ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Фрэнсис Сондерс

Берлин, который пока ещё не знал о тайном сговоре Ласки, ответил на его письмо 18 апреля. Он одобрил решение договориться с О'Брайеном без суда, а затем с большим прагматизмом и даже злорадством предложил возможный выход из сложной ситуации: «Вы прекрасно могли сказать, что, как и другие организации, нуждающиеся в финансовой помощи, пошли в Конгресс за свободу культуры; они обратились в другие организации, судя по имеющейся информации, достаточно респектабельные, которые не имеют привычки выяснять источники дохода уважаемых структур и компаний, поддерживающих их. Но в свете последних разоблачений вы оказались в затруднительном положении и чувствуете всеобщую неприязнь от того, что приняли эти средства. Это практически то же самое, что ответил фонд «Азия» [ширма ЦРУ], и это кажется мне вполне подходящим... правильным для «Инкаунтера» будет просто сказать, что вы действовали, не зная таких нюансов... и что теперь, когда вы признаёте как честный журнал тот факт, что вы получали непрямые гранты от ЦРУ, это просто ставит вас в равные условия с очень многими другими организациями, которые, возможно, также не знали, кто был первичным, основным источником их финансирования, или что-то вроде того. Здравомыслящие и доброжелательные люди поймут это; те же, кто к ним не относится - продолжат язвить в любом случае» [999].

Если Берлин и чувствовал какое-либо моральное отвращение к тому сложному обману, который он описывал, то он не показывал этого. Скорее, он заимствовал риторику открытого общества, чтобы защитить то, что в действительности было попыткой скрытого управления этого самого общества.

Публично, однако, Исайя Берлин должен был скоро выбрать другой подход. Когда история отношений «Инкаунтера» с ЦРУ раскрылась, он пренебрежительно отрёкся от журнала и обвинил Джоссельсона и Ласки в том, что они «скомпрометировали приличных людей». Его биограф Михаил Игнатьев утверждает, что Берлин был столь же потрясён этими тайными отношениями, как и кто-либо другой, и что «у него, конечно же, не было как официальных, так и неофициальных отношений ни с британской разведкой, ни с ЦРУ» [1000]. Высмеивая это утверждение, Кристофер Хитченс (Christopher Hitchens) написал, что «отречение от «Инкаунтера», понятое буквально, означало бы, что Берлин был чрезмерно нелюбопытным, или более унылым, чем нас убеждали, или потратил впустую своё время в Вашингтоне». Двойственная позиция Берлина по этой проблеме в целом происходила от его преданности англоамериканскому наднациональному «взаимопониманию», которое, по словам Хитченса, «часто носило печать реальной политики и, в общем, расчёта» [1001].

Встреча членов попечительского совета журнала в ресторане Скотта ничего не решила, и на 21 апреля была назначена вторая чрезвычайная конференция, на которую Артур Шлезингер прилетел из Нью-Йорка. Согласно воспоминаниям Наташи Спендер, на этой встрече было решено, что Ласки должен уйти в отставку, и он согласился. Об этом решение должно было быть объявлено в заявлении попечителей, чтобы потом опубликовать его в «Инкаунтере». Ласки начал своё заявление с «мощной атаки на Стивена, утверждая, что он должен был знать то, что происходило. Все другие члены попечительского совета заявили Ласки, что это было совершенно неправильно и должно быть убрано из отчёта» [1002], - вспоминала Наташа. Эдвард Шиле сказал, что найдёт работу для Ласки в Чикаго, и на следующей неделе улетел обратно. Но через день после встречи Ласки передумал, говоря, что у него не было намерения уйти в отставку и он не собирался соглашаться на заявление вообще.

За несколько дней до этой встречи Наташе позвонил Майкл Джоссельсон из Женевы «и попросил меня не раскачивать лодку; он говорил и говорил о том, как пытался защитить Стивена. И я сказала: «Чья лодка? Я не думаю, что Стивен и Фрэнк находятся в той же лодке, что и Мэл» [1003].

Будучи не в состоянии успокоить ни Наташу, ни Стивена по телефону, Джоссельсон попробовал другую тактику. В попытке вывести их обоих из борьбы он намекнул Флейшману, что, возможно, Спендеры нуждаются в отпуске. Но это не прошло. «Я была абсолютно разъярена, когда Флейшман, кроме всего прочего, прислал нам телеграмму, спрашивая, не желаем ли мы провести неделю на его яхте, - кипятилась Наташа Спендер. - Мы послали ему его мерзость обратно, и всё. Больше мы никогда его не видели» [1004].

