Третья истина - Лина ТриЭС

— Виталий Константинович, это письмо что, писала нерадивая гимназистка? Не похоже, обороты абсолютно верные, стиль литературный, я бы сказал. Не хотели бы, чтобы я подчеркнул ошибки?

— Да, да, пожалуйста, Павел Андреевич, мне пришла в голову одна идея.

— Охотно выполню вашу просьбу. Не составит никакого труда.

— Довольно странные ошибки. Вы не находите? — пробормотал Кузьмин, следя за рукой Поля и исправлениями.

— Нетривиальные, я бы сказал, — отозвался Поль, уколов Кузьмина взглядом.

Кузьмин забрал у него листок и отошел в дальний угол вагона.

— Любопытно, очень, очень любопытно. Эта дамочка не так проста, как казалась. Терроризмом дело попахивает…

— Жаль, мне не довелось прочесть аналогичное письмо другой стороны, — иронически отозвался Виконт

— Простите, я вас не понимаю… — в недоумении свел брови Кузьмин. — Вы хотите сказать, нашу шифровку по такому же поводу? А почему вы решили, что она существовала?

— А вы хотите сказать, что не утруждали себя шифрами? Отдавали прямые директивы? Так или иначе, ваша акция предшествовала. Это недвусмысленно следует из текста.

— Павел Андреевич, вы преувеличиваете связь… — Кузьмин хотел было еще что-то сказать, но Виконт перебил:

— Виталий Константинович, вы теперь знаете, чтó планируется и где. Я думаю, по крайней мере, эти жизни можно попытаться спасти.

Саша сгорала от любопытства: что же они обнаружили в злополучном письме? Но Кузьмин поспешно вышел, а по лицу Шаховского невозможно было ничего понять. Она долго сидела у совсем потемневшего окна вагона, строя по этому поводу догадки. Может быть, они открыли какую-то громадную тайну? А потом дядя Гриша узнает, что самые важные бои и неожиданные победы им удались благодаря тому, что планы противника разгадал тот самый Поль Шаховской, которого он совсем не понял… Наивные мечты, но такие увлекательные! Упоенная ими, она вздрогнула от неожиданности, услышав вдруг голос, очевидно, потерявшего терпение героя ее грез:

— Ночью лучше спать, пока можно.

Оказалось, Кузьмин уже не только вернулся, но даже успел улечься и уснуть. Виконт тоже уже расположился спать. Она, конечно, сразу послушалась, но огорчилась, что он подумает, будто она нарочно не ложилось, чтобы он к ней обратился.

А сегодня, с самого утра, Кузьмин пустился с Виконтом в беседу, но о письме упомянул только, когда речь зашла об образовании Шаховского. Саша насторожилась было, но о тайнах никто ничего не сказал. А то, как будет Виконт освещать свою биографию, и так известно. Ну, вот хотя бы:

— Похоже, бывали в Париже, Павел Андреевич?

— Бывал.

И далее, если Кузьмину захочется еще спрашивать, последуют столь же «пространные» ответы. Кузьмин, вместо дальнейших расспросов, начал рассказывать о нехватке топлива, диверсиях на дорогах, разрухе. А Саша с тихой болью в душе вспоминала, что ей-то он много рассказывал о Париже, прибежище художников и артистов:

«Ты поднимаешься, буквально, карабкаешься вверх по крутому Монмартрскому холму. Взгляд упирается в новые и новые ступени. Вдруг, на каком-то лестничном марше поднимаешь глаза — над тобой, как белый мираж, парит базилика Сакре-Кер…»

И еще, и еще: Лувр, Монпарнасс, импрессионисты, Пале Рояль, Пале Бурбон… По таким рассказам Саша тосковала сейчас почти физически.

Паровоз, как будто для того, чтобы подтвердить слова Кузьмина, неожиданно остановился, и прибежавший солдат объявил:

— Все, стали. Топливо — фьють. Деревья на дрова рубить будем. Начальник поезда просил мобилизовать.

Кузьмин потуже застегнул ремень. Из-за фанерной перегородки было видно, как из других отсеков посыпались люди, побежали к деревьям и кустарнику. Виконт поднялся тоже. Кузьмин замешкался:

— Удивлены, небось? Вот так сами себя и тянем. Обычная практика сейчас.

— Нет, не удивлен. Приятно будет размяться. Пошли.

— Павел Андреевич, а девочка ваша, осталась бы, в лесорубы ей как-то не с руки….

Виконт, не оборачиваясь, произнес:

— Собственно, высоких деревьев нет, безопасно. Останется или пойдет — какая разница?

— Я буду сучья ломать, собирать, а чем вообще мы будем рубить? — обида чудовищная, но не надо давать ей прорваться. Саша придала голосу максимум оптимизма.

