Великие адмиралы - Д. Свитмэн

Лучший из всех

(1883–1963)

Дата — 28 марта 1941 года. Время — 22.25. Место — восточная часть Средиземного моря недалеко от мыса Матапан (Греция). Три старых, но все еще мощных британских линкора, все ветераны Ютландского боя, скользят по тихой морской глади. Каждый несет 8 — 15² орудий, которые развернуты на левый борт в ожидании неизбежного боя с итальянцами. На переполненном мостике головного линкора «Уорспайт» стоит капитан 1 ранга Дуглас Фишер, к которому совсем недавно присоединились командующий флотом и его штаб. На левом плече безукоризненного адмиральского мундира (Синий номер 5) можно видеть 4 ряда орденских ленточек. Опытный наблюдатель сразу заметит красно-синюю ленточку Ордена за выдающиеся заслуги второго британского ордена, после Креста Виктории. Две маленькие розетки на ней указывают, что адмирал был награжден этим орденом 3 раза. Жажда боя переполняет адмирала Эндрю Каннингхэма, он нетерпеливо вышагивает по левому крылу мостика, ближайшему к неприятелю, и беспокойно обшаривает темноту своим биноклем. Когда капитан 2 ранга Джон Эдельстен, его новый начальник штаба, заметил впереди 3 темных силуэта, пересекающих курс британской эскадры слева направо, Каннингхэм начал вглядываться в них. Начальник оперативного отдела штаба капитан 2 ранга Пауэр, бывший подводник, имел огромный опыт опознания вражеских судов. Он сообщил, что это 2 тяжелых крейсера типа «Зара». Каннингхэм был старым миноносником, и он обучил свои линкоры действовать, как эсминцы. Повинуясь переданному по радио приказу, 3 корабля дружно повернули вправо, и навели на цель свои орудия и прожектора.

Каннингхэм никогда не забудет этот момент. Несколько лет спустя он напишет:

«Используя передатчик с малым радиусом действия, линейный флот был развернут в кильватерную колонну, и я вместе со штабом отправился на верхний, капитанский мостик, откуда открывался прекрасный круговой обзор. Я никогда не забуду следующие несколько минут. Стояла мертвая тишина, почти ощутимая физически, можно было только слышать голоса артиллеристов, переводящих орудия на новую цель. Можно было слышать приказы, повторяемые в КДП, стоящем позади и выше мостика. Взглянув вперед, можно было видеть разворачивающиеся башни и их 15" орудия, нащупывающие вражеские крейсера. Никогда в жизни я не испытывал такого волнения, как в ту секунду, когда услышал спокойный голос из КДП: «Наводчик КДП видит цель». Это значило, что орудия готовы стрелять, и его палец лежит на гашетке. Неприятель находился на расстоянии не более 3800 ярдов — совсем рядом».

Капитан 1 ранга Фишер приказал старшему сигнальщику запросить опознавательные у кораблей, которые сейчас находились на расстоянии всего 2 мили, но АВС[76] запретил это делать. Сигнальщик вспоминает, что адмирал рявкнул: «Спросите мою задницу. Огонь!»

Каннингхэму всегда не терпелось сцепиться с противником. На учебном корабле «Британия», где драки были почти постоянной проблемой, маленький умный шотландец со своим странным акцентом и слегка чужой культурой, вскоре обнаружил, что определенная доля физического насилия просто необходима. «Давай подеремся в воскресенье» — было обычным способом разрешения всех споров. Хотя сам Каннингхэм утверждает, что не был «слишком задиристым мальчиком», его прозвище «Красномордый» говорит, что он принимал участие во многих воскресных кулачных поединках.

Желание сражаться за то, что считается правильным, было семейной чертой Каннингхэмов. Первый из известных предков Эндрю был приходской священник, изгнанный из общины Эттрик за отказ признать соглашение о религиозном примирении после Реставрации. Каннингхэмы всегда сочетали в себе железную волю с незаурядным интеллектом. Дед Эндрю, его высокопреподобие доктор Джон Каннингхэм, был прекрасным примером, как сегодня сказали бы, «селфмейдмэна». Сын торговца скобяными изделиями, он стал одним из самых выдающихся церковных деятелей Шотландии. Отцом Эндрю был профессор Дэниэл Каннингхэм, который, еще не достигнув 40 лет, в 1882 году получил кафедру анатомии Ирландского Королевского хирургического колледжа. Именно в Дублине 7 января 1883 года его жена Элизабет родила своего третьего ребенка — Эндрю Брауна.

