На путях преисподней - Энгус Уэллс

Однако больше их не преследовали. Кедрин расслабился и упал на скамью.

— У нас есть еда, — окликнул его Браннок, кивнув в сторону свертка. — Скромные остатки пиршества.

— А вот весел нет, — бросил Тепшен, устроившийся на носу.

— По крайней мере, нам удалось сбежать, — ответил Кедрин. — И мы целы… хотя не вполне невредимы.

Браннок криво усмехнулся и опустил голову, чтобы посмотреть на свой живот. Рубаха полукровки густо пропиталась кровью.

— Она… оно… это просто царапины. Ничего страшного.

— Кедрин вовремя тебя услышал, — откликнулся Тепшен. — Разденься, тебе стоит сделать перевязку.

Браннок повиновался. Кьо немедленно разорвал исподнюю рубаху на полосы и перевязал его раны.

— Во имя Госпожи! — пробормотал Браннок, пытаясь улыбнуться. — Мне и прежде попадались бешеные кошки, но такие…

— Отныне, — назидательно произнес кьо, заканчивая перевязку, — ты будешь думать, прежде чем делить с кем-нибудь ложе.

— Пока мы не выберемся отсюда, я буду спать один, — торжественно объявил Браннок. — Клянусь моей саблей.

Глава 14

Уинетт разбудил солнечный свет, весело заигравший на ее лице. Она открыла глаза: за окном ярко голубело небо. Уинетт поднялась, распахнула раму, и нежный ветерок коснулся ее кожи. Воздух был напоен ароматами трав и цветов. После вчерашнего серого уныния мир казался восхитительным. Казалось, дождь и солнце наполнили его сиянием, освежив краски. Миллиарды капель усеивали лес и лужайку, точно бриллианты. Над цветущими кустами снова порхали птицы, сами похожие на ожившие цветы. Любуясь этой красотой, Уинетт воспрянула духом, хотя сомнения, подобно грозовой туче, все еще омрачали горизонт.

Она вышла в прихожую. Кресло стояло на прежнем месте. Сбросив платье, Уинетт быстро умылась и выбрала скромный розовый наряд и в тон ему легкие туфельки.

Закончив туалет, Уинетт вышла на балкон. В воздухе разливались ароматы роз и магнолий. Под лучами солнца дворик буквально преобразился. А внизу ее уже поджидал Эйрик.

При виде гостьи он изящно поднялся и вскинул руку, приветствуя ее. Уинетт попыталась улыбнуться в ответ. Смятение вновь охватило ее. Во дворе уже был накрыт к завтраку столик. Спускаясь по увитой цветами лестнице, Уинетт вспомнила вчерашний разговор. Она так ничего и не решила, а тянуть дальше было нельзя. Солнце светило так тепло и приветливо… Ей хотелось поверить в искренность этого высокого темноволосого человека. Как он просиял при ее появлении! Весь его вид выражал радость.

— Трудно грустить в такой чудесный день, правда? — спросил он, глядя, как она садится. — По-моему, солнце должно было поднять тебе настроение.

Она кивнула и приняла у него из рук чашку, над которой поднимался ароматный пар.

— Конечно, — ответила она, пригубив горячего травяного отвара. — Солнце — прекрасное средство от уныния.

Эйрик аккуратно откусил от ломтика белого хлеба с толстым слоем масла. Он по-прежнему не отрываясь глядел на гостью, и золотые крапинки в его глазах сияли.

— Я обдумал наш разговор, — произнес он. — Думаю, я слишком торопился. Но ты должна простить меня. Я тревожусь и за тебя, и за Кедрина. Ведь ему могут угрожать обитатели преисподней… Я только желаю помочь вам. Ситуация непроста, и это заставило меня быть таким назойливым.

Уинетт ничего не ответила, но улыбнулась. Какое-то время оба молчали. Эйрик следил, как она чистит яйцо.

— Не подумай, что я тороплю тебя с решением, — заговорил он снова. — И тем более, я не хочу, чтобы ты решила, будто я задумал выманить у тебя талисман. У меня есть предложение: я покажу тебе устройство, которое я изготовил, и попробую объяснить, как оно работает, а потом ты сама решишь, что делать.

Уинетт кивнула.

— А как же опасности, которые грозят Кедрину?

— Ему действительно угрожает опасность, — его лицо вдруг приобрело напыщенное выражение, губы нетерпеливо дрогнули. — Насколько я знаю, преисподняя — это череда пределов. Лишь немногие столь же благодатны, как этот. Большинство просто ужасны. Есть такие, которые могут показаться спокойными, но их покой обманчив. Другие угрожают открыто, но от этого не легче. Они населены злобными тварями… Найти безопасный путь сюда нелегко. Поэтому-то я и хочу запустить свое устройство. Оно поведет Кедрина, как маяк… а возможно, сможет защитить его.

— У Кедрина есть вторая половина талисмана, — проговорила Уинетт, силясь разгадать мысли Эйрика. Но в его глазах читалась лишь искренность, лицо выражало лишь чистоту намерений.

— Верно, — согласился он. — И я не спорю: Камень защищает его. Но боюсь, этого недостаточно. Пойми, дорогая Уинетт: Ашар правит здесь безраздельно. Он сделает все, чтобы погубить Кедрина — или хотя бы остановить его. Я хочу помешать его козням.

Уинетт вытерла губы. Она все еще разрывалась между доверием и сомнениями. Эйрик молчал: он явно ждал ее ответа.

— Может быть, мне и вправду стоит взглянуть на твое устройство, — выдавила она.

Эйрик расцвел в улыбке. Сейчас в его глазах горел задор мальчишки, который жаждет похвастаться своей самоделкой.

— Как только пожелаешь, — ответил он.

— Пойдем сейчас.

Эйрик встал, отодвинул стул и подошел к Уинетт. Она приняла его руку, и Эйрик повел свою гостью через двор, к дверце, окованной полосами серебристого металла, на которых были награвированы руны. За дверью оказалась комната, пол которой покрывали изразцы цвета ржавчины, черные стены также исписаны рунами. Из конца в конец протянулись два ряда колонн из малинового мрамора. Комната была совершенно пуста — ни мебели, ни украшений. Напротив находилась еще одна дверь, тоже окованная серебром — первая дверь во дворце, которая оказалась заперта. Эйрик достал из-за пазухи позолоченный ключ. Щелкнул замок, дверь распахнулась, и Уинетт вздрогнула: она никак не ожидала, что окажется в том самом темном зале за каморкой, в которой находился водоем. Правда, теперь здесь не было темно. По стенам горели свечи и факелы, со сводчатого потолка спускались люстры, которых она прежде не заметила. Свечи источали тягучий приторный аромат. И трон уже не казался сгустком тьмы. Теплое сияние свечей отражалось от полированного базальта, трепет отблесков наполнял мрачный камень, словно оживляя его. У подножья трона, образуя круг, стояли треножники из матового черного металла, каждый был увенчан толстой свечой. А внутри круга возвышалось причудливое сооружение из золотых нитей и хрусталя. О его предназначении можно было только догадываться. Тонкие столбики прихотливо обвивали друг друга, ограненный хрусталь разбрасывал радужные блики. От этого блеска рябило в глазах, и Уинетт оставила попытки проследить взглядом бесчисленные извивы. Всю эту странную конструкцию венчало девять тонких спиц, соединявшихся так, что образовывалась чашечка.