Предложение Флейшмана окончилось ничем, и Джоссельсон написал непосредственно Стивену. Во-первых, он сказал, что комментарии Ласки на встрече совета попечителей о финансировании из Министерства иностранных дел были неправильно поняты, и результатом стало то, что он ссылался на слухи, которые его глубоко встревожили. «Я боялся, что если бы Мэл был достаточно раздражён, он сделал бы то, что в конце концов сделал на встрече попечителей. Я пытался предотвратить это, как мог, вот почему обратился с просьбой к вам и к Наташе не раскачивать лодку слишком сильно и вот откуда мои заверения, что я только пытался защитить всех. Я был особенно встревожен после того, как получил сообщение от Бриджит Ласки (Brigitte Lasky), что Наташа обидела её на недавней вечеринке». Джоссельсон писал, что Наташа Спендер была открыто и чрезвычайно негативно настроена по отношению к Ласки. «Зная причину такого состояния, я прощаю Наташе всё. Но беседа с ней убедила меня, что это был не только вопрос её неприязни к Мэлу, но и её патологической - извините за резкое слово - ненависти к нему» [1005].

Джоссельсон продолжал приносить извинения за вспышку Ласки против Спендера: «Мэл уже сказал мне, как сильно он сожалеет, что позволил себе сорваться», и просил Спендера не уходить в отставку. «Я всё ещё полагаю, что «Инкаунтер» является действительно значительным успехом, и не хотел бы видеть, как он погибнет, причём позорно, если вы трое - потому что, очевидно, Мэл также уйдёт в отставку - не сможете посмотреть на произошедшее менее пристрастно, более философски» [1006].  Джоссельсон предложил паллиатив: он явно дал понять, что Ласки должен в карьерных целях сменить работу («рассмотреть должность в академическом мире») и что десятая годовщина его пребывания в должности редактора журнала, наступающая в 1968 году, «была бы в психологическом отношении хорошим моментом» для того, чтобы уйти. Джоссельсон также сказал, что испытывал «повторяющиеся приступы отчаяния» по этому делу, но что «намного большей проблемой» было «оставаться американским гражданином перед лицом войны во Вьетнаме». Наконец, он отметил, что у него не было скрытых мотивов держать источники финансирования в секрете: «Я имел возможность помогать сотням людей во всём мире делать то, что они сами хотели: писать книги, картины, проводить исследования, поехать туда и тогда, куда они хотели, или быть редакторами журналов... Всё это я с удовольствием делал, и если вы думаете, что ЦРУ извлекло из этого что-либо... поверьте мне, пользу извлекали другие!» [1007].

8 мая 1967 года «Нью-Йорк Таймс» разместила на первой полосе статью под заголовком «Стивен Спендер покидает «Инкаунтер». В статье приводилась цитата Спендера, что в течение нескольких лет он слышал циркулирующие слухи, будто финансовая поддержка журнала осуществлялась из средств ЦРУ, «но я так и не смог подтвердить что-либо до прошлого месяца. Ввиду уже проведённых разоблачений и заявлений, которые ещё могут прозвучать по поводу источников финансирования «Инкаунтера», я думаю, что любой редактор, который осознанно или неосознанно участвовал в их получении, должен уйти в отставку. Я так и сделал» [1008]. Так же поступил и Кермоуд, который оставил у руля только Ласки. И тот в него вцепился, несмотря на требование его отставки и к испугу Джоссельсона, который знал, что игра закончилась. Позже, в тот же день, сделал заявление и Сесил Кинг: «Мы полагаем, что «Инкаунтер» без г-на Ласки был бы также интересен, как Гамлет без принца».

«Когда всё это происходило, я был в Портофино с Исайей и другими друзьями, - вспоминал Стюарт Хемпшир. - Я помню, что мы вшестером телеграфировали в защиту Стивена в Лондон, но Мэри Маккарти отказалась поставить свою подпись, заявив: «О, вы просто ведёте себя как маленькие нью-йоркские мальчики». Стивен был очень расстроен, а Наташа ещё больше. Особенно поведением Ласки. Но почему они были удивлены его поведением? Они действительно ожидали, что он уйдёт в отставку? Он, конечно, этого не сделал бы. Конечно, нет» [1009]. В письме Спендеру несколько дней спустя Маггеридж отметил: «Чудовищно, что, несмотря на всё произошедшее, Мэл остаётся в своей должности» [1010].

Спустя несколько дней после отставки Спендера Наташа с другом пошли, чтобы забрать вещи из офиса «Инкаунтера». К своему ужасу она обнаружила, что «запертый шкаф Стивена был взломан, и [секретарь Ласки] сказал: «Ну да, нас обокрали на прошлой неделе, взломали дверь» [1011]. Стюарт Хемпшир, который просил Спендера «вести учёт всего, иметь личный архив», не был удивлён, когда узнал об этом позже. Это, сказал он, было очевидно [1012].