История российского сыска - Пётр Кошель

Этой же цели служили и выступления Зиновьева и Каменева с трибуны XVII съезда партии.

Зиновьев и Каменев при этом исходили из того, что успех тер­рористического акта против вождей партии и правительства пря­мо открывает им — лицам, прощенным партией и принятым в ее ряды при Сталине, — непосредственный путь прихода к руковод­ству партией и страной. В этом макиавеллистическом плане борьбы заключались глубоко скрытые расчеты Зиновьева и Ка­менева о путях прихода к власти» (Рейнгольд. Протокол допроса от 17 июля 1936 г.). .

Такова контрреволюционная деятельность троцкистов и зи­новьевцев, этих перешедших в лагерь злейших врагов Советской власти предателей партии и рабочего класса, предателей нашей социалистической революции, предателей нашей социалистиче­ской родины.

ЦК ВКП(б) считает необходимым довести до сведения всех партийных организаций об этих фактах террористической дея­тельности троцкистов и зиновьевцев и еще раз приковать внима­ние всех членов партии к вопросам борьбы с остатками злейших врагов нашей партии и рабочего класса, приковать внимание к за­дачам всемерного повышения большевистской революционной бдительности.

ЦК ВКП(б) обращает внимание всех членов партии на то, что уже после убийства товарища Кирова в отдельных партийных ор­ганизациях в результате недостаточной их бдительности врагам партии удалось под прикрытием звания коммуниста активно про­должать свою террористическую работу.

Только отсутствием должной большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что агенту Троцкого — Ольбергу, при­бывшему из Берлина в 1935 году, удалось при помощи скрытых троцкистов Федотова и Елина, работавших на руководящей рабо­те в аппарате Горьковского крайкома партии, легализовать себя и организовать террористическую группу, подготовлявшую убий­ство вождей партии.

Только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что в некоторых райкомах партии города Ле­нинграда (Выборгский) исключенным из ВКП(б) троцкистам и зиновьевцам уже в 1935 году удалось восстановиться в партии, а в некоторых случаях пробраться в партийный аппарат и исполь­зовать его в своих гнусных террористических целях.

Только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить тот факт, что троцкисты и зиновьевцы свили себе прочное гнездо в ряде научно-исследовательских институтов, в Академии наук и некоторых других учреждениях в Москве, Ле­нинграде, Киеве, Минске.

Наконец, только отсутствием большевистской бдительности можно объяснить то, что часть арестованных участников террори­стических групп в ряде партийных организаций прошли проверку партийных документов и были оставлены в рядах партии.

Теперь, когда доказано, что троцкистско-зиновьевские из­верги объединяют в борьбе против Советской власти всех наи­более озлобленных и заклятых врагов трудящихся нашей стра­ны — шпионов, провокаторов, диверсантов, белогвардейцев, кулаков и т. д., когда между этими элементами, с одной сторо­ны, и троцкистами и зиновьевцами, с другой стороны, стерлись всякие грани, все парторганизации, все члены партии должны понять, что бдительность коммунистов необходима на любом участке и во всякой обстановке. Неотъемлемым качеством каж­дого большевика в настоящих условиях должно быть умение распознавать врага партии, как бы хорошо он ни был замаски­рован.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б).

Москва, 1936 год, 29 июля».

Пятаков хотел расстрелять всех

Как возникали и создавались дела так называемых центров — объединенного троцкистско-зиновьевского и парал­лельного антисоветского троцкистского, — рассказал Агранов на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году. Он под­черкнул, что летом 1936 года Ежов передал ему указание Сталина вскрыть подлинный троцкистский центр.

Это выступление в своем заключительном слове на Пленуме ЦК Ежов прокомментировал следующим образом (цитируется по неправленой стенограмме):

«Я чувствую, что в аппарате что-то пружинят с Троцким, а т. Сталину явнее ясного было. Из выступления т. Сталина прямо был поставлен вопрос, что туг рука Троцкого, надо его ловить за руку».

К тому времени относится и начало активного получения по­казаний от арестованных троцкистов на Пятакова и других лиц, проходивших по данному делу.

В июле—августе 1936 года от обвиняемых по делу объеди­ненного троцкистско-зиновьевского центра Каменева, Евдоки­мова, Рейнгольда и Дрейцера были получены показания о суще­ствовании еще и параллельного антисоветского троцкистского центра.

