Марш 30-го года - Антон Макаренко

- Да для бедного ж народа, - сказал Степан, как будто уговаривая Алешу, - для бедного народа. - Он вдруг надел картуз и засмеялся: - Ах, и потеха ж, прости господи! Ну, довольно с тобой по старой моде разговаривать. Давай ключи да покажи это самое место.

Пономарев глянул на Алешу, глянул на Степана. Анна Николаевна притаилась в дверях и бледнела от злобы. Алеша выпрямился, сжал губы, чуточку сдвинул каблуки:

- Приступим, господин Пономарев?

Серые глаза Пономарева улыбнулись с презрением:

- Кому я должен сдать оружие? Кем вы уполномочены?

Алеша быстро поднял клапан грудного кармана и протянул хозяину бумажку:

- Совет? - произнес гнусаво Пономарев, держа бумажку на отлете и глядя в нее вполоборота. - Совет для меня не начальство. Надо разрешение военных властей. Оружие на учете, - что вы, не понимаете? И еще написано: "Предлагает". Как это "предлагает"?

Степан ответил:

- Предлагает - это значит: отдай по совести, пока тебя за воротник не взяли; а возьмем за воротник, тебе некогда будет думать, где твое начальство.

Пономарев отодвинулся от Степана поближе к дверям, чуть-чуть побледнел, хотел расправить бороду, но забыл, опустил руку, склонил голову:

- Что ж... Хорошо... Подчиняюсь насилию.

- Правильно делаешь, голубок, - закричал Степан. - Умный человек, и характер у тебя спокойный. Если люди насильничают, что ты с ними сделаешь, известно - простой народ. Вот и я...

Но хозяин не дослушал его. Он еще раз с укором посмотрел на Алешу.

- Пойдемте.

Алеша вежливо пропустил мимо себя хозяйку. Она спешила к покинутой гостье.

5

Богатырчук не то приехал, не то с неба свалился. Вчера его еще не было, а сегодня он побывал на заводе, в совете, у Павла, у Алеши, у Тани, даже у подполковника Троицкого. Алеша целовал его, оглядывал со всех сторон, радовался и обижался. Еще не снявший вагонного "загара", Сергей казался сегодня особенно массивным и неповротливым, стулья под нимжалобно скрипели, может быть, оттого, что Сергей не очень считался с собственной неповоротливостью, а вес шумел, шутил, вертелся во все стороны.

- Алешка, ты же веселый человек, как тебе не стыдно хромать. Едем на фронт. Едем!

- Это накакой? На юго-западный?

- Брось. Кто теперь считает по солнцу? Теперь считать нужно по-другому. У вас тут какая-то тишина, а в других местах кипит, ой, кипит!

- Да что ты сейчас делаешь? Кто ты такой?

- Я? Да я теперь большевик - и все. А так считаюсь: уполномоченный комитета фронта по вопросам о дезертирах.

Степан, раскрывший было рот и глаза на гостя, услышав последние слова, незаметно увял и отступил в беспорядке на кухню. Там он тихо сказал Василисе Петровне:

- Мамаша, когда нашему брату, рабочему человеку, покой будет?

- А что случилось?

- Приехал вот! Уполномоченный, говорит! Алешка его целует-милует, да смотри, на радостях и выдаст меня со всей моей военной амуницией.

Алеша, увидев отступление Степана, кивнул ему вслед:

- Испугался тебя.

- Да ну его, - Богатырчук махнул рукой. - Разве их теперь переловишь? Как тут у вас? Тихо?

- Да ничего. Красная гвардия у нас.

- Много?

- Полсотни. Народ боевой, да это на заводах. А в Совете скучно.

- Эсеры?

- А черт их разберет? Жулики больше сейчас в эсеры записались, кричат, да они и сами себя не слушают. Вот я тебе расскажу: офицеры здесь собрались, поговорили...

Алеша рассказал другу о совещании у Троицкого.

- А офицеры эти откуда?

- Раненые есть, отпускные. А почему Троицкий в городе, не знаю. Он у Корнилова был. здесь скучно, Сергей. По улицам шляются, на митингах орут, а к чему - не разберу. Все на Петроград смотрят.

- Подожди.

- Вот я и не пойму: чего ждать? Что дальше-то будет?

- Погоди. Красная гвардия есть. Прибавляй. Пригодится.

В дверной щели ясно был виден красный нос Степана, но Сергей делал вид, что не видит его.

- На Петроград все смотрят, - сказал Сергей с гордостью, - а только ты не думай, что Петроград все за вас сделает.

Алеша захромал по комнате, занес руку на затылок:

- Понимаешь, Серега, никто и не думает, чтобы за нас делали, а вес-таки трудно так... Ты прямо скажи, буржуев бить будем? Или как?

Сергей с любопытством, следил за Алешей, иронически поглаживая круглую стриженую голову:

- Если не покорятся, будем бить.

- Как это?

- Да твои офицеры затевают какой-то ударный полк? Затевают? А если в самом деле выкинут штуку?

