартийными и крамольными.

Видя всю обреченность нашего участия в афганских делах, трудно было сохранять хоть какой-то энтузиазм. Потери нашей армии и громадная военная и экономическая помощь, сгоравшая в «черной дыре» за Пянджем, вызывали чувство протеста и действовали угнетающе.

Парадокс этого явления состоял в том, что КГБ, и в первую очередь разведке, удалось создать действительно работоспособные афганские органы госбезопасности, которые вели успешную работу не только на всей территории страны, но и проникали в Пакистан, а пришедший с нашей помощью к власти Наджибулла был, несомненно, самым достойным лидером из бывших когда-либо в Афганистане. Я знал его лично и встречался с ним и в тот период, когда он возглавлял органы безопасности, и когда стал президентом.

Он был хорошим организатором, высокообразованным человеком, противником проведения репрессий в стране, да и сама его специальность — врач — уже предполагала гуманное начало в его характере. Наджибулла искренне хотел счастья и процветания своему народу и не щадил своих сил, чтобы как-то улучшить обстановку в Афганистане.

Как-то я сопровождал его вечером на пути из центра Москвы в Ясенево. Мы ехали по Ленинскому проспекту, и, глядя на освещенные окна домов, Наджибулла сказал:

— Когда же будут такие современные дома в Афганистане, когда же у нас будет такая счастливая и спокойная жизнь, как у вас? Доживу ли я до этого времени?

Тут была и боль за Афганистан, и понимание того, что путь в более или менее цивилизованное общество в его стране будет долгим и мучительным.

Вера в Наджибуллу и в надежность его органов безопасности порождала в руководстве КГБ иллюзии, что раз на этом участке можно добиться успехов, значит, можно и должно добиваться их в масштабах всей страны. Эти опасные иллюзии, нежелание взглянуть правде в глаза задержали вывод наших войск на несколько лет. И большая доля вины за это ложится на КГБ. Следует сказать, что на должности руководителей представительства этого ведомства в Кабуле выдвигались руководящие работники разведки, положительно проявившие себя на оперативной работе и очень хорошо разбиравшиеся в делах Ближнего и Среднего Востока. Помимо Б. С. Иванова представительство последовательно возглавляли Л. П. Богданов, В.Н. Спольников, Н.Е. Калягин, Б. Н. Воскобойников, В. П. Зайцев. Трое из них, Богданов, Спольников и Зайцев, были востоковедами и ранее работали в странах этого региона.

Последним нашим представителем в Кабуле был В. А. Ревин. У него сложились особо близкие отношения с Наджибуллой. Ревин как мог подбадривал афганского лидера. Следует также сказать, что все наши руководители представительства имели прямой доступ к Бабраку Кармалю и Наджибулле, которые принимали их по первой же просьбе.

Очевидно, уместно отметить, что Афганистан обернулся поражением не только для нас. Во многом просчитались и США. Именно они были инициаторами создания на территории Пакистана вооруженных формирований моджахедов, которые вели вооруженную борьбу с советской армией. Именно Вашингтон вооружал их и направлял на борьбу с «неверными». Это американские власти по существу открыли путь террористам, которые, прикрываясь знаменем ислама, наводят страх и ужас во многих странах и в настоящее время. То, что происходит сейчас в Алжире, — это тоже результат деятельности секретных служб Вашингтона. Организаторы резни мирного населения в Алжире прошли подготовку в пакистанских лагерях на деньги американцев. И гражданская война в Таджикистане, и братоубийственная война в самом Афганистане, которая бушует до сих пор, — это тоже в известной мере следствие политики США, которые были готовы сотрудничать с самыми темными и реакционными силами, лишь бы ослабить влияние Советского Союза.

Десятилетняя война в Афганистане разлагала нашу армию. Военные действия в чужой стране с малопонятными целями вызывали ненужную жестокость в обращении с населением, которое не без основания рассматривалось в качестве пособников моджахедов — душманов. Грабежи и насилия стали обычным, повседневным явлением.

Да и кровавые разборки, которые до сих пор случаются между различными группами в наших ветеранских организациях, — это тоже печальное следствие той кровавой войны.

Генералитет же систематически получал высокие звания и награды. Стало правилом, что генерал, выехавший на полгода в Афганистан, получал очередное генеральское звание, а нередко и Золотую Звезду Героя.

Так все-таки зачем мы влезли в Афганистан? Некоторые наши политики и высокие в прошлом должностные лица ссылаются на важные стратегические интересы Советского Союза, но в чем они заключались, как правило, не объясняют. Вообще словосочетание «важные стратегические интересы» всегда покрыто тайной. Раз стратегические, значит, это не всем дано понять и не всем положено знать. И нечего лезть с вопросами.

Самым понятным и