Профессор Каннингхэм вскоре был назначен деканом кафедры анатомии в Тринити-колледже в Дублине. Он стал заметным членом сообщества ученых в Ирландии. Но дети почти не видели отца, оказавшегося законченным трудоголиком. Хуже всего пришлось Эндрю, которого отправили к тетке в Эдинбург, чтобы он учился там. Маленькому мальчику из Дублина сначала пришлось нелегко, и, вероятно, прежде всего Эндрю пришлось освоить искусство кулачного боя. Так как Эндрю «всегда нравились лодки и море», не удивительно, что однажды он получил от отца телеграмму: «Не хочешь ли ты поступить на службу во флот?» Тетушка приободрила мальчика, и он телеграфировал в ответ: «Да, я хочу стать адмиралом». И вот, после 3 счастливых лет в Фостере (частной школе) он сдает вступительные экзамены на учебном корабле «Британия», паруснике, навечно пришвартованном к причалу в Портсмуте. В возрасте 14 лет, 15 января 1897 года Эндрю Браун Каннингхэм становится кадетом Королевского Флота.

От своих предков Эндрю получил прекрасное наследство, которое стало основой его морской карьеры и помогло вырасти в великого флотоводца. Это были незаурядный интеллект, решительный индивидуализм, амбициозная самоуверенность, колоссальная энергия. Его мать передала ему доброту, шотландский здравый смысл, приветливость и чувство юмора. Сочетание этих качеств превратило Каннингхэма в незаурядную личность, его любили и уважали все. Взаимоотношения Каннингхэма с далеким и грозным отцом объясняют другую сторону его характера, которая оказала не меньшее влияние на его карьеру — отношение к дисциплине. Это было следствием давних кальвинистских убеждений. Конечно, «Дисциплина» была опорным столпом шотландской церкви во времена Джона Нокса. Однако многие соглашаются, что терпение, проявленное Эндрю при работе с жесткими автократичными начальниками, причем довольно успешной работе, скорее всего, было отражением его затаенного желания показать себя перед отцом. Ведь Эндрю никогда не отличался отцовским трудолюбием, по крайней мере в делах, которые его не интересовали. Как позднее писал он сам:

«Я думаю, что сформировался еще в детстве, я обычно был первым в своем классе и получил несколько призов в Фостере. Математика давалась мне легко, так же, как и геометрия. Но знаниями латыни, французского и английского я похвастаться не мог. Я никогда не любил много работать, так как был ленив».

Каннингхэм использовал свои природные способности и подготовку в Фостере, чтобы легко закончить курс математики на «Британии». Он заканчивает его третьим. Однако нетерпение мешает ему справиться с иностранными языками, и общее место в списке оказывается значительно ниже. Записи в дисциплинарной книжке показывают, что мальчик оказался немного слишком шустрым, особенно когда к концу 15-месячного курса учебы его терпение порядком истощилось. Но Эндрю был достаточно разумен, чтобы не заходить в своих шалостях слишком далеко. Он всегда четко проводил границу между индивидуализмом и непослушанием. Когда в мае 1898 года обучение закончилось, поведение кадета Каннингхэма было оценено как «очень хорошее» — то есть он получил высшую отметку. В общем списке он стоял на десятом месте, имея «единички»[77] по математике и морскому делу, но только «двойки» по французскому и дополнительным предметам.

Теперь Каннингхэм продолжил свое обучение в море. По его собственному требованию он был направлен на Южно-Африканскую станцию. Во время путешествия туда на лайнере «Норман» Каннингхэм еще раз доказал, что он из молодых да ранний, когда уселся в салоне за стол Сесиля Родса и вдобавок обыграл этого великого человека во время шахматного турнира. После начала в 1899 году англо-бурской войны Каннингхэм высказал желание служить в бригаде морской артиллерии. Чтобы добиться своего, ему пришлось вломиться в каюту спящего флаг-капитана «Протеро Ужасного» и вырвать у него разрешение. Как потом говорил Каннингхэм, это был «самый смелый поступок» в его жизни. Однако инициатива Каннингхэма, как всегда, увенчалась полным успехом. Он участвовал в бою под Преторией, однако «Дэн» Каннингхэм использовал свои хорошие отношения с британским главнокомандующим лордом Робертсом, чтобы убрать молодого гардемарина с фронта. В результате Каннингхэм был вынужден присоединиться к своему отцу, когда тот покинул военно-санитарную комиссию, не сработавшись кое с кем из начальства. Каннингхэм оказался единственным уцелевшим гардемарином из состава бригады, который не был рекомендован к досрочному производству, несмотря на хороший отзыв командира бригады, отметившего его «хладнокровие, выносливость и энергию».