Светлая сторона Луны (трилогия) - Сергей Дорош

— Это так, — согласился Кот. — Я согласен с Шутом: от них надо-таки избавиться, пока они не стали по-настоящему опасны. Полезны-то они полезны, но и неконтролируемы. Это плохо.

— Хватит, — отрезал я. — Я вас услышал, но решение приму сам. И пока ничего не предпринимайте против Грешника. У меня хватает ума обойти все его выбрыки. Когда не хватит — мы их уничтожим.

Шут с Котом притихли, как собаки, которым хозяин скомандовал «фу». Вроде бы и хочется наброситься на чужака, а хозяйская воля сильнее.

— А что с теми двумя-то было? С теми, которые убили на Марсе? — спросил Кот. Не потому спросил, что интересовался. Просто чтобы сменить тему.

— Их хорошо побросало, — ответил Шут с готовностью — тоже рад был перевести разговор на другое. — Да-а-а… очень хорошо побросало. Я шел по следу, а что мне оставалось? Только так я мог убедить себя, что чего-то стою. За ними я и на Плутон попал. А там меня опередили.

— Кто? — удивился Кот.

— Отец Миракла. Тогда я и понял, что моя жизнь теперь связана с этой семьей. Хотя нет, вру, не тогда. Я ведь почти подобрался ко второму брату, когда Хансер его уничтожил. Был в катакомбах, среди наставников. Сначала продолжал делать то, что умел, — учить. А потом появился Миракл, и я воспринял это как знак судьбы.

— А в душе ты остался романтиком, — заметил я. — Продолжаешь верить в судьбу.

Разговор с пленными — штука сложная. Мне все-таки хотелось привлечь на свою сторону хотя бы часть. А попали к нам в руки люди самые разные: мужчины и женщины, ветераны и молодежь. Говорить с ними всеми разом — проще не тратить время и сразу перебить. Зрелые высшие наверняка упрутся, добавят решимости молодежи. А уж на глазах у женщин мужчины точно начнут один перед одним проявлять свою стойкость.

Первых я почтил разговором молодых парней. Сопровождал меня лишь Магнус. Многие северяне знали его еще до того, как прошли обучение на планетах. Но мне больше нужна была его способность видеть ложь. Если с молодежью все сорвется, остальных высших можно сразу пускать под нож, это я понимал. Мне нужны были перебежчики, нужны как воздух. Братство детей Хансера слишком закостенело в своих правилах, чтобы принять такое пополнение, а вот моей армии — в самый раз.

Встретили меня, ясное дело, взглядами, полными ненависти. Высших согнали в один из замковых двориков. Все они были забиты в колодки, а на стенах вокруг — мои лучники с оружием наготове. Все мои люди щеголяли фиолетовыми кушаками, словно подчеркивая свое приобщение к алтарю Северного домена. Никто не попытался напасть. А вот когда вошел Магнус, по толпе пленных пронесся ропот.

— Тихо, — рявкнул я.

Пленные послушались. Они еще были слишком привычны исполнять приказы старших. Пояс их домена и уважение, которое в последнее время сменило презрительное отношение к плутонцам, добавили моим словам веса. Они ждали от меня слов о поражении их домена, поэтому ничего подобного я не сказал.

— Жаль, что вы столь легковерны, — произнес я, присаживаясь. Сейчас я не хотел давить на них: с северянами это ничего не дало бы. Сейчас я казался им ниже. Первые ряды поневоле присели вслед за мной, задние придвинулись ближе. Все-таки ждали они другого — ультиматумов, угроз. А я всем своим видом демонстрировал желание просто поговорить. — Вас обманывают, а вы верите всему… — На лице моем читалось неподдельное сочувствие. — Кто вам сказал, что мы, я — ваши враги?

— А что, друзья? — выкрикнул кто-то.

— Друзей не держат в колодках, — послышалось из задних рядов.

— Вы сами не оставили мне выбора, — развел я руками. — Вам настолько промыли мозги, что вы готовы броситься на нас, если вас освободить. Но если бы мы были вам врагами, разве не проще было вас убить? Сейчас бойцов у нас хватает. Зачем нам вы? Подумайте над этим.

Я замолчал, давая их неповоротливым мозгам осознать мои слова. Смешно, но ломать их я собирался с помощью когда-то столь ненавистной мне книги Луи. Оружие не может быть светлым или темным — такова лишь направляющая его рука. А книга — тоже в чем-то оружие.

— Чего ты хочешь, подлец? — наконец прозвучало из толпы.

— В чем же моя подлость? — спросил я.

— Ты привел к нам толпы скороспелых высших! Ты нарушил все правила, приобщая их скопом к алтарю и обучая.

— Почему-то когда Бьярни Сноррисон и мой отец Хансер сделали то же самое в Зеленом домене, вы назвали это геройством и военной смекалкой. — Я изобразил удивление.

— Тот случай был другой.

— В чем же? Думаю, все понимают, что приобщить к алтарю может лишь познавший… — Я осекся, чуть не назвав адептов Юпитера принятым на Темной стороне прозвищем. В разговоре со светлыми это — ошибка, — лишь сильный верой, — поправился я, надеясь, что немногие придадут значение моей оговорке.

— И что с того? — Упрямый голос не сдавался, хотя и выходить лицом к лицу не спешил. Предпочел так и остаться голосом из толпы. Чиэр. Боится взять ответственность за других.

— Ну вспомните же. Ведь в Зеленом была элементарная борьба за власть. Большинство решило одно, меньшинство было изгнано, среди них оказалась лишь одна сильная верой. Основная масса стояла в стороне и ждала, кто победит. Это правильно. Уж лучше так, чем очертя голову в драку, не разобравшись, кто прав. Ведь в итоге этой междоусобицы стало ясно, что право было как раз меньшинство. И вернуло домен оно с помощью копий спартанцев, арбалетов отступников из Лазурного домена и топоров ваших отважных родичей. Так ведь было?

— Так.

Я видел, мой оппонент из толпы соглашался неохотно. Не потому, что ему было что возразить. Нет. Я излагал общеизвестные вещи, только чуть-чуть под другим углом. Кто-либо из старших наверняка возражал и даже разбил бы все мои логические построения в пух и прах. Но их здесь не было. Не хотел соглашаться он потому, что говорил это я, бывший пока врагом.

— В Северном домене произошло то же самое. Думаю, все, кто читал рукописи Луиса де Касталенде, помнят его признания о тайном противостоянии в светлых доменах. И то, что произошло в Зеленом, — лишь часть такой борьбы за власть, влияние, за право вести вас туда, куда борющиеся считают правильным. Вот только большая правда, может быть, и одна, а маленьких правд — много. У каждого — своя маленькая правда. Снорри Хромец увидел свою правду и повел за ней тех, кто поверил ему. Но здесь остались те, у кого правда другая: ваши конунги. Разве из-за этого Снорри — предатель?

— Снорри — великий конунг, — послышалось несколько голосов из толпы, но голоса моего оппонента я среди них не услышал.

— Меняются конунги, меняются старейшины — разве вам говорят, почему это происходит?