Империя - Гор Видал

— Велико искушение?

— Нет. То, чем я занимаюсь, куда интереснее. Мне никогда не бывает скучно, а эти люди…

— Устраивают обеды для своих собак.

— Я только что познакомился с мистером Лером, — поморщился Джим.

— От этого нет спасения…

— Эта бедная девушка, на которой он женился…

— Ты это заметил?

— Мы, в наших краях, не такие уж простачки.

— Я так и не думала. — Каролину радовало, что благодаря шоковой ситуации, в которой она оказалась, она не испытывала никакого влечения к Джиму. Он же излучал сексуальную энергию, как пресловутое динамо Генри Адамса. Ей придется его охладить, решила она, не вполне уверенная, чего требовал и что позволял этикет беременности. Доктор, которого она анонимно посетила в Балтиморе, был настолько заинтересован гонораром за предстоящий аборт, что она решила к нему больше не обращаться. Она выжидала и сама не знала, чего именно.

— Теперь ты вернешься в свой Америкэн-сити?

Джим кивнул. Хотя его губы выглядели очень соблазнительно, она предпочла смотреть на Блок-Айленд.

— В понедельник. Китти беременна.

— О, нет! — удивление Каролины было столь спонтанным, что она, показалось ей, выдала себя с головой.

Но Джим просто усмехнулся в ответ.

— Для этого, как тебе известно, люди и женятся.

— Откуда мне это известно? — Она видела в этой ситуации макабрический юмор. — Понятия не имею. — Она овладела собой. — Она нездорова? Я имею в виду — у нее бывают приступы тошноты?

Джим кивнул, не проявив большого интереса к этой теме.

— Всегда при этом бывает неважное самочувствие.

— И когда же… будет ребенок?

— В октябре, полагает доктор.

В том же месяце, когда придет и ее срок. Он, как петух, прыгнул из постели в постель, может быть даже в один и тот же день. Впервые она поняла, насколько опасны мужчины. Мало того, что они наделены физическим превосходством, еще и эта ужасающая способность зачинать новую жизнь одним небрежным тычком. Права была мадемуазель Сувестр. Лучше сапфический образ жизни, «белый брак» между дамами, чем эта потная черная магия.

В дверях появился Блэз.

— Обед готов. — На этот раз она была рада появлению брата.

— У меня нет аппетита, — сказала она правду и вошла в салон одновременно с ударом гонга в столовой. Гарри Лер взял ее за руку, как в котильоне.

— Понятия не имел, что бывают такие красивые конгрессмены. — В краткий миг истины она подумала, что Гарри Лер знает. Но, конечно, он не может знать, и сердце ее забилось спокойнее. Не разовьется ли в ней скрытность, которая может выдать ее?

— Вы имеете в виду мистера Дэя? — Каролина улыбнулась Мэми Фиш, и та кивнула ей по-королевски. — Это приятель Блэза.

— На редкость привлекательная пара, не правда ли? — Лер звонко засмеялся. Каролина тоже засмеялась, и в голове ее внезапно созрел план действий.

Точно в полдень Каролина вошла в Павлинью аллею отеля «Уолдорф-Астория», в этот час довольно пустынную. Светский Нью-Йорк предпочел обосноваться в пределах сотни миль от города, а работающий Нью-Йорк в основном прекратил работу. Пустота и покой громадных залов навевали тревогу. Таким был, наверное, Париж, подумала Каролина, когда Бисмарк стоял у ворот.

Под пальмой ее ждал Джон Эпгар Сэнфорд, несколько полысевший и посеревший с тех пор, как они в последний раз виделись в Вашингтоне в прошлом году; он, как обычно, доложил о своих неудачных попытках расшевелить Хаутлинга. Поскольку в любом случае она скоро вступит в права наследства, они прекратили дело.

— Вы не сообщили в своей телеграмме, зачем вы хотите меня видеть, но я решил, что это касается нашего дела, и захватил документы с собой. — Он держал в руке кожаную папку.

— Все в порядке, — сказала она и села напротив. — Это не по поводу нашего дела. — Она отрепетировала множество зачинов, но ни один не казался верным. Придется положиться на вдохновение, решила она, но сейчас, когда они встретились, пришло не вдохновение, а легкая паника.

Джон спросил про вашингтонских Эпгаров. Каролина сделала ложный шаг.

— Один из них даже избран в конгресс. Джеймс Бэрден Дэй. Мне кажется, его мать…

— Я думаю, это его бабка была из Эпгаров, — сказал Джон. — Я знал ее.

— У него прелестная жена. — На этом Каролина оставила опасную тему. — Вам должно быть… — Она не сумела закончить фразу.

Однако Джон понял, что она хотела сказать.

— Да, мне довольно одиноко. Несмотря на обилие Эпгаров вокруг, я забыл, что такое семейная жизнь.

— Есть еще мы, Сэнфорды.

— Фактически, Сэнфордов совсем немного. Блэз… — теперь осекся Джон.

