Гулы - Сергей Кириенко

Впоследствии события того времени стали именоваться Большим переделом: в течение полутора месяцев каждые два-три дня на окраинах и в центре Террено звучали выстрелы и рядовые бойцы Пандоры и Борзо гибли один за другим. Не все из них попадали потом на кладбище — большинство нашли успокоение на склоне Кальва-Монтанья. За два месяца Пандора потерял около трети своих людей, для Борзо результаты были более благоприятными, но все-таки не утешительными, — около пятнадцати человек не досчитались в отрядах Эрбы и Пальоли. Полиция официально зарегистрировала девять убитых, но о неучтенных трупах она конечно же знала. Знали в городе и о том, кто ведет эту войну. Кое-кто из официальных лиц Террено встретился с Борзо и намекнул ему, что подобная слава маленькому городку не нужна. Также ему сообщили, что, если в ближайшее время в Террено не станет спокойно, может быть закрыто казино, а полиция ужесточит гонения на проституток и торговцев наркотиками в районе порта. Франческо понял, что за этими людьми стоит Амелико Пандора — таким образом тот решил нажать на соперника, видя, что открытую войну он проигрывает, — однако решил идти до конца. После того как еще несколько его людей были убиты, Пандора запросил мир — состоялась еще одна их встреча с Франческо, результатом которой явилась договоренность, по которой одна часть района Золотого бульвара отходила к Борзо, другая оставалась за Пандорой. Сам Золотой бульвар становился своеобразной демаркационной зоной, на которой могли работать как люди Пандоры, так и люди Борзо… Франческо расценил результаты передела как победу.

Следующие годы в Террено было затишье. Жизнь шла своим чередом, если не считать мелких стычек между противниками, которые никогда не приводили ни к чему серьезному. После того как обстановка в Террено устоялась, Франческо поменял области контроля: Луиджи ле Гранде он отдал район Золотого бульвара — самый маленький в его владениях, а Доминика Пальоли поставил на Вилладжо-Верде — после четырехлетнего правления там ле Гранде доходы с зеленщиков и мелких лавочников стали меньше, чем раньше. Доминик Пальоли быстро выправил положение.

И все-таки Франческо понимал, что Амелико Пандора так просто не успокоится — слишком хорошо тот еще помнил время, когда две трети города принадлежали ему, и он правил в них безраздельно. Он будет ждать и когда-нибудь, решив, что пришло его время, начнет войну — возможно, последнюю между ним и Борзо… И вот, стоя этим утром перед зеркалом умывальника и разглядывая свое отражение, Франческо думал о том, что близится час, которого Амелико Пандора ждал, наверное, последние шесть лет. Воспользовавшись исчезновением брата, он может начать новый передел Террено. Франческо интуитивно чувствовал это, хотя и не знал, действительно ли Франко Пандора исчез или его исчезновение подстроено его же братом для того, чтобы получить повод для начала войны. Но даже если это и дело рук Амелико Пандоры, то повод уже есть, и от этого никуда не деться…

В восемь утра встала Мальда. Пока жена готовила завтрак, уже побрившийся и принявший душ Франческо просмотрел через Интернет сегодняшние выпуски американской «Вашингтон пост» и итальянской «Л’Уманита». Это был их маленький семейный ритуал: каждое утро Мальда самостоятельно готовила для него и дочери завтрак, в то время как Франческо читал газеты. Во-первых, это позволяло ему с самого утра настроиться на спокойный лад, во-вторых, таким образом он мог быть в курсе того, что происходит в мире. Тем более что днем он вряд ли мог выкроить время на чтение газет.

В половине девятого они сели завтракать. Как всегда, Мальда накрыла стол на летней веранде. Через огромное стекло веранды открывался отличный вид на две лужайки ярко-розовых гиацинтов, разбитые перед домом. Между лужайками шла неширокая асфальтовая дорожка, ведущая к воротам ограды… Когда Франческо сел за стол, на котором стояли тарелочки с уже нарезанным белым хлебом, маслом, кусочками сыра и салями, на веранду вышла Фернандина. Она медленно подошла к отцу, чмокнула его в щеку, пробормотав: «Доброе утро, папочка», и уселась на стул. Мальда налила себе и мужу черного кофе, дочери — кофе с молоком, и тоже села за стол.

Как всегда, первая минута завтрака прошла в молчании. Потом Мальда намазала на хлеб масло, вопросительно посмотрела на дочь и спросила:

— Нанда, не хочешь сказать папе, что сделала вчера вечером?

Фернандина взглянула на мать с недоумением, словно не понимая, что та имеет в виду. Франческо тоже посмотрел на жену.

— Вчера вечером, во время урока, она засунула лягушку в блузку мадам Дюшон, — сообщила Мальда, видя, что дочь не собирается признаваться.

Франческо отпил кофе и перевел взгляд на дочь. Мадам Дюшон была приходящей учительницей Фернандины, три раза в неделю дававшей ей уроки французского. Она была достойной дамой, так зачем же было запихивать грязную лягушку ей в блузку? Франческо положил кусок сыра на хлеб, еще раз посмотрел на нахмуренные брови жены, подумав о том, что сегодня Мальда в плохом настроении с самого утра — возможно, виной тому ее недавно начавшиеся месячные? — и спросил, обращаясь к дочери:

— Где ты ее взяла?

— Возле бассейна, — ответила Фернандина, настороженно поглядывая на отца, не зная еще, как он отреагирует на ее вчерашнюю выходку.

Немного подумав, Франческо сказал:

— Не делай этого больше, Нанда. Лягушка была грязная, ты могла подцепить какую-нибудь заразу.

Он положил сыр на хлеб и принялся не спеша откусывать от бутерброда.

— Хорошо, папочка, — ответила Фернандина и бросила на мать хитроватый взгляд.

Какое-то время Мальда смотрела на мужа с недоумением, после чего спросила:

— И что? Ты больше ей ничего не скажешь?

— Что я должен сказать?

— Она запихала в блузку мадам Дюшон лягушку!

— Ну, хорошо, — сказал после небольшой паузы Франческо. — Я прикажу охранникам, чтобы они лучше следили за бассейном и не подпускали к нему Нанду одну.

— Причем здесь бассейн? — нахмурилась Мальда.

— Подумай сама, — ответил Франческо, не переставая поглощать бутерброд.

Через пару секунд Мальда посмотрела на мужа другими глазами — неожиданно она поняла, что он имеет в виду. Оказавшись в воде одна, Фернандина могла утонуть. Ведь ей всего девять лет, и хотя она умеет плавать, от несчастий не застрахован никто. Ведь известно, что и люди, переплывавшие Ла-Манш, тонули в обычном бассейне.

— Нанда, дай слово, что ты не будешь подходить к бассейну одна, — потребовала Мальда, переводя обеспокоенный взгляд на дочь.

— Угу, — выдавила Фернандина сквозь набитый рот и озорно подмигнула отцу.