Вся правда о нас - Макс Фрай

— Вполне. А всё же вы легко могли бы обойтись без убийств. Человеческая жизнь щедра на неприятные сюжеты. Впрочем, тебе надо было привлечь к Ди внимание других людей, это я тоже понимаю. Чем больше народу его увидит, тем лучше. Чем больше о нём помнят и говорят, тем достовернее образ. Чем сильнее боятся, тем проще продолжать быть. Страх — хороший клей. Прочный. Но, по большому счёту, всё равно плохой. И не только потому, что портит любую реальность. Просто всякий нормальный человек хочет, чтобы источник его страха исчез и больше никогда не появлялся. Подобное противоречие никому не на пользу.

— Этот твой «нормальный человек» может и хочет, чтобы страшное исчезло, — усмехнулась Нур Иристан. — Но не верит, что так получится. Людям, как правило, гораздо проще верить, что всё закончится плохо, мир меняется к худшему, смерть неизбежна, зато сами они, понимая всё это, чрезвычайно умны. Поэтому золотое правило всякого наваждения: если хочешь овеществиться, пугай! Ну или заставляй себя любить, это тоже отлично работает. Но я решила не останавливаться на чём-то одном. Пусть одни любят, другие боятся, вместе, глядишь, удержат… Знаешь что? Пошли навестим Дигорана Ари Турбона. Хочу посмотреть, как ему спится.

— Убедиться, что я тебя не обманываю? Конечно пошли.

По дороге мы молчали. Не знаю, о чём думала Нур Иристан, а я послал зов Джуффину. И спросил: «Слушай, а можно быстро добыть список убитых этим краснолицым — для начала хотя бы в Кумоне? И имена их близких, если вдруг кто-то зачем-нибудь их записал».

«Спрошу Цияну, — откликнулся он. — В Кумонской полиции те ещё бюрократы, документируют каждый чих. И имена людей, которые опознавали убитых и забирали их тела, безусловно, фигурируют в нескольких дюжинах каких-нибудь сумрачных протоколов. Интересно, зачем они тебе сейчас понадобились?.. Ты чего молчишь? Не знаешь, как посмешнее соврать? Ладно, не трудись. Мне же лучше, сам угадаю».

Примерно так я всегда представлял себе ангельское долготерпение.

Мы ещё и полдороги не прошли, а Джуффин уже снова объявился у меня в голове с длиннющим списком куманских имён, которые и по одному-то вполне способны свести с ума непривычного человека: «Аширия куан Обрата, Гулустан цу Обрата, Мрайдуни куан Обрата — мать, отец и жена убитого Шана цуан Обраты соответственно; Дорайбуни ату Савах, старший вечерний друг убитого Цийны цу Шьяхты; Урибуси ни Куймана, Аллани куан Куймана, Найра ан Куймана — третья дочь и две жены убитого Курьями ату Куйманы… эй, сэр Макс, это только половина. Как ты собираешься их запоминать?»

«Наизусть», — лаконично ответствовал я.

Врал, конечно. В кои-то веки у меня в кармане вовремя оказалась самопишущая табличка — расписка, подтверждающая твёрдое намерение Дигорана Ари Турбона доверить мне свою жизнь. И на ней ещё оставалось достаточно места для полного списка его кумонских жертв. Джуффин диктовал, я записывал. Не так много, на самом деле, из сорока семи нападений смертью завершились только шесть. Ди точного числа убитых, конечно, не знал, он же сразу исчезал с места преступления; иными словами, прекращал смотреть этот тягостный сон. И наверняка переоценивал свои успехи. Думал небось, уже пару дюжин лет жизни своим родным обеспечил… Гадский, конечно, договор.

«Ладно, — Джуффин отвлёк меня от мрачных мыслей. — Наизусть, так наизусть. Я не очень злой начальник. И не рассержусь, если ты ещё двести восемьдесят девять раз попросишь меня прочитать этот список. Обращайся».

«Но почему именно двести восемьдесят девять?»

«Потому что двести девяносто раз кряду я одно и то же талдычить не согласен. Всему есть предел».

Аргумент.

— Это что? — дрожащим от возбуждения голосом спросила Нур Иристан, увидев у меня в руках самопишущую табличку. — Какой-то магический амулет?

— Да не то чтобы. Просто такая штука для записей, чтобы с перьями и карандашами не мучиться. Руку положил, и всё записалось само. Очень удобно.

А что карандашом писать, на мой взгляд, в тысячу раз легче, я ей говорить не стал. Зачем разрушать красивую легенду об удобных волшебных вещах.

На лице моей спутницы отразилась нешуточная борьба. Она, конечно, очень хотела попросить дать ей попробовать. И, конечно, гордость велела ей ждать, пока я сам это предложу. А я не предлагал — и что тут будешь делать?

«Терпеть, — мрачно думал я, ёжась на морском ветру. — Частных уроков чистописания я не даю».

Впрочем, душевные муки Нур Иристан продолжались недолго. Завидев вдалеке высоченное дерево, она улыбнулась, ускорила шаг, потом побежала. Добежав, обняла толстый тёмный, почти чёрный ствол, прижалась к нему всем телом и замерла. Когда я подошёл поближе, увидел, что глаза её закрыты, потом услышал дыхание, шуршащее, подобно морскому прибою, и понял, что Нур Иристан спит. Ничего себе номер.

С другой стороны, надо же им поговорить.

Давешнее дурацкое одеяло с сердечками оказалось лучшим приобретением всей моей жизни. Без него я бы, пожалуй, недолго протянул на холодном морском ветру, который разгулялся сейчас куда сильнее, чем ночью. Поднимал в воздух синюю каменную пыль, закручивал её причудливыми спиралями; впрочем мне в лицо не швырял, даже за шиворот не сыпал — и на том спасибо. Не все ветра настолько деликатны.

Я сидел среди корней спящего дерева по имени Дигоран Ари Турбон, курил, прикрывшись от ветра импровизированным защитным колпаком из оранжевого одеяла, время от времени задирал голову, чтобы убедиться: в вечнозелёной кроне действительно путаются облака, мне не померещилось, он правда такой огромный. С ума можно сойти.

Время шло, ветер дул, море шумело, камни ему вторили, я зябко кутался в одеяло, а спутница моя, похоже, даже не думала просыпаться. И на меня самого внезапно навалилась усталость, так всегда бывает в середине дня, если перед этим поспать слишком мало, вскочить на рассвете и сразу куда-то побежать.

Я не стал сопротивляться сонливости, подумал: «На сто лет всё равно не пропаду, желающих разбудить меня в этом Мире, хвала Магистрам, предостаточно». Улёгся среди корней и заснул.

Мне снилось, как маленькая сероглазая Нур Иристан сидит за большим круглым столом «Света Саллари», завтракает блинами по-кумирийски, или по не-кумирийски, так сразу не разберёшь, и красавчик Кадди Кайна Кур подкладывает ей порцию за порцией, а сияющий от удовольствия Ди говорит сестре: «Ларичка, эта чудесная леди — мой старый друг, и я обязан ей жизнью».

Хорошо хоть не брякнул на радостях: «Мы все обязаны ей жизнью», — думал я. Но конечно помалкивал. Потому что меня, строго говоря, там вообще не было. Я просто спал и видел их во сне. Без всяких там дурацких мистических овеществлений. Довольно нелепо было бы овеществляться в городе, где у меня столько дел и нерешённых проблем. Сон — это, по идее, всё-таки отдых.