За вдохновением...: Роман. Мавраи и кит: Повести - Пол Андерсон

— О да, мы бываем очень рады, что вы навещаете нас, Фриледи.

Она, кажется, обиделась, и мало говорила в последующие часы. Через некоторое время она ушла к себе, в тот отсек, который он выделил для нее, и он услышал, как она играет на скрипке. Это была старинная мелодия, старше, чем сам звездный мир, и все же она казалась новой, нежной и искренней, заключая в себе все, что хорошо и дорого человеку. Он в точности не знал, что это за музыка… Потом она замолкла. Ему захотелось произвести на нее впечатление. У китов были свои мелодии. Он достал гитару, ударил по струнам и дал простор своему воображению. Потом он начал петь.

Когда младенцем ДжерриКлоусон Сидел у мамы на руках,Решил летать он на ракетах,Пока не превратится в прах…

Он почувствовал, как она потихоньку вышла и остановилась у него за спиной, но притворился, что не замечает ее. Его голос пробивался сквозь мерный гул, исходивший от стен, и он не сводил взгляда с холодных звезд и ржавого полумесяца Мардука.

Джерри крикнул в микрофон:Режьте свой кабель и мотайте,Нам пробило оболочку,Радиация, спасайтесь!Занимайте место в лодках!И скорей, к Земле, беда!Я хотел пробиться в космос,В нем останусь навсегда.

Он закончил свою балладу звучным аккордом, оглянулся и встал, кланяясь.

— Нет-нет… садитесь, — приказала она. — Это не Земля. Что это была за песня?

— Джерри Клоусон, Фриледи, — ответил он. — Это древняя баллада, вообще-то я пел перевод, она была написана по-английски. Она восходит к началу межпланетных путешествий.

Предполагается, что Свободные Звезды должны быть не только эстетами, но и интеллектуалами. Он застыл, ожидая, что она скажет, что кто-нибудь должен собрать древнекитские баллады и издать их отдельным сборником.

— Мне понравилось, — заметила она. — Очень понравилось.

Он отвел глаза.

— Спасибо, Фриледи, а могу я спросить, что вы играли?

— О, эта мелодия еще старше, — ответила она. — Это тема из Крейцеровой сонаты. Я ее ужасно люблю. Пожалуй, мне хотелось бы познакомиться с Бетховеном.

Их взгляды встретились, и ни один из них не отвел глаз, и так они долго, молча смотрели друг на друга.

Таун кончался резко, словно его обрезали ножом. Его границы сохранялись уже 3000 лет, когда он был святилищем: иногда он стоял особняком, обдуваемый ветрами со всех сторон, и вокруг не было никаких других следов человеческой деятельности, за исключением нескольких разбитых стен; иногда его почти проглатывал огромный и шумный монстр города; по временам, как например, сейчас, он оказывался на краю крупного поселения; но это всегда был Таун, остававшийся неизменным и незыблемым.

Нет — не совсем так. Бывало, что по нему прокатывались войны, оставлявшие вмятины на стенах и пробоины в крышах, наполняя его улицы мертвыми телами; улицы запруживали хищные толпы, жаждавшие линчевать томми, заявлялись самоуверенные крикливые офицеры, чтобы навязать населению какое-нибудь новое правило. Они могли вернуться. В водовороте истории это неизбежно.

Дрожа от нагонявшего его холодного ветра, Кенри завернул на ближайший проспект. Он оказался в зоне трущоб: безрадостные пустыри, бесцельно шатающиеся толпы народа среди нагромождения безликих зданий. Все были одеты в камзолы и нелепые юбки, и от них воняло. Большинство населения составляли Нормальные, номинально, они были свободны, то есть им предоставлялось право подыхать от голода, когда не удавалось найти работу. Основная часть из них принадлежала к Норме D, это были чернорабочие низшего ранга, с тупыми угрюмыми лицами, но здесь и там в призрачном вечернем освещении мелькали более осмысленные физиономии Нормальных D или В. Когда между ними оказывался Стандартный, облаченный в ливрею государственного образца или установленного его частным хозяином, что-то зажигалось в их глазах. Словно они осознавали все с большей остротой, что вокруг что-то не так, если рабы живут лучше, чем Свободные. Кенри и раньше приходилось видеть такие взгляды, и он знал, во что они могли вылиться: в слепую лавину разрушения. А где-то были люди с Марса и Венеры, с Луны и Юпитера, да, и радиант Юпитера имел свои честолюбивые устремления, но Земля по-прежнему оставалась самой богатой из планет… Нет, подумал он, Звездная империя долго не протянет.

Но она должна сохраниться, хотя бы пока будет жива Дорти, и они могли бы позаботиться о будущем своих детей. Этого было достаточно.

Кто-то толкнул его локтем под ребро.

— Ну-ка, с дороги, томми.

Он стиснул кулаки, думал, что смог бы сделать в небесах и как ему поступить здесь, на Земле. Он молча отступил, освобождая проход. Сверху из окна на него уставилась жирная неряшливая баба, она захохотала и плюнула, стараясь попасть в него. Он увернулся от плевка, но как было избежать покатившегося за ним смеха.

Они ненавидят, подумал он. Пока они не смеют обратить неприязнь на своих хозяев, и вместо этого ненавидят нас. Надо проявить терпение. Так не может продолжаться дольше двух веков.

Тем не менее внутри он весь дрожал от гнева. Он ощутил напряжение мышц и нервов живота, и у него затекла шея, так как он старался идти со смиренно опущенной головой. Хотя в розовом саду его ожидала Дорти, ему захотелось выпить. Он заметил мигавшую неоном бутылку над какой-то дверью и завернул туда.

За столом сидело несколько опухших мужчин, интерьер украшала стенная роспись непристойного содержания, которой было не менее ста лет. В таверне промышляло не более полудюжины девиц Нормы D, таких потасканных, словно их набирали в утиле. Одна из них машинально одарила Кенри улыбкой, заметила его лицо, костюм и значок и, презрительно фыркнув, отвернулась.

Он направился к стойке. Бармен окинул его недобрым взглядом.

— Водзан, — заказал Кенри, — двойной.

— Мы здесь томми не обслуживаем, — буркнул бармен.

Кенри так впился пальцами в стойку, что они побелели. Он повернулся, чтобы уйти, но на его плечо легла чья-то рука.

— Ну-ка подожди минутку, астронавт. Эй, бармен, дай-ка двойной водзан.

— Я же сказал…

— Это для меня, Вильм. А я могу дать его кому захочу. А если пожелаю — вылить на пол. — В этом голосе прозвучала угроза, и бармен кинулся поспешно исполнять заказ.