Артур - Стивен Рэй Лоухед

Эмрис спел это по бардовскому вдохновению и не пожелал говорить о песне и ее значении. Впрочем, на следующий день я заметил ту же тревогу в его разговоре с Аваллахом. Что-то Эмриса беспокоило, и я решил непременно узнать, что именно. Все следующие дни я был начеку, чтобы не пропустить слово, которое наведет меня на мысль.

Все было спокойно. Несколько дней я бродил по обрывам над морем, наблюдая, как ныряют за рыбой серые чайки и садится за скалами солнце. Я говорил с Дивным Народом всякий раз, как выпадала возможность, и даже завязал что-то вроде дружбы с одним из конюхов. Так я узнал много удивительного про Дивный Народ, но ничего о заботах моего господина.

Вечерами я держался ближе к Эмрису, чтобы все слышать, но толку от этого не было до самой последней ночи. На следующее утро нам предстояло тронуться в путь, чтоб поспеть в Каер Лиал к возвращению Пендрагона.

Эмрис сидел между Королем-рыболовом и своей матерью, я прислуживал, чтобы быть к нему ближе. Говорили о посевах и скоте, о рыбной ловле и о том, какая на острове зима...

Внезапно Эмрис помрачнел и выпустил нож, словно не в силах его держать. Обратившись к матери, он спросил:

— Где Моргана?

Харита поднесла ко рту дрожащую руку.

— О чем ты?

— Мне повторить вопрос?

— Ой, Сокол, не думаешь же ты, что она может... — Владычица озера не договорила. — Почему ты спросил?

— С самого приезда я ощущаю ее присутствие. Если она не здесь, значит, еще заявится.

Я заметил, что Аваллах перестал есть, тяжело сглотнул, словно подавившись, и, отложив нож, ухватился за край стола.

Он что-то знает! Интересно, видит ли это Эмрис. Однако он не повернулся к Королю-рыболову и продолжал говорить только со своей матерью.

— Думаешь, она посмеет? — спросила Харита. — Зачем?

Эмрис медленно покачал головой:

— Не знаю. Ее действий мне не понять.

Он протянул руку, взял ее ладонь и крепко сжал в своей.

— Будь осторожна, — предупредил он. — Я не знаю, что это и к чему. Пожалуйста, береги себя.

Больше ничего не было сказано на эту тему, и разговор вернулся к более приятным вещам. И все же я задумался. Слова Эмриса проникли мне в душу и продолжали слышаться, словно отзвук задетой струны арфы:

"Если она не здесь, значит, еще заявится".

Случай поговорить с Эмрисом про то, что я видел за столом у Короля-рыболова, представился только на корабле. Мы удалялись от острова, Эмрис отошел от моряков и стоял, глядя на волны, которые разбегались от гордого корабельного носа.

Я подскочил к нему и сказал:

— Господин Эмрис, позвольте одно слово.

Он отвечал рассеянно, не поворачиваясь:

— Чего тебе, Анейрин?

Как ни странно, я не сказал того, что собирался, а вместо этого задал вопрос, который, наверное, сильнее меня тревожил:

— Зачем ты взял меня на Инис Аваллон?

Он довольно долго думал, прежде чем ответить.

— Не знаю, малыш. — Глаза его обратились к морю. — Почему ты спросил?

Теперь пришел мой черед сознаваться в своем неведении.

— Вот видишь, — мудро заметил Эмрис, — сам понимаешь, как это бывает. — Он улыбнулся и посмотрел на меня. Наверное, лицо у меня было вытянутое, потому что он промолвил: — Ты ведь хотел сказать что-то более важное. Верно?

— Да, Эмрис.

— Ну так говори.

Я рассказал о поведении Короля-рыболова, которое сам видел. Глаза у Эмриса сузились.

— Мне не пришло в голову его спросить, — пробормотал он.

— Кто эта Моргана? — спросил я, не понимая, что говорю. Лучше бы мне никогда не слышать этого имени, тем паче не произносить его.

Черты Эмриса исказила боль.

— Она... — Он не договорил и, тряхнув головой, спросил: — Неужто ты не слыхал о Царице воздуха и мрака?

— Нет. — Я пожал плечами. — Это имя мне ничего не говорит.

— Как же так? — подивился Эмрис. — Память людская коротка, но зло живет долго.

Он вновь повернулся к морю, но я понимал, что взгляд его обращен внутрь и уже не различает впереди блещущий водный простор.

Глава 4

За четыре дня до Лугназада Пендрагон вернулся в Каер Лиал. Его сопровождали триста кимброгов. Он ехал во главе дружины на молочно-белом скакуне в высоком стальном шлеме, украшенном золотом, и со знаменитым мечом Калибурном на боку. За спиной у него был Придвен, белый щит с багряным Крестом Господним. Его громадный пес Кавал трусил рядом, гордо подняв голову. Впереди ехал Рис с Алым Драконом — так звался королевский штандарт, который был из чистейшего красного золота.

Я стоял на крепостном валу. Внизу люди выбегали из ворот на дорогу, размахивали пестрыми платками и выкрикивали приветствия. С малолетства я слышал про Артура, славного Пендрагона, Верховного короля Острова Могущественного, справедливейшего монарха в мире, и все же оказался не готов к тому, что увижу.

Медведь Британии был телом могуч, ростом высок, взором и мыслью остр, на руку и решения тверд, в движениях быстр, словно меч на его боку, ликом светел, словно солнышко над его головой. Летним Владыкой звали его, и, хвала Господу Богу, это была не лесть.

По левую руку от короля ехали Гвальхавад и Борс, по левую — достославный Лленллеуг. Их я узнал бы где угодно, хотя сейчас видел впервые. Они сидели на рослых скакунах и держали копья с серебряными наконечниками. Эти храбрецы несли свою доблесть, как пестрые плащи, переброшенные через их плечи.

Верховный король и кимброги — из-за значка с алым драконом их прозвали Драконья Стая — проехали через высокие тесовые ворота в город. Каер Лиал приготовился к встрече Пендрагона; об этом позаботилась королева. Улицы вымыли водой, повсюду повесили гирлянды из луговых цветов. Народ громкими криками приветствовал короля, отовсюду неслись хвалы и здравицы. На них Пендрагон отвечал так же приветливо. Сразу было видно, что из двух столиц Каер Лиал ближе его сердцу. Здесь его любили, уважали и чтили превыше всех.

Я спустился с вала и через толпу бегом бросился во дворец. Радостные выкрики оглушали. Во дворе давка оказалась такая, что я не смог пробиться ко входу. Верховный король спешился, поднялся по ступеням и обратился к народу с приветственным словом. Я был так далеко, что ничего не разобрал за шумом.

Только