Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Молодой лейтенант СПО в ужасе указал на экран:

— Как мы можем сражаться с этим? Г-где этот инквизитор сейчас?

Делакруа почувствовал горечь в горле. Он ещё не придумал, как лучше преподать эту часть.

— Не здесь, — ответил он со вздохом. — Он не поведёт нас никуда.

Делакруа сунул руку в карман и достал записку с неопровержимым кодом на заголовке.

— Я получил это пять минут назад. От… в общем, от другого инквизитора, который также находится на Гариал-Фоле.

— От другого?

— Одного мало, что ли?

— Они принесут гнев Императора на…

— Тихо, — Делакруа силился найти правильные слова. — Здесь говорится… здесь говорится, что Арканнис — обманщик. Здесь говорится, что он готовит ловушку.

— Ч-что?

— Ловушку? Что за ловушку?

— Я не знаю. В сообщении об этом не сказано.

— Это фальшивка!

— Это не фальшивка, во имя Трона! Послушайте, оно было отослано из публичной будки с использованием кода защиты настолько высокого, что мой сервитор связи перегрелся и отключился. Оно подлинное. Без сомнений.

— Тогда…

— Слушайте, — заявил Делакруа, перекрывая гам, — что бы здесь не творилось, мы должны действовать осмотрительно. Я назначен командовать этой свалкой, и я намере…

— Ты? По приказу обманщика? Ха!

— И я намерен так и поступить! Я отдал приказ своим людям. Нулевая терпимость. Нашим приоритетом должен стать контроль над гражданами!

— Ты не сможешь контролировать их, глупец! — генерал с каменным лицом гневно нахмурил брови и помахал толстым пальцем. — Они слишком заняты паникой, благодаря твоим проклятым Троном обращениям!

Делакруа почувствовал, как на виске забилась жилка, самообладание рассыпалось, словно карточный домик. Всё как будто выскальзывало у него из рук.

— Или они будут подчиняться контролю, милостью Императора, или столкнутся с последствиями! Я не могу вести войну, когда на улицах полно крестьян!

— Вы знаете, он прав.

Упала тишина.

Новый голос, несмотря на всю свою безмятежность как-то умудрившийся перекрыть гвалт обличительных выпадов и ругани, принадлежал человеку, который стоял у входа, спокойно привалившись к косяку двери. Собравшиеся вытянули шеи.

— Ты? — прошипел Делакруа.

— Я, — ответил кардинал Арканнис, едва заметная улыбка играла на его похожих на дождевых червей губах. — Как приятно видеть вас снова, маршал. Я смотрю, собрание, которого я требовал, началось как раз вовремя.

— Т-ты должен быть мёртв!

— Да?

— Ты был в Тороидальном зале!

— А-а… это.

— Это! И… и письмо! — Делакруа выставил записку, словно оружие, совсем потеряв почву под ногами. — Здесь сказано, что ты обманщик! Здесь сказано, что ты на стороне врага!

— Правда? В самом деле? — Арканнис поджал губы. На секунду Делакруа решил, что холодная личина кардинала дала трещину, столь напряжённым сделалось его лицо. Однако, тот остался совершенно равнодушен к усиливающейся конфронтации с маршалом. — Крайне занимательно.

Делакруа неверяще уставился на него, сердитое лицо стало почти пурпурным:

— Ты не отрицаешь этого?

— А что, должен?

— Ты умрёшь! — пистолет оказался в руке Делакруа прежде, чем кто-либо из его изумлённых коллег успел отреагировать. Слишком давно привыкших к штабному комфорту, многих угроза насилия заставила подскочить, шипя от страха. Но только не маршала, чей палец давил на спусковой крючок, даже несмотря на сомнения, крутившиеся в душе.

Арканнис, сверкнув глазами, сердито крикнул:

— Брось пистолет, дурак.

Оружие громко лязгнуло об пол, разрядившись с сердитым грохотом и комариным звоном рикошета, чей судорожный полёт закончился глухим ударом в бетонный потолок. Маршал, потеряв дар речи, изумлённо уставился на свои взбунтовавшиеся пальцы.

— Что… как…

— Тихо. Господа, меня зовут Арканнис. Как наш добрый друг маршал уже выяснил, я здесь не для того, чтобы помочь вам.

— Как ты попал сюда? Я… я выставил охрану.

— Да… Боюсь, что они встретились с некоторыми из моих коллег.

Суроволицый генерал СПО, приняв достойный вид с гораздо большим апломбом, чем Делакруа, протолкался вперёд и хмуро уставился на Арканниса, почти сумев скрыть дрожь в голосе:

— Послушайте. Слушайте, чего вы хотите?

