Титус Гроун - Мервин Пик

Выйдя на улицу, молодая женщина зажмурилась от яркого света. Тут же она поймала на себе настороженный взгляд козы. Несколько мгновений человек и животное испытующе смотрели друг на друга. Первой не выдержала коза – убедившись, по-видимому, что незнакомка не собирается причинять ей вреда, коза слегка наклонила рогатую голову и сделала два шага вперед. Не обращая внимания на козу, Кида направилась в сторону и вдруг уловила негромкое журчание воды. Остановившись, женщина посмотрела на небо: солнце было примерно на полпути к зениту. Впрочем, с таким же успехом можно было утверждать, что светило находится на полпути к горизонту. Кида затруднялась определить, было ли сейчас утро или уже день.

Постояв, Кида направилась в сторону, откуда доносилось журчание воды. Она миновала каменную коробку строения, виденного из окна, причем в тени бывшего дома было невероятно холодно.

Сразу за зданием начинались заросли папоротника, в которых и журчал ручеек. Тут же спутались в клубок множество сухих колючих плетей – ежевичные, как определила Кида. Ручеек впадал в небольшое углубление, тщательно выложенное камнями, откуда в сторону дома начиналась тропинка. Кида обратила внимание, насколько утоптанной была дорожка – должно быть, тут ходило не одно поколение. Рядом, где излишняя вода вытекала из выемки, в русло ручья были уложены камни – по ним переходили на ту сторону. Камни лежали и на том берегу – по-видимому, почва там была болотистая.

Сзади послышался шорох. Кида испуганно обернулась, но тревога оказалась ложной – серая кобылица, скосив на женщину фиолетовым глазом, подошла к выложенному камнем водосборнику и принялась пить, широко раздувая ноздри. Чуть в стороне, где ручей круто поворачивал вправо, виднелись еще две лошади – каурая и вороная. Кида обратила внимание, что кони ухожены, гривы и хвосты их тщательно расчесаны – видимо, им повезло с хозяином. Вороная лошадь нагнулась к ручью и тоже стала пить воду; ее пышная грива нависла над глазами. Кида невзначай подумала, что если она пойдет дальше по течению ручья, то наверняка увидит куда больше лошадей. Скорее всего, ручей впадает в реку, которую она видела последние трое суток. И лошадей там, наверное, больше. Разумеется, рядом с селениями…

Кида резко оборвала мысль – лезет же всякая чушь в голову! Женщина поеживалась – холодно! Лошади, как по команде, уставились на нее. Неожиданно для самой себя Кида заговорила:

– Ну что, что теперь? Жизнь прошла. Возлюбленные мертвы. Муж и сын в могиле. Ты тоже, можно сказать умерла. Одной ногой точно стоишь в могиле. Но что-то еще пытаешься насвистывать… О чем хоть песенка-то? О том, что все так быстро кончилось? Красота рано или поздно блекнет, потом вообще умирает. Что делать? Если бы родился ребенок – все могло б измениться…

Подойдя к воде, Кида опустила голову и стала рассматривать свое отражение. На нее глядело чужое лицо. Больше всего Киду удивило отсутствие на лице печали и усталости от жизни – это характерное выражение, по которому сразу узнаешь обитателя предместья. И глаза были не такие, как обычно – слишком живые и блестящие. И это несмотря на последние злоключения! Молодая женщина медленно приложила руку к сердцу и закричала во весь голос:

– Все, все прошло! Единственная надежда – ребенок. Все остальное уже никогда не придет! Никогда!

Кида посмотрела вверх – в небе плавно парила хищная птица. Сердце гулко колотилось в груди, из глаз текли слезы, а душа продолжала повторять: «Все прошло, все прошло…»

Сбоку послышался шорох. Кида резко повернулась и увидела хозяина хижины. Не говоря ни слова, старик взял ее за руку и повел в дом.

В душе Киды творилось что-то невообразимое: то и дело мелькали сценки из прожитой жизни, причем в них не было строгой последовательности: часто более поздние моменты сменялись полузабытыми отрывками из детства. Мелькали лица, знакомые и незнакомые: соседей по предместью сменяли Флей, госпожа Слэгг, потом вспомнились Брейгон и почему-то Фуксия, после юной герцогини она видела потрясающе выразительное лицо Рантеля, рядом с которым дружески скалил сахарно-белые зубы Альфред Прунскваллер. Все смешалось в этом мире.

Неожиданно губы ощутили нечто холодное. Кида поняла, что это края чашки. Ей предлагают выпить. Что там? А, да какая разница!

– Отец! – вскричала Кида.

Хозяин хижины осторожно подтолкнул ее в сторону кровати.

– Во мне плачет птица, – пожаловалась женщина.

– Отчего она плачет?

– По-моему, от радости. Птица счастлива за меня, потому что скоро все должно закончиться. Я снова почувствую себя легко. Я все отдам за то, чтобы почувствовать себя налегке…

– А что ты собираешься делать?

Кида легла на кровать и задумчиво посмотрела на камышовый потолок, а потом пробормотала: «Чему быть, того не миновать… Веревкой? Или в воду? А может, просто ножом? Да, ножом сподручнее…»

ПРОЩАНИЕ

Кида приходила в себя долго, но все когда-нибудь заканчивается, так и она почувствовала, как силы вновь наполнили ее тело. В один из тихих ясных дней хозяин усадил женщину на лошадь, сам сел на другую и повез Киду в предместье. Кида ничего не рассказывала ему о себе, но хозяин прекрасно знал, кто его постоялица – многие ночи подряд Кида бредила во сне, называя имена, события, даты…

Теперь они не спеша ехали рядом. Изредка старик украдкой посматривал в сторону Киды, и тогда они перебрасывались парой слов. Кида уже знала, как хозяин лечил ее, как накладывал каждые две минуты холодный лист водяной лилии на лоб, как она бредила несколько суток подряд. Горячка прошла очень нескоро; когда Кида поднялась на ноги, ей показалось, что она не ходила целую вечность. Ноги начинали дрожать и ныть после десятка шагов, но женщина постепенно увеличивала дальность и продолжительность прогулок, так что вскоре была на ногах в прямом смысле слова.

Кида почти не разговаривала с хозяином – их взаимоотношения были очень странными. Они не разговаривали, но прекрасно понимали друг друга. Кида хлопотала по дому, занимаясь рукоделием, старик возился со скотиной, колол дрова – в общем, времени на разговоры было немного.

Молодая женщина инстинктивно поняла, что гостеприимный хозяин решил отправить ее обратно в предместье – старик ни слова не сказал о своем решении.

В последний день, возвращаясь с пешей прогулки, Кида отважилась спросить старика, указав на торчащий за лесом утес, похожий на указательный палец руки:

– Отец, скажи, что означает вон тот камень? Мне кажется, что он выглядит как-то зловеще.

– Дочка, если ты угадала в утесе что-то недоброе, то он предвещает твою скорую смерть. Я не вижу в нем ничего ужасного. Когда-то давно камень означал для меня великую любовь. Впрочем, со временем все меняется…