Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель

сирот — по благотворительности. Посидеть за вкусным столом, послушать стишки в нагрузку. Маленькая Сирена не давала осечек, навострилась добивать голосом до нужного зала со второго этажа. И рада была угодить папашке и бабушке. Только пришлось установить сигнальный артефакт-колокольчик — чтобы девочка знала, когда папаша начинает выступление. Чтобы не начала петь раньше и какого-нибудь другого поэта не превратила в идола поколения.

— Стало быть, так и родился этот ваш салон, — Пухлик трёт в кои-то веки выбритый подбородок. — «Сила искусства» — ну да, как же. Сначала вы приглашали сошек помельче, потом осмелели и принялись за сливки общества. Даже придумали причину, по которой ваш сынок не желает выступать вне салона или печатать свои вирши. Дух Морио. Привидение — отличный способ заманить публику. А так-то получается, вы просто скрывали — насколько на самом деле бездарны его стихи. У тех, кто слышал их не под воздействием Сирены, могли возникнуть нехилые такие вопросы. Боженьки, до чего изобретательно — просто моё почтение. Но теперь мы добрались до самого интересного, я прав? До сирен и до вашего вызова.

Мясник, откинувшийся в кресле, задумчиво салютует дартом — ага, прав, Пухлик, валяй дальше. Пухлик валяет. Частично становясь самим собой.

– Интересно бы знать, если всё было так шоколадно, — для чего было закупать сирен, у которых может быть только одно предназначение? Вы хотели заменить ими девочку. Заметили, что Дар у Сапфи растёт, а? Поняли, что она становится небезопасной? Я слышал, у Магов Музыки в подростковом возрасте бывают срывы. Контроль летит в вир болотный — такое уж времечко.

Муха молчит. Даже когда Мясник с намёком ей делает пальчиком. Лицо озлобленное и испуганное — но она молчит. Только взглядом упирается в сыночку.

Но Пухлик — тот ещё законник, куда там Крысолову.

– А-а-а, вот в чём загвоздка, Ирлен перестал так цепляться за дочь, смирился с утратой Морио… — Муха расслабляется, и зря. — Нет, иначе. О какой черноокой певчей сирене ваш сын говорил в самом начале, на салоне? Он ведь это не о Морио, так? Ставлю свою Печать — он начал уделять дочке уж слишком пристальное внимание. Провозгласил её своей музой. И малость на ней помешался. А когда вы сказали, что это заходит уж очень далеко…

– Он на меня накричал, — подрагивающий, трагический шёпот. — В первый раз… из-за этой грязи. Даже из-за нойя он никогда не повышал на меня голос. Всегда был моим мальчиком.

«Ы-ы-ы-ы-ы», — хрипит на ковре сорокалетний мальчик.

– Стало быть, страх и ревность. Только вот вы же понимали, что просто убить Сапфи, как Морио, нельзя. Сами вы рук марать не любите…

– Я не убийца, что бы вы обо мне ни думали. И она всё же моя внучка. Дочь Ирли.

– Высокие, высокие отношения! Наверняка вы хотели обратиться в Гильдию Чистых Рук, только вот с Гильдией пару месяцев назад вышла какая-то оказия, я даже себе не представляю, какая. А их конкуренты осторожны. А ещё наёмники суеверный народ — так? Убить ребёнка… ребёнка крови нойя — это же проклятие на Дар. До конца жизни не отмоешься, за такое только совсем отбитые берутся. Нет, можно было б найти — я не спорю, только вот сыночка бы вам за такое спасибо не сказал. Тут разом и потеря славы, и потеря вдохновения, потеря дочки… И вы продумали нехилый такой план — не без ущербов, но довольно интересный.

Физиономия у Пухлика почти добродушная, когда он перечисляет пункты плана. Раз — убрать девочку подальше от отца, побольше восторженных поклонников для него, поездок «для вдохновения». Поменьше контактов — сказать, что девочке нужна женская рука, обучение манерам, что угодно. Два — купить и начать дрессировать сирен, сказать, что на всякий случай — ведь девочка может заболеть или сорваться, кто там знает.

– Кто дрессировщик? — подаёт голос Палач.

– Некий господин Опланд, мне дали рекомендации, — отвечает Муха. — Он наведывался к нам шесть раз и добился поразительных результатов.

Да уж — поразительных, бедные малыши запели, как только команду услышали.

– Дело осталось за малым — обставить действо. Думаю, девочке вы давно уже вкладывали в голову, что она чудовище, уродка. И что за ней придут. Теперь вот начали говорить, что придёт устранитель. Дальше — маскирующий артефакт и анонимный вызов в «Ковчежец». Именно Рихарду Нэйшу — потому что для плана нужен Дар Щита.

План старой, свихнувшейся мрази. На после-приёма, — она же на этом настаивала, от этого все её «только для избранных». Когда разъедутся гости — устранитель останется, помня, что в доме где-то чудовище. Муха выведет девчонку из комнаты. Сама утащит подальше сыночка под каким-нибудь предлогом. Или усыпит. Девочка запаникует, когда увидит, что её пришли убивать. Ударит Даром. Только вот Щиту Нэйша это будет нипочём, и ответный удар дартом положит девчонку на месте.

Только вот мы вперлись в коридор раньше времени. А Мясник поймал внезапный ступор в шаге от Певчей Птахи.

А я чуть не ударила. Была вот настолечко — от того, чтобы…

Если б не Пухлик.

– Вот уж чего не могу понять — почему вы выбрали такой драматичный способ. Отделаться чужими руками — это мне ясно, но… вы не пожалели собственный дом. «Прорыв сирены» — серьезная штука, не будете же вы говорить, что не знали о ней? Или на искалеченную Печать надеялись, а? В любом случае, ваш сынок мог после поинтересоваться — а откуда на приёме некий господин Нэйш. Ладно, вызов вы бы на кого-то из поэтов спихнули, есть же госпожа Та-что-пишет… Но всё же — зачем столько драмы?

Муха глядит на Пухлика с недоумением и лёгкой насмешкой. Свысока.

– Вы не поэт, так ведь? Ни на полногтя. Наверняка вы даже не читали Сапфиру Элебосскую.

– Не довелось, да. Не проясните?

– Это поэзия, — мерзенькое придыхание. — Серебряные блики. Безжалостный охотник и сладкоголосая сирена, которая завлекает его. Бедная певчая птичка, попавшая в когти…

– Я, конечно, уже понял, что вы основательно тогосеньки — но всё-таки попытаюсь: чи-и-и-иво⁈

– Вдохновение, — сипло подаёт голос Морковка. — Она хотела… Её сын в прошлый раз перестал писать с утратой Морио. Но Морио умерла во сне — это оказалось… недостаточно поэтичным. Недостаточно драматичным. Здесь же… она хотела сделать это его «искрой». Убедить, что это была поэтичная смерть, высшее предназначение… будто в стихах Сапфиры.

Звучит