Генерал Багратион. Жизнь и война - Евгений Анисимов

Несомненно, Беннигсен не рвался на генеральное сражение с Наполеоном. Как точно писал Д. Давыдов, «мнение о чрезвычайной предприимчивости противника своего принуждало Беннигсена уклоняться от генерального сражения». Кстати, этот комплекс был присущ и Кутузову, и Барклаю де Толли. Но все же Беннигсен не говорит всей правды. Ему трудно признаться в том, что его вытащили на сражение на невыгодных для него условиях и в неудобной позиции. Кажется, что и на этот раз, как под Гейльсбергом, старый лис, как ни был он осторожен, перехитрил сам себя. В какой-то момент, воспользовавшись удачным захватом моста на левый берег, он потерял бдительность, потянулся через реку за куском сыра (корпусами Ланна и Удино) и попал лапой в капкан. Психология его действий понятна. Беннигсен, такой осторожный и осмотрительный, к этому времени был крайне раздражен тем, что Наполеон выкрал у него из-под носа Кёнигсберг без боя. Поэтому, узнав о движении к Фридланду Ланна и Удино, он решил компенсировать свои прежние неудачи победой хотя бы над ними. Читатель помнит, что раньше, в мае, он так же хотел окружить неосторожно выдвинувшийся вперед корпус

Нея. Так и здесь, под Фридландом, он решил разбить сблизившихся с ним и оторвавшихся от основной армии Ланна и Удино и для этого начал перебрасывать армию, включая тяжелую артиллерию, на левый берег, в явно неудобную, не предназначенную для обороны позицию. Ермолов писал, что еще «в Шиппенбейле князь Багратион получил повеление идти поспешнее к местечку Фридланд. Многие удивлены были направлением армии, но открылось, что часть кавалерии (французов), зашедши неосторожно в Фридланд, схвачена эскадронами Татарского уланского полка (того самого обедавшего с Багратионом и Беннигсеном полковника Кнорринга. — Е. А.), и пленные показали, что армия (Наполеона) идет к Кёнигсбергу и только один корпус расположен неподалеку, а потому полагали, что главнокомандующий, вознамерясь истребить сей корпус из предосторожности, что будет он подкреплен другими войсками, собирает всю армию для вернейшего успеха»75. Это уже ближе к правде, но тогда спрашивается: почему, зная, что перед ним всего лишь два корпуса, Беннигсен не атаковал их сразу, до подхода основных сил французской армии, а выстроил свои войска на левом берегу в оборонительную позицию? Известно, что по его приказу подходящие к Фридланду войска начали вставать на левом берегу в положение типичной оборонительной дуги, края которой упирались в берега Алле. Князю Багратиону был поручен левый фланг обороны, правый — князю Горчакову. Между тем Ермолов, подтверждая мнение военного теоретика Жомини, писал, что Беннигсену надлежало не готовиться к обороне, а «напасть решительно на французский корпус, который, будучи весьма разбросан, не мог ни защищаться упорно, ни отступать с удобностию. Армия (Наполеона. — Е. А.), растянутая в следовании на Кёнигсберг, не могла подкрепить (корпус) в скором времени, и приходящие в помощь войска, не иначе являясь как поодиночке, не в состоянии были бы устоять против соединенных сил всей (русской) армии. Предположа, что по превосходству сил неприятеля не входило в намерения главнокомандующего разрезать армию на марше, но, конечно, не упустил бы он случая истребить один корпус. Напротив, мы занялись продолжительною бесплодною перестрелкою и бесполезно потеряли столько времени, что прибыла (французская) кавалерия против правого нашего фланга, и лес против арьергарда наполнился пехотою»76.

А дальше, по мере прибытия новых и новых сил французов, сразу вступавших в бой, изменить ход завязавшегося полномасштабного сражения Беннигсен уже не мог: бежать сразу Же ему не позволяла, как он позже писал, честь, а потом былоуже не до понятий чести — противник не позволял уйти, навязав русским свою тактику и поставив их в положение цугцванга. В итоге, как писал сам Беннигсен, «русская армия, гораздо слабее неприятельской, была захвачена Наполеоном врасплох». Врасплох! Здесь это слово совершенно не подходит. Виноват в создавшейся ситуации был исключительно он, главнокомандующий, не просчитавший варианты перед тем, как дать приказ переходить войскам на левый берег. Между тем позиция там, ставшая случайно оборонительной, была неглубока, с открытым для прострела орудиями врага пространством и невозможностью эффективно маневрировать войсками. Казалось, будто черт завел в эту ловушку нашу армию!

