Незаконнорожденная - Кэтрин Уэбб

– То, что я вам собираюсь открыть, известно лишь нам с Харриет и самому Джонатану Аллейну. Об этом не знает даже его мать.

– Даю слово сохранить вашу тайну.

– Спасибо, – произнес капитан, уселся в кресло напротив жены и Рейчел и положил руки на колени, отчего вдруг стал похож на маленького мальчугана. – Это случилось в Бадахосе. После осады и штурма, больше напоминавшего бойню.

– В Бадахосе? – переспросила Рейчел, в памяти которой тут же всплыло название этого города. – Я о нем слышала. Джонатан… то есть мистер Аллейн однажды завел о нем речь. Не там ли он получил ранение в ногу? Кажется, это была последняя битва, в которой он участвовал перед тем, как вернуться домой?

– Вы правы. Хоть мне и странно слышать, что он с вами об этом разговаривал. Думаю, большинство из тех, кто участвовал в том сражении, предпочло бы о нем забыть. Это была настоящая резня. Кровавая мясорубка, подобной бойни я никогда не видел ни до нее, ни после, за что не перестаю благодарить Бога. В подробностях я не стал бы о ней рассказывать. Во всяком случае, дамам. – Капитан остановился и прочистил горло, хотя голос его и без того звучал четко, звонко, и в этом вроде бы не имелось нужды. Рейчел видела, как у него на лице появилось то же самое напряженное выражение, которое она заметила у Джонатана, когда тот говорил о войне. – Мы заплатили немыслимую цену за то, чтобы ворваться в город, и… когда он был взят… – Капитан замолчал, словно собираясь с духом, чтобы продолжить. – Когда город был взят, произошло нечто, напоминающее мятеж. Солдаты перестали подчиняться командирам, началось мародерство, а потом… победители принялись убивать жителей города, как и сдавшихся французов. Творились немыслимые зверства. Казалось, мы очутились в аду.

– Достаточно, милый. Не говори, если это доставляет тебе боль, – сказала Харриет.

– Майор Аллейн не поддался общему порыву, хотя был серьезно ранен в ногу, и благодаря его примеру я тоже не потерял головы. Там была одна церковь… Мы вошли в нее, чтобы помешать озверевшим солдатам ее осквернить. Дело кончилось стычкой. Я вышел, чтобы привести кого-нибудь из наших кавалеристов, но те уже успели напиться, и я только зря с ними провозился. Потом, через несколько минут, майор Аллейн вышел на улицу с новорожденным ребенком на руках.

– Это была наша Кассандра, – прошептала Харриет, и на губах у нее появилась легкая улыбка. Она взглянула на Рейчел и снова взяла ее за руку. – Он спас ребенка посреди всего этого безумия.

Капитан Саттон кивнул.

– Я никогда не спрашивал, что произошло в церкви. Майор Аллейн был весь вымазан кровью, причем не только своей. Вне себя от случившегося, он все время повторял, что убил какую-то женщину. Да, он ее убил. – Капитан Саттон сцепил пальцы и сжал так сильно, что кожа на них побелела. – Я заглянул внутрь и пожалел, что это сделал. Женщина, которая, по всей видимости, была матерью ребенка, лежала на полу среди мертвых. Майор Аллейн не выпускал девочку из рук и нянчился с ней так, словно она приходилась ему родной дочерью. Но солдат не может делать это на войне постоянно. Я предлагал подыскать кого-нибудь из местных, кто согласится ее взять, но он и слышать не хотел ни о чем подобном. Он заявлял, что Испания проклята и если девочка останется в этой стране, то непременно погибнет. Возможно, он был прав. Затем он вспомнил о Харриет и о том, что наш с нею брак, увы, бездетный.

– И, возвращаясь в Англию, он привез девочку с собой, чтобы передать вам, – проговорила Рейчел и удивилась, услышав звук собственного голоса, который показался ей чужим.

«После Бадахоса я сделал одно доброе дело… так однажды сказал Джонатан».

– Да.

– Он говорил мне… он говорил мне, что хотел что-то исправить. Что последнее, что он сделал на войне, был добрый поступок, но и он не мог загладить прежней вины. Джонатан упоминал о чем-то подобном. Говорил, что отнял одну невинную жизнь, зато спас другую, – сказала она.

– Да, так и было, – отозвалась Харриет.

Капитан встал и прошелся вдоль каминного коврика.

– Я бы не назвал это убийством. И во всяком случае, не могу винить в нем майора Аллейна. Он пытался восстановить порядок и унять солдат! Помешать им вести себя точно дикие звери… Если он ее и убил, то, конечно же, ненамеренно.

– Мы никогда его не расспрашивали. А теперь, боюсь, нам уже не удастся этого сделать, – пробормотала Харриет.

