Третья истина - Лина ТриЭС

— И то. Идем, конечно, Санюша. Что вы, Павел Андреевич, что за тайны? Чаю попьем.

— Ну, как вам угодно. — Виконт пожал плечами.

Саша, добившись на этом этапе своего, пила сладкий чай с наслаждением, стараясь не думать о том, что будет дальше. Дядя Гриша сразу, как пришел, со смешком сказал, что вчера, услыхав о двоих геройских молодцах, прикидывал: надо бы, коли будет на то их желание, в отряд зачислить…

А что же здесь смешного? Было бы неплохо. Повоевали бы и с победой вернулись в Питер. Со щитом. Виконта еще вчера осмотрел и обработал фельдшер. Сегодня он гораздо свободнее двигает рукой.

Разговор за чаем тем временем принимал другой оборот.

— Я же в открытую хотел поговорить. Что уж тут замыкаться? Дело хорошее сделали, даже самоотверженность проявили, как говорится.

— Вы меня одобряете? Тронут.

— Кто же не одобрит? Поступили, как настоящий большевик, уничтожили палача. Они ответят за каждую каплю бедняцкой крови. Троих в распыл пустим за каждого убитого и замученного, потомкам завещаем: внуки и правнуки врагов будут кровью отвечать за пытки и издевательства над народом… — глаза обычно спокойного Трофимыча вспыхнули ненавистью.

— Настоящий кто? Не ищите идейную подоплеку в рефлекторной реакции на садизм.

Саша заметила, что доблестный командир как-то призадумался, но Виконт продолжал не слишком заботясь, понимают его или нет:

— И прекратим разговор. У меня отвращение к дискуссиям с недавнего времени. Следующие поколения будут, надо надеяться, смотреть на жизнь иначе.

— Да и без этого мы честных людей, даже беспартийных за собой ведем, в свои отряды принимаем. А что, Пал Андреич, людей-то у нас маловато. Саню в детдом определим. Сейчас есть хорошие на советской территории. Едет тут один товарищ… Кузьмин по фамилии… Так с ним отправим. Бумагу напишем, что она — наш товарищ. А вы оставайтесь. Пока не разобрались, что к чему, — потом разберетесь. Я одно понимаю: ежели вы на нашу сторону станете — не предадите. Подлости за вами не водилось.

— Ждете благодарности за то, что соблаговолили не считать меня подлецом? Благодарю. Это все, что вы хотели мне сказать?

— Поль? — Саша чуть не сказала «Павел Андреевич», таким недоступно взрослым и непроницаемым он сейчас казался. — Дядя Гриша? Как же я? Уеду одна? Что вы? Я не хочу, дядя Гриша!

Григорий Трофимович, ответил:

— Погоди, Санечка, будем еще думать, как с тобой поступить! Не к спеху.

Было видно, что он больше занят разговором с Шаховским. А тот не обратил ни на Сашу, ни на ее слова никакого внимания. Григорий встал и положил ему руку на плечо:

— Послушай, Павел, брось ломаться! Что благодетеля разыгрываешь, как говорится? Спас, дескать, от благородства великого, а теперь у меня дела поважнее? Забыл, вот когда мы с тобой на Курнаковых работали…

— Достаточно. Я не помню, чтобы возделывал с вами сады.

Виконт повернул голову в сторону лежащей на плече руки, как бы снимая ее взглядом. И Саше вдруг увиделись в этом повороте и взгляде поколения аристократов Шаховских и Орловых, не способных и не желающих снисходить до общения с теми, кто стоит хотя бы на ступеньку ниже. Между этим надменным человеком, убравшим-таки взглядом нежелательную ладонь с плеча, и веселым спутником Лехи, забавляющимся с ним борьбой, или приветливым художником, перешучивающимся с селянами, не было ничего общего. Саша была потрясена этим превращением: почему он говорит так зло и несправедливо? К чему такая фанаберия? Зачем он ищет ссоры? Отчего переменился к ней? Самоуверенная Саша вдруг почувствовала, что прямо сейчас, в эти мгновения у нее из-под ног уходит опора, жизнь может повернуться какой-то неизведанной и холодной стороной. Только, и Григорий Трофимович неправ. Разве можно так разговаривать с Виконтом? Но Трофимыч не чувствовал вины, напротив, он вспылил:

— Садов не возделывали? Презираете, стало быть? От хозяев своих переняли или сами похлеще них? Я, как к человеку, а он… Девочку за собой таскаете, чтобы ненароком дворянских идеек не растеряла? Чтобы затаившимся врагом среди народа была?

Сейчас, сейчас он будет вынужден в ответ что-то сказать о ней, Саша поймет его отношение и сможет заговорить с ним.

— Я, надеюсь, не пленник у вас? Могу идти?

Григорий Трофимыч пристукнул в сердцах ладонью по столу, хотел ответить что-то, но от двери раздался голос Ступина.

