Ник - Анджей Ясинский

«Количество варьируется. У каждого по-своему. У тебя их – с пару десятков, у Дронта было чуть больше. У Васы, я как-то посмотрел, двенадцать, что ли. Их трудно подсчитать, они не всегда видны».

«Как так?» – удивился я.

«А это уже связано с местом их проживания. Живут они в ауре. Под аурой я раньше, чтобы не усложнять, подразумевал весь комплекс энергетических оболочек человека. Биологическое тело и аура как бы существуют в разных слоях реальности, в разных измерениях. Пересекаются только их проекции. При блокировке, кстати, аура всего лишь отсекается от внешней среды, а симбионты остаются с тобой».

«Интересно, – протянул я. – А что с ними происходит, когда, например, на ауру воздействуют маги?»

«По-разному. Чаще всего симбионты находятся не в тех слоях ауры, через которые происходит маговоздействие. Так что могут вообще ничего не заметить. В этом плане не стоит их обожествлять. У них довольно узкие ворота существования».

«Все это фигня, – недовольно проговорил я. – В моем случае ничего не объясняет».

Я снова дробно постучал пальцами:

«Слушай, а симбионты могут поменять своего хозяина?»

«В принципе да. Например, если человек умирает, симбионты могут впасть в спячку и долгое время существовать этаким энергетическим сгустком. Если рядом окажется человек, то есть вероятность, что они уцепятся за его ауру. Разумеется, если в ней для них найдется место. Если есть свободные слоты, так сказать. А к чему ты ведешь?»

«Понимаешь, Умник, – задумчиво сказал я, – ты мне изменил информструктуру, сделал так, что развиваются участки мозга, отвечающие за магию. И вот у меня что-то стало получаться. И это меня смущает».

«Не понял», – удивился Умник.

«Ну как бы тебе объяснить. Скажи, местные маги развиваются с самого детства, так?»

«Ага».

«Вот и мне позаимствованная память говорит о том же. А еще она говорит, что если человек не развивает свои магические способности с детства, то, став взрослым, он уже практически не может этого сделать. Так?»

«Ну да».

«Я это могу объяснить только следующим образом. В детстве мозг развивается очень интенсивно, и при правильном подходе ребенок может инстинктивно или по подсказке воспользоваться заложенными возможностями, а как только он их прочувствует, то уже вполне сознательно сможет их развить. К тому же мозг у детей очень гибкий, в отличие от мозга взрослых. Конечно, если усиленно тренироваться и если этот механизм от бездействия не «усох», то и взрослый сумеет добиться хороших результатов. Но в том-то и суть: я ведь ничего такого не делал, оно само как-то получилось. Вот я и подумал: а вдруг ко мне еще там, у эльфов, прицепился какой-нибудь симбионт, ранее живший в погибшем маге, а я подключился к нему и инстинктивно воспользовался его знаниями о том, как надо магичить. Что скажешь?»

Умник долго молчал.

«Ну что ж, – наконец ответил он, – версия как версия. По крайней мере, опровергнуть ее мне нечем».

Я только хмыкнул. Не такого ответа я ждал.

«Ну ладно, а сейчас давай-ка попробуем отработать первый пункт моего плана, а именно: посмотрим, как можно использовать инфомагию для нанесения вреда человеческому организму…»

Следующие три часа пролетели незаметно, как оно и бывает, когда занимаешься интересным делом. Гномы уже встали, но шум, производимый ими и доносящийся через раскрытое окно, я практически не воспринимал. Лана убежала по своим делам, ее звонкий голос, что-то втолковывающий Море, лишь на мгновение отвлек мое внимание. И когда мы с Умником все-таки сделали ЭТО, я услышал голос Дортмуна, что-то громогласно рассказывающего во дворе. Наконец-то он пришел проведать своих подчиненных.

Пошатнувшись и переждав кратковременный приступ тошноты – результат экспериментов над собой, – я выглянул в окно. Настроение главы каравана было явно приподнятым. Да и гномы, окружившие его, чему-то радовались.

А ну-ка проверим, что у нас получилось с Умником.

В этот момент Дортмун с довольным выражением лица хлопнул по плечу самого молодого гнома. Я мгновенно дал команду Умнику через интерфейс бадди-компа, и этот гном вдруг пошатнулся и, как стоял, хлопнулся на спину.

«Упс! – Я подергал себя за мочку уха и раздраженно опустил руку – откуда только взялась эта привычка? Раньше не замечал за собой. – Немного переборщили, Умник. Этот режим воздействия пусть будет под вторым номером».

Странно, у меня самого, когда я тестировал работу системы, это вызвало всего лишь головокружение и легкую дезориентацию, правда, я сидел в кресле. А может, просто привык? Все-таки достаточно долго экспериментировал.

Убедившись, что с гномом все в порядке (он немного неуверенно встал и сказал что-то нелицеприятное Дортмуну, отчего тот нахмурился), я вернулся в кресло, заново просмотрел всю систему и прогнал в тестовом режиме.

Не буду рассказывать о всех безумных и фантастических вариантах, которые я подкидывал на отработку Умнику и на расчеты компу, все равно они оказались по большей части невыполнимыми. Для их реализации или требовалось много энергии, что в моем случае неразумно, или они оказывались слишком сложными. Но в конце концов мне удалось поймать за хвост мысль, которая постоянно кружила вокруг меня, и вытащить ее на всеобщее обозрение. Эта мысль мне уже приходила в путешествии, когда я сделал музыку достоянием общественности, но в тот момент она не прижилась. Ведь что человека делает человеком? В самом примитивном и эволюционном смысле? Правильно, возьмите пирожок с полки – прямохождение. А что позволяет ему это – прямо ходить? Второй пирожок ваш! Хитрый вестибулярный аппарат! Который, что удачно, совмещен со слуховым. Не знаю, специально Боженька или схемотехник, работавший под его руководством, сделал такое, или нет, однако так получилось, что у меня оказалась почти готовая система. Осталось только рассчитать варианты воздействия и точку приложения.

Перерыв кучу информации в своем компе на тему медицины и строения организма, я узнал много нового и интересного. Сам вестибулярный аппарат оказался достаточно сложным, но меня там заинтересовали непосредственно конечные датчики – реснитчатые клетки, то бишь чувствительные волоски, раздражение которых остальными элементами аппарата и докладывает мозгу, что происходит с телом, – данные о его положении и ускорении. Вот на них я и решил воздействовать. В результате очень осторожных экспериментов на мне самом было найдено минимальное воздействие, которое позволяло вызывать у человека кратковременную дезориентацию в пространстве. А дальше уже все было делом техники.