10 августа 1936 года из Киева в ЦК ВКП(б) — Ежову и в НКВД СССР — Ягоде было сообщено по телеграфу о показаниях аресто­ванного Голубенко о том, что Пятаков якобы руководил украин­ским троцкистским центром. Об этих показаниях сразу же был информирован Сталин.

На следующий день Ежов письменно доложил Сталину о раз­говоре с Пятаковым:

«Тов. Сталин, Пятакова вызывал. Сообщил ему мотивы, по ко­торым отменено решение ЦК о назначении его обвинителем на процессе троцкистско-зиновьевского террористического центра. Зачитал показания Рейнгольда и Голубенке. Предложил выехать на работу начальником Чирчикстроя. Пятаков на это реагировал следующим образом:

1.   Он понимает, что доверие ЦК к нему подорвано. Противо­поставить показаниям Рейнгольда и Голубенко, кроме голых оп­ровержений на словах, ничего не может. Заявил, что троцкисты из ненависти к нему клевещут. Рейнгольд и Голубенко — врут.

2.   Виновным себя считает в том, что не обратил внимания на контрреволюционную работу своей бывшей жены и безразлично от­носился к встречам с ее знакомыми. Поэтому решение ЦК о снятии с поста замнаркома и назначении начальником Чирчикстроя счита­ет абсолютно правильным. Заявил, что надо бы наказать строже.

3.    Назначение его обвинителем рассматривал как акт огром­нейшего доверия ЦК и шел на это — от души. Считал, что после процесса, на котором он выступит в качестве обвинителя, доверие ЦК к нему укрепится, несмотря на арест бывшей жены.

4.   Просит предоставить ему любую форму (по усмотрению ЦК) реабилитации.

В частности, от себя вносит предложение разрешить ему лич­но расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену. Опубликовать это в печати. Несмот­ря на то что я ему указал на абсурдность его предложения, он все же настойчиво просил сообщить об этом ЦК. Проект постановле­ния ЦК о назначении Пятакова — прилагаю.

11/VIII — 36 г.                                                               Ежов».

В личном письме на имя Сталина от 11 августа 1936 года Пята­ков имеющиеся на него показания назвал клеветническими и за­явил, что бесповоротно рассчитался со своими прошлыми поли­тическими ошибками, старается наделе проводить линию партии и готов умереть за партию и Сталина.

Несмотря на такое письмо, сбор обвинительных материалов против Пятакова и других будущих участников так называемого параллельного центра продолжался.

17 августа 1936 года был арестован Серебряков, а 22 августа на судебном процессе по делу объединенного троцкистско-зиновь­евского центра Вышинский заявил, что им отдано распоряжение о начале расследования в отношении Пятакова, Радека и некото­рых других лиц.

Опросом членов ЦК ВКП(б) 10—11 сентября 1936 года было принято решение об исключении Пятакова из состава ЦК и чле­нов ВКП(б).

В ночь на 12 сентября 1936 года Пятаков, находившийся в ко­мандировке на Урале, был арестован.

Радек в августе—сентябре 1936 года, еще до своего ареста, так­же обращался к Сталину с письмами, в которых опровергал имев­шиеся на него показания, заверял в своей невиновности и пре­данности. Заявления Радека, как и заявление Пятакова, остались без внимания, и 16 сентября 1936 года он был арестован.

Находясь под арестом, Радек написал Сталину еще одно большое письмо, в котором заверял «вождя народов» в своей полной невиновности. Но Сталин и этому письму не поверил, поскольку Радек уже на следующий день сознался в приписыва­емых ему грехах.

В период следствия по делу параллельного антисоветского троцкистского центра был принят ряд важных решений.

25 сентября 1936 года Сталин, находясь в Сочи, направил Ка­гановичу, Молотову и другим членам Политбюро ЦК ВКП(б) те­леграмму, в которой говорилось:

«...Считаю абсолютно необходимым и срочным делом назна­чение тов. Ежова на пост Наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела.

Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова». На следующий день Ежов был назначен наркомом внутренних дел СССР с оставлением его на посту секретаря ЦК и председате­ля КПК при ЦК ВКП(б).