— Разговариваете промеж себя? Я тут маленько ожил, хотя меня еще качает, признаюсь, и саднит повсюду… А ты, друг, как? У фершела нашего в лапах побывал? Я-то от него сбежал… Все ко мне то с припарками, то еще с чем похуже приступал. У нас Ефремыч, как репей, въедливый! В тебя, небось, тоже впивался? Уложить, часом, на недельку не пробовал? У нас расположение спокойное — мышь не проскочит. И маскировка надежная… Впритык наткнешься — не заметишь… Чисто санатория — лечись себе!

— Я здоров, спасибо. — Виконт поднялся и направился к двери, оглядев напоследок комнату, стол и Григория с Сашей равнодушным взглядом.

— А коли здоров, сядем, побалакаем. Кто ты, да что ты? Что делать намерен? Я ж даже имени твоего не знаю, вчера не до знакомств было.

— Я, зато, распрекрасно знаю! — Трофимыч грозно свел брови. — Угораздило тебя, Сидор, на этого нарваться!

— Эвон! Да вы знакомы, что ль? Чудак, у тебя, что с ним счеты свои какие-то? Учти только, не угораздило б меня, мы бы с тобой только на том свете и свиделись бы. То, что он сотворил, другому не под силу. Я такого в жизнь не видал!

— Ты шутки шутишь насчет того света, а бойцы воспринимают!

— Трофимыч, что за муха тебя укусила?

Сашу разрывали противоречивые чувства. Что ей делать? На чьей она стороне? Решиться побежать за Виконтом у нее не получалось, легче было остаться с дядей Гришей. Но разве это мыслимо? Что будет дальше? Приход Ступина ослабил напряжение. Вот и Виконт притормозил у двери и говорит с ним вполне благожелательно.

— Спрашиваете, какие у меня планы? Прежние. Я направляюсь в Петроград.

— Трудненько, братишка, через неспокойные места путь. Немцев проскочите, так легче. Слышь, Трофимыч, а Кузьмин ворочается в Питер не сегодня- завтра?

— А то сам не знаешь?

— Мне дозволено не знать. Я, покамест, только куда германцы, да самостийщики передвигаются, могу сообщить. Уточняю, что ерепенишься?

— Едет Кузьмин.

— Вот и оказия. С ним надежнее. Он через эту полосу на Валуйки раза четыре пробирался. Да и ему с вами лучше. Сашка для отводу глаз пригодится, ты, друг, ну, ясное дело, ты — человек решительный. Ладно выходит.

Кажется, не зря они этого Ступина спасли. План комиссара устраивал Сашу гораздо больше. Виконт отозвался:

— Я еду. Рад спутнику.

Рад спутнику! Рад спутнику? А она что — уже не спутник? Он вообще не принимает ее в расчет? Он оставляет ее здесь??? Саша попыталась поймать взгляд Виконта, хотя прекрасно знала, что это невозможно, пока он не взглянет сам.

Она сжала волю в кулак, набрала воздух в легкие, сколько поместилось, и подошла к Шаховскому.

— Пошли? А то уже поздно. Мы и без этого… Кузьмина доберемся, да? — Саша подняла голову, глядя Виконту в лицо, и удивляясь, что между ними такая разница в росте. Обычно она ее не замечала. — Пойдемте? Пойдемте отсюда?

Григорий Трофимыч поерошил светлые плотные волосы:

— Вишь, какая закавыка, Сидор, Санька — не парень, а девочка. Знаю ее давно, даже заслуги имеет. Но жизнь у нее нелегкая и решать ей, что к чему, нелегко.

— Девочка, вон оно что! А и верно, для пацана слишком пригожая. Вот я перепутал, старый жук! Смотри ты! А за чем остановка? Ну, девочка и девочка. Дочка?

— Нет, — спокойно ответил Поль, и она, которая вовсе не любила, когда его называли ее отцом, почувствовала себя отвратительно. Трофимыч мотнул головой в сторону вконец потерявшейся Саши:

— Чья она дочь, я тебе потом разъясню. А сейчас, ежели в детдом не хочет, ей лучше здесь остаться, при нас. Ефремычу поможет. А, Санюш? — он развернулся к ней. — У нас и девчата есть. А после победы — в Питер, а может, еще куда… В Москву можно… Вся жизнь впереди, все в твоих руках… Решай, не маленькая уже, и время подумать есть… У меня передых, а победа, она не за горами. Так твою жизнь распишем, как по накатанной дороге пойдет, ты заслужила, Саня, и рисковала, и работала от сердца.

Виконт, взяв Ступина под руку, отвел его к двери, и, разговаривая, повернулся к Григорию Трофимычу и Саше спиной, и спина эта ничего не выражала. Справляясь, насколько получалось, с дрожью в голосе, Саша, как можно громче, ответила:

— Это нечестно! Или мы вместе уходим или вместе остаемся. Поль… Павел Андреевич обещал отвезти меня в Петроград… к дяде. Но если надо здесь остаться… все-таки… нет, — она запуталась и не смогла произнести обычное «правда, Поль?» или «правда, Виконт?». Боялась знакомого безразличного пожатия плечами?