Каролина не пришла ему на помощь. Тема оказалась мертворожденной.

— Я много думала о том, — сказала она наконец за отсутствием вдохновения, — что мне пора замуж.

— Полагаю, это совершенно естественно. — Джон не проявил ни удивления, ни интереса.

— Скоро уже я получу наследство. — Она выложила главный козырь.

— Да. Вы будете очень богаты. Из того, что мне известно, могу заключить, что Блэз не сделал того, что нас пугало. Есть несколько кредитов мистеру Херсту, но Херст расплачивается скрупулезно. А так ваше наследство в целости и сохранности. Я надеюсь, — Джон вяло улыбнулся, — на вас женятся не ради ваших денег…

— Как на одной из несчастных героинь Генри Джеймса? Нет, не думаю, что это входит в мои… расчеты, пока, во всяком случае. Скажите, а патентное право, это трудная специальность?

На лице Джона мелькнуло удивление.

— Да не то чтобы трудная. Просто на это трудно прожить. Я сменил фирму, это вы знаете. Но длительная болезнь жены… — Голос медленно замирал, уступая место неловкой паузе.

— Я знаю, Джон, вы пережили нелегкое время. Простите меня. Я вам искренне сочувствую, — добавила она, довольная, что ей удалось вдохнуть в свои слова теплоту. Он был ей приятен, нравилось ей и то, что она явно нравится ему. — Однажды вы оказали мне честь, — Каролина уставилась на пальму, как бы надеясь увидеть если не обезьяну, то хотя бы готовый упасть кокосовый орех, — сделав мне предложение.

— О, простите меня, — сказал Джон, побледнев и заикаясь. — Это было после… после…

— … того как она умерла. Жаль, что я ее не знала. Она была…

— … святая, — сказал за нее Джон.

— Именно это слово я и имела в виду. Я обдумала ваше предложение — на это, понимаю, ушло много времени. Сколько же? Не меньше четырех лет. Я принимаю ваше предложение. — Наконец это было произнесено.

Удивление, написанное на лице Джона, не было высшей данью восхищения, какое выпадало когда-нибудь Каролине. Быть может, она незаметно для себя постарела? Или он помолвлен? Она же ничего не знает о его жизни. А вдруг у него постоянная требовательная любовница, быть может, даже негритянка, живущая во Флашинге, как тайная жена Кларенса Кинга.

— Но… но… Каролина.

— Вы не можете сказать, что это вас удивляет. — Разговор ей уже почти нравился.

— Нет, нет. Но я даже не мечтал… я хотел сказать… почему именно я?

— Потому что вы сделали мне предложение. Помните?

— Но другие наверняка…

— Только Дел Хэй, но он умер. Вы и я, мы оба — живы.

— Не знаю, что и сказать. — У Джона был такой вид, будто кокос и в самом деле свалился ему на голову.

— Вы можете сказать «да», дорогой Джон. Вы можете сказать «нет». Я приму любое ваше решение. Единственное, что меня не устраивает, это неопределенность. Я против того, чтобы вы тщательно все взвешивали, как это принято у вас, юристов. Я хочу получить ответ сейчас, любой ответ.

— Да. Конечно, да. Но…

— Что но?

— Я потерял все. Мы, моя семья, я хотел сказать, мы полностью разорились два года назад, когда рухнул банк «Мононгахила комбайн», а потом ее болезнь…

— У меня достаточно денег для двоих, — мягко сказала Каролина. — Или будет достаточно уже совсем скоро.

— Но это неправильно, чтобы жена содержала мужа…

— Это абсолютно нормально. Такое бывает сплошь и рядом, даже в Ньюпорте, штат Род-Айленд, — добавила она для пущего драматизма.

— Не знаю, что и думать.

С облегчением она убедилась, что Джон начисто лишен сексуальной ауры. Ей он скорее брат, обычный американский брат, сочла она необходимым признать перед высшим трибуналом собственной совести. Блэз, наполовину брат, одержим тем же динамо, на которое она откликнулась в Джиме. А Джон Эпгар Сэнфорд был как Адельберт Хэй, он был приятен, не раздражал, но и ничего больше.

— Я смогу помочь вам деньгами, — сказала она без всякого кокетства, которое было бы в данной ситуации совершенно неуместно, даже если бы отвечало ее характеру.

— Это было бы ужасно. — Джон чувствовал себя не в своей тарелке.

— Честный обмен не грабеж, как говорят французы. — Каролина разглядывала пальмовые ветви у себя над головой. — Поэтому я постараюсь как можно точнее объяснить, что на что меняется. Я знаю, из всей нашей семьи вы самый светский, самый опытный человек. — Каролина высказалась несколько тяжеловесно, не будучи уверена в его реакции. — Вы превосходно вели мое дело против Блэза, и я вам очень признательна. — Тот факт, что Джон не сделал для нее практически ничего, не имел никакого значения, ей важно было показать, что она считает его светским человеком.