Степан просунул голову в щель двери и сказал негромко:

- А для чего ждать, пока они соберутся?

- Слышишь? - улыбнулся Алеша.

Богатырчук быстро повернулся к дверям.

- А что делать, по-твоему?

- Как - что делать? - Степан вылез в комнату и сразу начал загибать

пальцы: - Во-первых, оружие отбрать, как у нас говорят: Акулине голос, Катерине - волос, а Фроська и так хороша, ни голоса, ни волоса - ни шиша. Да и не только их, - Степан смутился и захохотал, шагая по комнате и все держа счет на пальцах. - Да разные господа и помещики! В один день и благословить: иди к такой богородице в царство небесное и живи спокойно, а нам не морочь головы - теперь наша очередь. А то они, гады, все равно верх возьмут...

- Это ты заврался, - сказал Сергей строго. - Богатство - это другое дело. Богатство отберем по закону.

- А кто закон датс?

- А мы сами.

- Да когда ж ты его придумаешь, закон?

- Подожди.

- Да ну вас, - рассердился Степан. - Ждали, ждали, да и жданки поели. Это уж так хохлы говорят, а они разумный народ. Ленина куда спрятали, говори!

- Ленин свое дело сделает, не бойся.

- Куда вы его спрятали?

- Кто это... вы?

- Да... разны... там... Господа вообще.

- Не господа, а мы спрятали. Надо прятать, когда за ним с ножами ходят. А он и так дело свое делает.

- Разбери вас. Да для чего ж остерегаться? Скажи народу, он тебе сейчас... под самый корень.

- Да ты чудак, сооьбрази. Тебе вот пришло в голову, пойдешь сейчас буржуев громить, а другому еще что придет. Организация есть. Партия. Партия большевиков, слышал?

- Вот смотри ты - слышал. Да у нас тут на Костроме все большевики.

- Это не большевики. Большевики дисциплину знают.

- Как ты сказал?

- Дисциплину, говорю.

- О!

- А что?

- Ого! Ну... будет у вас чести, как с лысого шерсти! Это... Да ну вас! - Степан засунул руки в карманы и побрел на кухню.

Богатырчук проводил его прищуренным взглядом.

- Батрак?

- Батрак, - ответил Алеша. - Да он замечательный человек.

- Чего лучше. Такого свободно можно считать за один станковый пулемет.

- И без водяного охлаждения.

- Это твой денщик?

- Это мой друг, - ответил Алеша.

6

Степан сидел на крыльце и курил махорку. Алеша вышел, присел на ступеньке.

- Правильно это говорил или неправильно?

- Правильно.

- А почему правильно? Петрограда ждать, что ли? Со своими буржуями сами справимся.

- Буржуи у нас в одиночку. Организации у них нет, войска нет, юнкеров нет.

- Это выходит черт те что. Не по-моему выходит.

Степан сердито отвернулся к воротам.

- А чего тебе нужно?

Степан наморщил лоб:

- Чего мне нужно... Вот придет старик, ему пожалуюсь. Черт те что выходит... и может... того... юрунда может выйти.

- Юрунда, юрунда, - передразнил его Алеша. - С такими, как ты, и может выйти юрунда. Тебе это хочется, как при Степане Разине...

- Это про которого в песне поется: "Только ночь с ней провозжался, а наутро бабой стал"? Так он нет... он эту бабу отставил...

- Да не в бабе дело.

- Да и не в бабе, - обозлился Степан. - Кому баба может помешать, если по-настоящему. Если баба хорошая, она ни за что в помехе не будет. Главное, корень вырвать. А твой этот Сергей заладил одно: организация, организация. Вот придет старик, вот ты увидишь...

- Ну, и увижу, - добродушно согласился Алеша.

7

До прихода Семена Максимовича Степан бродил по дрову, заглядывал в кухню и принимался что-либо делать. И молчал. Только вечером, закладывая дрова в дверцы узенькой топки, не глядя ни на кого, спросил:

- Капитан артиллерии, ты слыхал что-нибудь про Степана Разина?

Капитан мирно сидел на низенькой скамеечке в убранной кухне, высоко взгромоздив худые блестящие колени. Папироса почти целиком скрывалась в его усах. Василиса Петровна, сурово сжав губы, тонкими кружочками нерезывала лук и укладывала его вокруг приготовленной к ужину селедки.

- Слыхал, - ответил капитан.

- Он, чего это, разбойник был, что ли?

- Атаман. Только не разбойник, нет.

- А как же? Революционер, выходит?

- Революционер? Да нет, какой там он революционер. Тогда революционеров еще не было. Атаман просто.

- Он за бедных воевал, - тихо, серьезно сказала Василиса Петровна. - За бедных воевал... и был очент хороший человек.

- Так что ж ты? - Степан сердито обернулся, сидя на корточках. - А еще образованный человек. Значит, революционер.

- Он хороший был человек, - продолжала Василиса Петровна, - только...

- С девчонкой? Знаю...