Королева Юга - Артуро Перес-Реверте

Черт побери. От порохового дыма у нее саднит легкие.

Она изо всех сил давит в себе кашель. Она не знает, сколько времени прошло. Ей очень хочется пить. Страха нет.

— Сколько осталось патронов, хозяйка?

— Мало.

— Держите.

В темноте она ловит в воздухе два из трех полных магазинов, которые бросает ей Поте Гальвес. Третий оказывается на полу, Тереса ощупью находит его и сует в задний карман.

— Нам так никто и не поможет, донья?

— Не говори глупостей.

— Солдаты же там, снаружи… Полковник вроде бы приличный парень.

— Его полномочия кончаются на улице, у решетки. Вот если бы мы добрались туда…

— Не выйдет. Чересчур далеко.

— Да. Чересчур далеко.

Скрип и шаги. Она сжимает пистолет и, сжав зубы, целится в тени. Может, пришел мой час, думает она. Но никто не поднимается. Черт побери. Ложная тревога.

И вдруг — вот они: не было слышно, как они поднялись. На этот раз граната, катящаяся по полу, предназначена им двоим, и Поте Гальвесу едва хватает времени, чтобы понять это. Тереса закатывается в комнату, прикрывая голову руками, и грохнувший взрыв озаряет коридор и прямоугольник двери ярко, как днем. Оглушенная, она не сразу понимает, что отдаленный шум у нее в ушах — яростные очереди Поте Гальвеса. Я тоже должна что-нибудь сделать, думает она. Поэтому приподнимается, пошатываясь, еще не придя в себя от взрыва, хватает пистолет, на коленях ползет к двери, опирается рукой о косяк, кое-как встает, выходит и стреляет вслепую, бум, бум, бум, вспышки среди вспышек, а шум нарастает, становится все отчетливее и ближе, и внезапно она оказывается лицом к лицу с тенями, бегущими к ней среди молний оранжевого, синего и белого света, бум, бум, бум, и мимо проносятся пули, дзиннн, дзиннн, и щелкают о стены вокруг нее, пока совсем рядом, сзади, из-под ее левой руки, не высовывается ствол АК Поте Гальвеса, траааааа-та, траааааа-та, теперь это не короткие очереди, а бесконечно длинные, она слышит, как он кричит: сволочи, сволочи, и понимает — что-то не так, наверное, попали в него или в нее, быть может, она сама в эту минуту умирает, не зная об этом. Но ее правая рука по-прежнему нажимает на спусковой крючок, бум, бум, и если я стреляю, значит, я жива, думает она. Я стреляю, следовательно, я существую.

Прижавшись спиной к стене, Тереса вставляет в «зигзауэр» последний магазин. Странно, что на ней ни царапины. Шум дождя снаружи, в саду. Временами она слышит, как Поте Гальвес ругается сквозь зубы.

— Ты ранен, Крапчатый?

— Да, не повезло, хозяйка… Зацепило-таки меня.

— Тебе больно?

— Здорово больно. Зачем говорить, что нет, если да.

— Крапчатый.

— Да.

— Здесь паршиво. Я не хочу, чтобы они сцапали нас тут без патронов, как кроликов.

— Командуйте. Вы же командир.

Крыльцо, решает она. Над ним наклонный навес, внизу кусты. Пролезть в окно на крышу не проблема, в нем уже не осталось ни одного целого стекла. Оно в другом конце коридора. Если удастся добежать туда, они смогут спрыгнуть в сад и добраться, или попробовать добраться до решетки ворот или стены, выходящей на улицу. Дождь может и помешать им, и спасти им жизнь.

Военные тоже могут начать палить по ним, но это просто еще один риск. Там, снаружи, есть журналисты и зеваки. Там это будет не так легко, как в доме. Дон Эпифанио Варгас может купить многих, но никто не может купить всех.

— Крапчатый, ты можешь двигаться?

— Ну, однако, могу, хозяйка. Могу.

— Тогда смотри: окно в конце коридора, а оттуда в сад.

— Как скажете.

Такое уже было однажды, думает Тереса. Было что-то похожее, и Поте Гальвес тоже был там.

— Крапчатый.

— Слушаю.

— Сколько осталось гранат?

— Одна.

— Ну, давай.

Граната еще катится, когда они бросаются бежать по коридору, и взрыв застает их как раз у окна. Слыша за спиной очереди «козьего рога» Поте Гальвеса, Тереса перекидывает ноги через раму, стараясь не пораниться об осколки, однако, опершись левой рукой, чувствует острую боль. По ладони стекает густая горячая жидкость, она выбирается наружу и дождь хлещет ее по лицу. Черепица навеса скрипит под ногами. Она засовывает пистолет за пояс и съезжает по мокрой наклонной поверхности, придерживаясь за водосточный желоб. Потом, задержавшись на мгновение, соскальзывает вниз.

Шлепая по грязи, она приподнимается, достает из-за пояса пистолет. Где-то недалеко приземляется Поте Гальвес. Удар. Стон боли.

— Беги, Крапчатый. К ограде.

Времени уже нет. Луч карманного фонаря торопливо шарит из окна первого этажа, и опять полыхают вспышки. Теперь пули шлепаются в лужи. Тереса поднимает «зиг-зауэр». Только бы это дерьмо не заело, думает она. Стреляет, не теряя головы, аккуратно, описывая стволом дугу, потом снова бросается плашмя в жидкую грязь. Внезапно до нее доходит, что Поте Гальвес не стреляет. Она оборачивается и в свете далекого уличного фонаря видит, что он привалился к столбу с другой стороны крыльца.