Арканнис удивился неожиданному вопросу:

— Хочу? О, ничего. Совсем ничего, — он улыбнулся. — Я просто пришёл засвидетельствовать своё почтение мёртвым.

— Мёрт..?

— Хватит разговоров, господа. Я бы хотел представить вам некоторых своих друзей.

Дверь позади него открылась, что-то твёрдое и острое процарапало по её внешней обшивке с бархатным скрипом. Тишина усилилась. Неторопливо, почти крадучись, в помещение с тигриной грацией проскользнула троица сгорбленных фигур, каждый птичий шаг двухсуставчатых ног — как всплеск контролируемой энергии. Их вход словно вытянул из помещения весь свет, собирая его на неровных краях костяных выростов и гребней и обволакивая тенью каждый изгиб панциря. Руки, по две с каждой стороны насекомьей груди, покачивались в такт поступи, верхние хищные когти-серпы неторопливо сжимались и разжимались, нижние — извращённое подобие человеческих рук и пальцев — хватали воздух. В углублениях суставов между хрящами когтей сегментированная плоть блестела липкой плёнкой влаги. Головы, низко опущенные между костистых плеч, смотрелись по контрасту мягкими и органическими: кожа, настолько бледная, что выглядела почти прозрачной, была натянута на созвездия лиловых капилляров — словно кожа утопленника. Крошечные свиные глазки горели из-под кряжистых надбровий, ниже выпирала челюсть, полная острых, как иглы, зубов.

— Это пурии, — сказал Арканнис как ни в чём не бывало, заломив бровь и разглядывая крадущиеся фигуры, чьи складки и связки внешнего скелета стали глубже и грубее в недобром полумраке. — Вы бы назвали их генокрадами, хотя они никак не связаны с воровством. Не самые блистательные собеседники, открою вам, но достаточно лояльные. По-своему.

Твари одновременно зашипели — шелестящий хор злобы, от которого словно затрепетал сам воздух. Время замедлилось, неторопливо сжимаясь вокруг, словно холодные щупальца какого-то левиафана. Укрытые сумраком хищники жадно и почти бесшумно приблизились к сжавшейся добыче — глаза-бусинки сосредоточены и остры, ссутуленные плечи поднимаются и опускаются. Первый, чью старую плоть испещряли цветные завитки и костяные выросты, повернул жилистую шею к Арканнису, низко проскрежетав что-то вопросительное.

— Делайте своё дело, — отозвался кардинал.

Гхейт слушал, притаившись под дверью в полумраке коридора рядом с Трикарой и желая себе не слышать её безумной белиберды. Небольшой караул вигиляторов — бывшая охрана у тяжёлой двери, в которую вошёл Арканнис со своими… «спутниками» — лежал у его ног. По большей части.

По правде говоря, отношение Гхейта к своим чистокровным родичам становилось всё более неопределимым. Радость узнавания и генетической гордости, которую он испытывал в их присутствии, всегда умерялась приступом отвращения, невыразимым ужасом от родства с подобной «несхожестью». Они всегда ошеломляли его своими повадками и движениями.

Гхейт ни разу не видел их вне покрытых застывшей слизью пределов Подцеркви. Вернувшись из безуспешных поисков хозяина, он обнаружил Арканниса, который ждал его вместе с выводком хищных, шипящих чудовищ… что ошеломило его до потери дара речи. Кардинал лишь улыбнулся пошире, видя его реакцию.

И вот они здесь. Похороненные (таким, по крайней мере, было ощущение) в сердце Центрального участка, со всех сторон их угрожающе обступала клетка обсидиановых башен и непреодолимых стен, подавляя самообладание, душа способность думать. Забираться так глубоко внутрь вражеской территории и проводить подобные операции с такой беззаботностью, как делал кардинал Арканнис — вызывало у Гхейта головокружение.

Но тут из помещения рядом раздались звуки, и его мысли разделились надвое. В основном звуки были мокрыми, но время от времени раздавался сухой треск кости или зловещий скрип растягиваемого тела, которое, поддаваясь смертоносной силе, присоединялось к хору звуками лопающегося попкорна.

Кто-то, заставив зачарованного Гхейта подпрыгнуть, нашёл в себе силы закричать — воплем такого откровенного и чистого отчаяния, что тот, перейдя все языковые границы, ударил как электротоком прямо по нервам. Крик оборвался почти сразу же — его окончание совпало с лихорадочным царапанием у двери — упав с неземного воя до гораздо более приземлённого бульканья, клокочущего и печального, завершившегося патетическим глухим стуком — словно на пол рухнула какая-то влажная масса. Гхейта передёрнуло — но от дискомфорта или желания, он не смог бы сказать.