Обратная сторона вечности (Кахатана - 2) - Виктория Угрюмова

- Он не пойдет на Бали, - возражает Ма-Гуа. - Он слишком умен и не станет рисковать.

Каэтана ждет, что скажет по этому поводу Ши-Гуа.

Ши-Гуа молчит.

- На Джемаре беда, - продолжает Ма-Гуа. - Некто или нечто скрестил хорхутов с людьми и создал новых существ. Они крайне опасны тем, что обладают разумом и волей человека и при этом свирепостью и злобным нравом животного.

Каэтана о хорхутах слышала очень давно и краем уха.

Ши-Гуа видит, что она в недоумении, и торопится объяснить:

- Хорхуты издревле населяли Джемар. Кроме них там было мало живых существ, потому что они уничтожают всех, кто иной крови. У них всегда был разум отличный от человеческого, но из-за своей свирепости и кровожадности они не достигли состояния цивилизации. И жили как звери. Теперь же они представляют собой грозную опасность. Предупреди Джоу Лахатала и его братьев. Они должны что-то предпринять.

- Хорошо, - соглашается Каэ.

Ее радует и одновременно слегка пугает то, что впервые за все время их знакомства монахи заговорили конкретно. Они не просто анализируют обстановку, но и делают выводы. Словно в ответ на ее мысли Ши-Гуа говорит:

- Мы не должны были бы давать советы. Но времени мало, и ты не справишься в одиночку. Правда, Ма-Гуа?

Ма-Гуа молчит.

- Бессмертные по твоей просьбе разыскивают наследника Аэдоны, Пресветлого Эльфа Энгурры... - не то спрашивает, не то утверждает Да-Гуа.

Каэтана кивает. Она сосредоточена и напряжена.

- Пусть ждут его у Гайамарта, - говорит монах.

- А каким образом? - опешивает богиня.

- Это длинное построение, тебе его незачем отслеживать. Скажи Траэтаоне, чтобы ждал в Аллефельде. Там понадобится его помощь.

- Хорошо, - покорно соглашается Интагейя Сангасойя.

Истина не склонна устанавливать свое главенство и не чувствует себя угнетенной, выслушивая советы и подсказки.

- В Аллаэлле творится злое. Попроси повелителей мертвых отправиться туда.

- Попрошу.

- Но пусть ни один из них не пытается сделать все сам. Пусть идут вместе.

- Я скажу им, если они согласятся...

- Они должны послушать тебя, - говорит Ма-Гуа. - Нынче твое время. И без тебя никто не может ничего решать.

- Почему? - изумляется Истина.

- Твое дело - отличать настоящее от поддельного, злое от доброго, полезное от вредного. У тебя много работы.

- Это правда. - Она пожимает плечами. Отмахивается от назойливой осы.

Трое монахов смотрят на нее странными взглядами.

- Теперь иди. Тебя ждут.

- А вы?

- Мы вернемся, когда в нас возникнет необходимость. Мы тоже платим по своим счетам. Пришло наше время расплачиваться.

Кахатанна предпочитает не спрашивать у них, чем платят такие, как они. Она встает с травы, отряхивается, улыбается.

- До скорого свидания, - произносит с легким оттенком грусти. - Я буду ждать вас.

Трое монахов медленно и глубоко кланяются ей. Как никогда раньше не кланялись.

Трое монахов молчат.

В ожидании Интагейя Сангасойи голодный император ходит вдоль накрытого стола и рассеянно жует кусочек солоноватой лепешки. Агатияр чувствует себя немного спокойнее - он успел подкрепиться блюдом-другим и теперь готов терпеливо сидеть здесь хоть несколько часов.

- Позволит ли император нарушить его трапезу? - спрашивает от порога одетый в шелка и бархат юный вельможа - верный соратник императора и любимый ученик Агатияра.

Это фаррский князь Дзайсан-толгой. Он исполняет обязанности советника по иностранным делам в мирное время - нельзя сказать, чтобы он этим был горд или счастлив. Как и его обожаемый император, юный Дзайсан чувствует себя гораздо более уверенно на поле боя. Он командует конным отрядом тхаухудов, и это у него выходит намного лучше, чем писание бумаг.

Но Агатияр непреклонен. Даже император не смеет протестовать, понимая в глубине души всю меру правоты своего наставника. Глядя на повелителя, Дзайсан-толгой тоже корпит над надоевшими письмами, разбирается с послами мелких государств, решает простые вопросы. Кроме того, с аитой его связывает давняя детская дружба. Князь посвящен в сердечные тайны Зу-Л-Карнайна и вот уже два дня старается не попадаться ему на глаза, взвалив на себя львиную долю забот. Он хочет, чтобы император насладился хотя бы видимостью покоя со своей возлюбленной. Дзайсан-толгой, безусловно, молод, но достаточно прожил, чтобы правильно истолковать блаженное выражение на лице Зу, появившееся с позавчерашней ночи.

Он бы и теперь не беспокоил аиту, но дело не терпит отлагательств, и князь не вправе решить его сам.

- Входи, - приглашает его Зу-Л-Карнайн.

- Прости, Зу. Я думал, ты не один.

- Он на самом деле не один, - недовольно бурчит Агатияр. - Я еще занимаю немного места в этом мире.

- Прости и ты, Агатияр. Ты ведь знаешь, что я думал.

- Конечно, - отвечает визирь. - У вас, бездельников, только это на уме и есть.

Молодые люди улыбаются.

В присутствии посторонних такого разговора не могло бы состояться, потому что и Агатияр, и приближенные Зу-Л-Карнайна всячески стараются создать образ грозного и властного императора, с которым нельзя спорить и которого опасно раздражать непослушанием и нерасторопностью. Но наедине они опять становятся добрыми друзьями, которые не имеют друг от друга секретов, и это помогает им выжить.

- Что там у тебя? - спрашивает Агатияр.

- Прибыл посол от урмай-гохона Самаэля. Если не ошибаюсь, это тот варвар, который завоевал Сихем?

- Не ошибаешься, - бурчит визирь, косясь на императора.

Только не хватало, чтобы ополоумевший варвар объявил войну аите. Тот, конечно, как на крыльях помчится воевать, а это совершенно несвоевременно, если учесть, что мудрый Агатияр в первый раз за всю свою долгую жизнь боится попасть впросак.

- Тогда приглашай его сюда, - говорит император. - Сейчас Интагейя Сангасойя присоединится к нам, и будет правильно, если она тоже услышит, что хочет сообщить этот Самаэль.

- Бегу, Зу! - говорит Дзайсан-толгой, разворачиваясь на каблуках.

Он любит красивую обувь и красивую одежду. Сам аита исповедует строгий образ жизни, и вкусы у него соответственные. Иностранные послы бывают поражены, увидев его торжественное одеяние - простой белый наряд и алый плащ без особых украшений. Драгоценностей он тоже не любит. Приходится придворным восстанавливать равновесие и поддерживать честь империи. Дзайсан-толгой с радостью исполняет эту часть своего долга - он весь сверкает и переливается драгоценными камнями. Если его бросить в воду, то он непременно пойдет на дно под тяжестью золота и украшений.

Сейчас на нем переливающийся сапфирными и изумрудными красками шелковый костюм, изумрудные сапоги до колен, сшитые из такой мягкой кожи, что они кажутся бархатными, на голове остроконечная шапка, опушенная серебристым мехом и расшитая хризолитами, аметистами и александритами. Тонкие пальцы унизаны перстнями, а к шитому серебром поясу привешен узкий и длинный кинжал с чеканной гардой.