— Заметили, Виталий Константинович этот легчайший переход, от ломки сучьев к «мы рубить»? А, в самом деле, чем?

— На такой случай у нас имеются топоры, не в первый раз, — объяснил Кузьмин.

Работа по заготовке дров оказалась делом не быстрым. Горстке людей нелегко было создать нужный запас. Но работать было совсем неплохо. Саша очень старалась, бегала, собирала то, что было под силу, относила по паре поленец к паровозу. Но больше всего ей хотелось смотреть, как работает Виконт. Он рубил дрова с таким удалым и веселым видом, точно это были молодецкие игрища, а не вынужденная заготовка топлива.

— Перекур! — прокричали из-за деревьев. — ЧУ! Слышите? Перекур, потом грузить будем.

— Чу! — крикнула в ответ Саша. — Слышим! А знаете, — обратилась она к стягивающимся на поляну людям, — надо, наверное кричать не «Чу», а «Эй» или «Э-ге-гей»… «Чу» — это сигнал-предупреждение, Это значит: «чужой», «берегись», — ведя эти умные разговоры, Саша посматривала в сторону Виконта, слышит ли?

— Что бы ни кричать, лишь бы понятно было, что зовут, — закуривая, проговорил один из пассажиров их военного поезда.

— Нет, не скажите! Слова надо употреблять правильно. А действительно, как это я раньше не догадалась? Чудной — так и произошло от «чу». Это вообще ТАК ИНТЕРЕСНО разговаривать о том, как произошли слова.

— По-моему, твоя догадка — стоящая, — ответил Кузьмин, — а я слышал, что есть целая наука, посвященная этому… происхождению слов.

— Этимология, — вставил Виконт, не присоединившийся к призыву «перекур», — но насчет «Чу» не согласен. Почти наверняка опирается на славянский глагол «чуять».

— Ой, правда! Мы на Украине слышали такое сотню раз, да, Поль?

— Да.

Когда они уже направлялись к поезду, Виконт неожиданно в пространство произнес:

— Кстати, о происхождении слова «чужой», можно напомнить потом, довольно интересно.

— Вы и сами не забудете, я уверена, — светлый полушубок, меховая шапка, сапожки и Александра внутри всего этого просто запрыгали от надежды на лучшее будущее. — Идемте прямо сейчас в вагон, все равно все уже погрузили, вы чуть-чуть передохнете… сколько захотите, и сразу — рассказывать! Правда? Что откладывать? Отвлечемся, или какие-нибудь события произойдут…

Она тараторила до тех пор, пока не поняла, что уже пропустила первые слова, адресованные в то же пространство.

— …от Петрограда есть озеро. Чудское озеро. Названо оно по имени народа, живущего на его берегах. «Чудь» — так русские называли финнов, карелов. Что в них чудного, напрашивается вопрос? Народ, как народ.

— Обычаи наверно какие-нибудь странные? ЧуднЫе?

— Перебивать меня не надо. Как раз слова «чудной», «чужой» происходят от названия «чудь», а не наоборот. Дело в том, что когда-то соседями славян были готы. «Тьюдд» — называли себя они сами. На их языке это обозначало просто «люди». Для славян это прозвучало как «чудь». Готы исчезли, со славянами стали граничить финны, на них и было обращено теперь это слово в значении «иноплеменники», «странные», «не такие как мы».

— Значит, если я скажу «чудак», это такое же как «француз» или «немец»?

— Довольно странное замечание. Хотя есть примеры, как названия национальностей переходят в нарицательные — варвары, варяги, басурмане, гунны, наконец. Но это либо искаженные названия, либо самих народов уже нет.

— Виконт! Поль! Вы сами догадались обо всем этом?

— Нет, конечно, читал.

Все-таки, не тот. Не смотрит на нее, когда говорит. Что она — Кузьмин или какой-нибудь Лешка? У Виконта есть такая манера — не глядеть на людей, которые не очень его занимают. Но на нее-то он смотрел всегда, когда рассказывал. И где это видано, чтобы она так волновалась, задавая вопрос, и потому несла всякие глупости? Саша отважилась на крайнюю меру: подошла к нему решительным шагом, зажмурилась и… опустила воротник бекеши. Потом запела что-то и независимо отошла. Виконт промолчал. Зайдя в вагон, Саша мимоходом глянула в оконное стекло. Ого! Она даже приостановилась, так вдруг самой понравилось: золотистый мех красиво контрастирует с темными волосами и белой кожей. Румянец такой яркий и глаза блестят почему-то… Как бы он к ней не относился, смотреть на все это, явно, будет не противно.

— Виконт, мне совсем не идет такая шапка, правда? Лучше было бы платочек или волосы косами… что ли, — она, чуть-чуть покачивала головой, разглядывая себя и поправляя кольца отросших за два месяца волос.