– Но… мы говорили об Элис, когда он признался, что убил ее! О войне не было сказано ни слова, речь шла об Элис…

– Могу вас заверить, что воспоминания о матери Кассандры преследуют его постоянно. Она и война все время присутствуют в его мыслях, – пояснил капитан Саттон. – Однако теперь, может быть, его душа обрела покой, – добавил он твердым голосом, и его слова показались Рейчел похожими на пощечину.

Повисла долгая напряженная тишина. В камине едва слышно потрескивали угольки, а наверху раздавались тихие, приглушенные шаги – легкие и быстрые Кассандры и грузные пожилой служанки. Рейчел пыталась воскресить в памяти все, что Джонатан говорил об Элис и о войне, а также все, что рассказывала о нем и о пропавшей сестре Пташка. Она старалась, хотя и тщетно, привести эти воспоминания в порядок и – что выходило более успешно – укрепить свою веру в виновность Джонатана. У нее не оставалось другого выхода, потому что, если бы он оказался ни при чем, это было бы просто ужасно.

«Неужели я поверила в самое худшее и это погубило невиновного человека?»

– Но Джонатан убийца, – сказала она, обращаясь скорее к самой себе, чем к кому-то другому.

– Он хороший человек, – проговорила Харриет, отпуская руку подруги. – Джонатан спас невинную жизнь посреди царящих вокруг смерти и хаоса. И он преподнес нам величайший из даров, на которые только способен человек, – закончила она страстно.

– А если он виновен в смерти Элис, что тогда? Он даже не может вспомнить тот день, – возразила Рейчел. – Разве то, что он спас Кассандру, служит оправданием? Даже Джонатан так не считает. Он мне сам это сказал!

– Если он действительно убил мисс Беквит… – Харриет замолчала и посмотрела на мужа. – Если он и вправду это сделал, то, конечно, ничто не освобождает его от ответственности.

– Кроме, наверное, смерти, потому что в таком случае судить его сможет один Бог. Из-за вашего безрассудного поведения мы так и не узнаем правды. Я, например, не верю в его вину. И никогда не поверю. Не забывайте, что я сражался с ним бок о бок. Он мой собрат по оружию, и я знаю его лучше, чем кто бы то ни было, – проговорил капитан Саттон каменным тоном, а затем встал и покинул комнату, не взглянув на Рейчел и не извинившись за то, что уходит.

Харриет Саттон предложила Рейчел остаться и переночевать у них, не задавая лишних вопросов о том, почему той не хочется возвращаться на Эббигейт-стрит. Но когда Рейчел отвергла приглашение, Харриет не настаивала, и Рейчел прочитала в ее глазах облегчение. Это заставило ее ощутить боль, но она не могла винить за это подругу, потому что без спросу вломилась в их дом и стала угрозой для всего, что было им так дорого.

«Даю слово сохранить вашу тайну». Рейчел медленно брела по направлению к Эббигейт-стрит по улицам, которые казались ей тоннелями, пробитыми сквозь обвалившийся мир. Ее ждала встреча с Ричардом, которому она должна будет рассказать обо всем, что случилось. Он наверняка снова ударит ее за то, что она сует нос в дела Аллейнов и общается с Пташкой, а также за то, что она обвинила Джонатана в смерти Элис и оставила лежать в луже крови на промерзшей земле. «За то, что я расстроила Джозефину Аллейн, которую он так любит… Он ее любит?»

«Неужели я ошиблась? Но разве Джонатан не сказал мне, что он убил Элис?» Она остановилась на Эбби-Грин, где в сточных канавах догнивали занесенные ветром листья платана. Лучи уличных фонарей прочерчивали в темноте длинные линии, от блеска которых кружилась голова, а напряжение нервов действовало изнуряюще. Ей захотелось лечь на булыжники мостовой прямо там, где она стояла. Пусть все идет своим чередом, но только без ее участия. «Неужели я виновна в его смерти?»

Спотыкаясь, она побрела дальше и, повернув на Эббигейт-стрит, увидела чью-то сгорбленную фигуру, пристроившуюся на крыльце винной лавки.

Рейчел остановилась. По тому, как человек прислонился к перилам и как ссутулены были его плечи, она решила, что тот сильно пьян. Наверное, муж или свекор, подумала Рейчел. Однако, присмотревшись, она увидела, что фигура женская, а подойдя ближе, узнала Пташку. Та сидела, обняв колени, и дрожала, несмотря на теплую шаль на плечах.

– Пташка, что ты здесь делаешь? Если муж тебя здесь увидит, он устроит трепку нам обеим.

Рейчел в тревоге посмотрела на окна и с облегчением увидела, что в них нет света. Пташка подняла голову, и Рейчел заметила, что лицо у нее мертвенно-бледное.

– Ни одной из нас больше нечего бояться, – сказала девушка.