Ответ на вопрос, поднятый Ермоловым, почему сам Беннигсен сразу не атаковал французов, виден из общих описаний сражения. С самого начала дело пошло не так, как предполагал главнокомандующий. Французы Ланна и Удино не стали дожидаться, когда русские построятся и атакуют их. Они сами, подкрепленные подошедшим вскоре корпусом Даву, двинулись в атаку и заставили обороняться вначале центр, которым командовал Дохтуров, а потом и правый фланг русской армии. Атаки эти были успешно отражены. В какой-то момент наступило затишье. Как писал потом Беннигсен, «я считал уже совершенно оконченным дело, которое возгорелось гораздо сильнее, нежели я желал. И вдруг около семи часов офицеры, размещенные на городской колокольне для наблюдения за движением неприятеля, донесли мне, что позади леса на разных дорогах, идущих от Прейсиш-Эйлау, виднеются большие столбы пыли, происходящие, очевидно, от движения сильных неприятельских колонн. Действительно, это подходил сам Наполеон с главными силами своей армии». Беннигсен приказал вернуть тяжелую артиллерию на правый берег Алле и предписал генералам немедленно переводить полки по мостам на правый берег, но было уже поздно. Есть сведения, что прибывший Наполеон был изумлен видом позиций и построений русских. Все выглядело странно примитивно и неумело, и он стал подозревать, что хитрец Беннигсен где-то спрятал основные силы армии для внезапного удара. Но, увы, никакой хитрости в действиях русского главнокомандующего не было, как и раньше не было никакого скрытого смысла в броуновском Движении русских войск под Пултуском.

Основной удар французов пришелся на левый фланг, которым командовал Багратион. Таков был план Наполеона — прорвать русский левый фланг, захватить город и разбить отрезанные от него войска Багратиона. Кстати сказать, наш герой почувствовал грозящую ему опасность раньше других. Еще до начала атаки он стал требовать у Беннигсена помощи, но тот уже ничем не мог помочь ему. Дело в том, что как раз в этот момент Ней, сумевший накопить силы на опушке Сортолакского леса, ударил по Багратиону, которому пришлось отступить ближе к городу. Правда, войскам Багратиона действенную помощь оказали русские батареи, стоявшие на правом берегу Алле и стрелявшие по французским колоннам через реку с близкого расстояния. В какой-то момент атаку корпуса Нея и пришедших к нему на помощь гвардии и дивизии Латур-Мобура Багратиону вроде бы удалось отбить. Но тут произошло неожиданное и печальное для нас событие, решившее судьбу сражения. Французский генерал Сенармон, артиллерийский начальник корпуса Виктора, со своими 36 пушками вдруг смело выехал на близкое расстояние от наших позиций (180 саженей) из-за скрывавшего его до этого холма, снялся с передков и немедленно открыл огонь, подавив сосредоточенным картечным огнем все русские батареи. Затем он, снова перекатив пушки на предельно близкое расстояние (90 саженей, то есть около 200 метров), открыл убийственный огонь по колоннам Багратиона. Русские полки дрогнули и начали отступать к городу между рекой и оврагом справа. Место это напоминало воронку и по мере того, как войска Багратиона сгрудились в самом узком месте, зажатые рекой и оврагом, выстрелы батарей Сенармона, который еще ближе передвинул пушки к противнику, становились все более убийственными, кроша в кровавое месиво уплотнившуюся из-за дефиле русскую пехоту. Потом стало известно, что генерал Сенармон — этот истинный герой сражения — выпустил 2516 зарядов, и из них только 362 были с ядрами, остальные были с предназначенной русской пехоте картечью. Современники пишут, что канонада была страшная, «выстрелов уже нельзя было различать — гремел беспрерывный гром, и поле покрыто было дымом. Страшный гул разносился по полю и по лесу, земля стонала». Попытки русской конницы налететь на батареи Сенармона закончились провалом; отступившие под убийственным огнем кавалеристы смешались с пехотой, что лишь усилило панику. Французы ударили в штыки, и впервые за многие годы солдаты Багратиона побежали. Сам полководец, с обнаженной шпагой, а также генералы Багговут, Ермолов, Раевский и другие высшие офицеры пытались остановить солдат, построить рассыпавшиеся батальоны, но все напрасно — солдаты бросились по улицам города к уже горящим мостам. В узких улочках Фридланда начались давка, столпотворение, французы перенесли огонь на городские кварталы и вскоре подожгли город брандскугелями. От смерти или плена Багратиона спасли московцы — Московский гренадерский полк: солдаты буквально заслонили его своими телами. Французы продолжали избиение. Следом за бегущими солдатами Багратиона с криками «Vive Il Empereur!» они ворвались в Фридланд. Началась резня в его предместьях.