— Вы уж извините, хозяйка… — доносится до нее шепот. — На этот раз мне и правда крепко досталось.

— Куда?

— В самое нутро… Не знаю, дождь это или кровь, но льет так, что любо-дорого.

Тереса закусывает измазанные землей губы. Смотрит на огни за оградой, на уличные фонари, на черные в их свете силуэты пальм и манговых деревьев. Будет трудно сделать это в одиночку, думает она.

— А «козий рог»?

— Вон он, лежит… Как раз между вами и мной… Я вставил двойной магазин, полнехонький, но выронил, когда в меня попали.

Тереса чуть приподнимается. АК валяется на ступенях крыльца. Очередь, выпущенная из дома, заставляет ее снова вжаться в землю.

— Я не достану.

— Вот беда-то, однако… Мне правда очень жаль.

Она снова смотрит на улицу. За решеткой толпятся люди, воют полицейские сирены. Мужской голос выкрикивает что-то в мегафон, но она не разбирает слов.

Слева, в зарослях, чавкает грязь. Шаги. Вроде бы мелькнула тень. Кто-то пытается обойти их с той стороны.

Надеюсь, вдруг четко возникает в голове мысль, что у этих скотов нет приборов ночного видения.

— Мне нужен «рог», — говорит Тереса.

Поте Гальвес отвечает не сразу. Как будто сперва подумав.

— Я больше не могу стрелять, хозяйка, — отвечает он наконец. — Мочи нет… Но попробовать вам его подкинуть я могу.

— Не пори чепухи. Как только ты высунешься, тебя шлепнут.

— Да мне наплевать. Уж коли пришел конец, так пришел, никуда не денешься.

Еще одна тень, чавканье шагов среди деревьев. Время уходит, понимает Тереса. Еще две минуты, и единственный путь к спасению будет закрыт.

— Поте.

Молчание. Она никогда не называла его так — по имени.

— К вашим услугам.

— Брось мне этот чертов «рог».

Снова молчание. Дождь шлепает по лужам и листьям деревьев. Потом с той стороны крыльца доносится приглушенный голос киллера:

— Для меня было честью знать вас, хозяйка.

— А для меня — тебя.

Это баллада о белом коне, тихонько напевает Потемкин Гальвес. И, слыша эти слова, сопя от ярости и отчаяния, Тереса сжимает «зиг-зауэр», приподнимается и начинает стрелять по дому, чтобы прикрыть своего мужчину. И тогда ночь снова взрывается вспышками, пули щелкают по крыльцу и по стволам деревьев; и она видит, как среди огня поднимается массивный черный силуэт и медленно, отчаянно медленно, хромая, направляется к ней, и пули со всех сторон начинают лететь гуще и одна за другой вонзаются в его тело, раздергивая его, как марионетку, которой ломают суставы, пока он не валится на колени рядом с «козьим рогом». И, уже мертвый, в последней судороге агонии, поднимает автомат за ствол и бросает перед собой — вслепую, туда, где, он еще помнит, должна быть Тереса, — прежде, чем скатиться по ступеням и рухнуть лицом вниз в грязь.

И тогда раздается ее крик. Сволочи, проклятые сволочи, сукины дети, кричит она, и этот вопль разрывает ей внутренности, и она выпускает все оставшиеся патроны в сторону дома, бросает пистолет, подхватывает «козий рог» и бросается, скользя и чавкая в жидкой грязи, к деревьям слева, туда, где скрылись две тени, и кусты хлещут ее по лицу, и слепит льющая с неба вода.

Тень четче остальных, автомат к лицу, короткая очередь, отдача, приклад бьет ее в подбородок. Этого еще не хватало. Вспышки сзади и сбоку, решетка и стена ближе, чем раньше, люди на освещенной улице, голос, неразборчиво громыхающий в мегафоне. Тень исчезла, Тереса бежит, согнувшись, с раскаленным автоматом в руках, видит притаившуюся тень. Тень шевелится, поэтому Тереса, не останавливаясь, выставляет в ее сторону ствол «козьего рога» и делает один выстрел.

Наверняка не получится, едва угасает вспышка, думает она, пригибаясь еще ниже. Наверняка. Сзади опять выстрелы, дзиннн, дзиннн, проносится мимо ее головы.

Она поворачивается, снова нажимает на спусковой крючок, отдача чуть не выбивает чертов «козий рог» у нее из рук, вспышки от собственных выстрелов ослепляют ее, и, ничего не видя, она прыгает в сторону — в тот самый миг, когда чей-то автомат прошивает пулями то место, где она стояла секундой раньше. На тебе, сволочь. Еще одна тень впереди. Топот бегущих ног сзади, за спиной. Тереса и тень стреляют друг в друга в упор, так близко, что в мгновенном сполохе выстрелов она различает усы, вытаращенные глаза, провал открытого рта. Рванувшись вперед, она едва не толкает человека стволом АК, когда он падает на колени среди кустов. Дзиииннн. Новые пули ищут ее, она спотыкается, катится по земле. «Козий рог» клацает: клик, клак. Тереса бросается спиной в грязь и ползет так, отталкиваясь ногами, дождь льется по ее лицу, она давит на рычажок, выдергивает длинный сдвоенный магазин, переворачивает его, мысленно молясь, чтобы он не был чересчур забит грязью. Автомат больно давит ей на живот.