Менуэт святого Витта, Властелин пустоты - Александр Громов

Старый завод на трех полянах было признано целесообразным пока не эвакуировать, а строить с нуля еще три — один в горах и два в лесу, в десяти и двадцати переходах от пустоши. Добыча руд идет по-прежнему плохо, но на самое насущное металла пока хватает. «Не подлежащий восстановлению» мартен все-таки восстановлен, перебрали по кирпичику, и есть мысли о том, как повысить его производительность. Аверс-Реверс полностью переключился на изготовление инструмента и деталей станков. Не-ет, второго «Разъяренного Дракона» мы строить не будем, достаточно наигрались в наглядную агитацию, теперь придумано кое-что получше…

Зоны очистки в других частях Простора продолжают расширяться с прежней скоростью. Парисом, Кирейном и Умнейшим, от имени Леона, написан и разослан по эстафете призыв не расходовать зря жизни людей на бесплодные попытки остановить очистку повсеместно, а организовать единую крепкую зону обороны с Леоном Великим Стрелком во главе. Размножена и разослана сага о Рукотворном Звере, написанная Кирейном, а заодно несколько песен и баллад. Сказителю отдан дом, куда проведена специальная кишка от ближайшего источника Тихой Радости. Теперь в дни творческого кризиса сказителя достаточно пережать кишку — и кризис как рукой снимает.

Беженцы из отдаленных районов уже прибывают во множестве, а будет еще больше. Все деревни в округе забиты ими до отказа, и возле заводов строятся лагеря на вырубленных полянах. Добровольцев из числа беженцев сколько угодно, так и рвутся в бой, и каждому олуху надо популярно объяснять, что прежде драки надо сделать то, чем дерутся, — а в итоге на тяжелых и сложных работах людей как не хватало, так по-прежнему и не хватает. Пришли кое-какие старые знакомые — Брюхоногий Полидевк, например. Глуп, конечно, и нет особой надежды, что поумнеет, зато распорядителен и вдобавок полицейский — годится распределять потоки беженцев, кого куда. Уже этим занимается. А Аконтий — помнишь кузнеца из Города? — взял на себя всю металлургию, подобрал себе команду из толковых ремесленников и быстро освоился, Аверс-Реверса только побаивается… Да! — твоя жена с пасынками тоже добралась. Хочешь ее увидеть?

Забыв про боль в черепе, Леон затряс головой. Умнейший сочувственно покивал.

— Понимаю. Она тут грозилась с тебя шкуру снять и ноги ею вытереть — ну, здешние женщины ее слегка и помяли. Сам не видел, а, говорят, в процессе помятия она кому-то полголовы волос выдрала. До смертоубийства не дошло, и хвала Нимбу! Я пока запрятал ее от греха в дальний лагерь вместе с пасынками. Одобряешь?

— Вполне. А… Филиса?

Умнейший пощупал складки на наморщенном лбу.

— Какая Филиса?.. А, все, вспомнил. Понятия не имею.

— Почему?!

— Видишь ли, — Умнейший развел руками, одновременно жестко прищурившись, — ее местонахождением я специально не интересовался. Но если ты настаиваешь, я немедленно все брошу и стану заниматься только поисками…

Леон закусил губу.

— Перестань… Чем сейчас занят Тирсис?

Старик ухмыльнулся.

— Слоняется у дома вместе со всей своей командой. Меня не слушает, Полидевка не слушает, Париса не слушает, вообще никого не слушает. Хочет к тебе, а я велел не пускать. Там не он один — в деревне полно бездельников. Только свистни — завтра прибегут еще десять тысяч, чтобы взглянуть на Великого Стрелка. Но я бы свистеть подождал.

— Не шути, старик… — Зажмурившись, Леон попытался сесть на топчане, и это получилось. — Ты вот что, скажи Тирсису, пусть ищет Филису. По лагерям, по деревням, где угодно. И пусть он мне ее найдет. Хотя нет — зови его сюда, я ему сам скажу…

Филиса нашлась в дальнем лагере — не в том, куда Умнейший упек Хлою, а в другом, находящемся на диаметрально противоположной границе контролируемой области. Получилось ли это случайно или Умнейший опять хитрил, Леон предпочел не выяснять. Неважно. Главное, Филиса была найдена, не сгинула, как многие, не пропала безвестно, не погибла от жары, жажды и усталости при переходе через Междулесье, и распорядительный Тирсис специальной депешей сообщал о ее хорошем здоровье, клялся беречь пуще глаза и запрашивал дальнейших инструкций. Леон с той же почтовой летягой передал ему приказ возвращаться. Нет, доставлять Филису к нему не надо. Оставить как есть, но освободить от тяжелых работ. Он придет к любимой сам.

Дни выздоровления тянулись так медленно, словно над Простором перестал кружиться Великий Нимб. Иногда, когда никого из лекарей не было поблизости, Леон пробовал встать с постели. Сраженный приступом головокружения, цеплялся руками за воздух, как лунатик, валился где попало. Лучшие знахари, собранные Умнейшим по всей округе, тащили его назад, на постель, зашептывали боль. Ключица, по-видимому, почти срослась, серьезной боли в плече Леон не чувствовал. Тем обиднее было валяться тюленем из-за какого-то там сотрясения, пусть и основательного, пить отвары из знакомых и незнакомых трав, гася периодически подступающие позывы к рвоте. Леон злился, потеряв счет дням. Сколько еще можно терпеть растительное существование? До пролежней? Хорош Великий Стрелок и вождь — с пролежнями!

Обрыдло!

В один из визитов Умнейший с некоторым удивлением в голосе сообщил, что Памфил, оказывается, выжил и идет на поправку. Раны водителя рубцуются хорошо, и, пусть красавцем ему отныне не бывать, на водительских навыках ранение вряд ли скажется. Уже придумана и одобрена специальная нашивка на набедреннике, даваемая за ранение в боевых условиях, и Памфилу объяснено, что он должен нашивкой гордиться. Впредь быть ему инструктором, если только Леон не захочет оставить лучшего на Просторе водителя при себе. Почему бы и нет?

Леон погасил приступ тихой ярости. Вот, даже Памфил! Не хватало еще, чтобы иссеченный едва ли не в лапшу водитель вернулся в строй раньше него, Леона!

Искусство ли знахарей способствовало выздоровлению, молодой ли организм сам справился с контузией, а только однажды Леон, поднявшись с продавленного ложа, растопырив руки, готовый чуть что хвататься за первую попавшуюся опору, почувствовал, что может ходить.

Голова почти не кружилась, и упала с глаз мутная пелена.

Опасливо, но уже шалея от нежданного счастья, он сделал первый робкий шаг, затем второй. Опершись рукой о корявую стену, попытался подпрыгнуть.

Резкое движение отдалось болью в черепе, но на этот раз Леон сумел переждать боль на ногах.

В дверь просунулся Батт и, пискнув, ушмыгнул обратно. Минуту спустя зашел Умнейший.

— Как самочувствие? — спросил он, прищурившись.

— Здоров! — Леон и не подумал скрыть счастливые нотки в голосе. Здоров! Здоров!