Тайна затворника Камподиоса - Вольф Серно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Запах такой, как у всех благовоний Аравии, вместе взятых! – предвкушая удовольствие, поводил носом доктор. – После нелегких научных занятий нет ничего приятнее вкусной пищи...
– ... которую для тебя приготовили другие, – закончил за него Магистр, все еще злой как черт.
Однако Бомбастус Зануссус пропустил эти слова мимо ушей. Он приподнял свою деревянную миску и спросил, ни к кому, в частности, не обращаясь:
– Никто не положит мне раков?
Витус поднялся и достал черпаком несколько темно-красных раков из котла.
– Вот, прошу вас.
– Благодарю, мой юный друг. – Доктор взял щипчики. С треском открыл панцирь первого рака и начал неловко выщипывать изнутри кусочки мяса. Несколько раз протягивал его цыганке.
– Позвольте угостить вас мясом моих раков, юная Тирза? Я уверен, такого лакомого кушанья вы давно не пробовали...
Тирза покачала головой.
– Тогда я доставлю вам удовольствие насильно, – доктор не то засмеялся, не то заблеял от радости и уронил мясо на подол платья Тирзы. – Приятного аппетита! – и он с треском принялся разделывать второго рака.
– Может быть, вы упустили из виду, доктор, – процедил Витус, – но эти щипчики одни на всех. Будьте любезны, поторопитесь.
– Тише едешь, дальше будешь, мой юный друг! Неумеренная прыть еще никогда не приводила к цели, не правда ли, юная Тирза?
Ему опять не ответили, что доктора не очень расстроило.
– Не передаст ли мне кто-нибудь суп? От него исходит столь вкусный запах, что пора его и попробовать.
Когда никто не отреагировал, он сам пришел себе на помощь. Наклонившись над котлом, несколько раз зачерпнул из него черпаком.
– Вкусно, вкусно! – причмокивал он, утирая рот большим носовым платком. – Нет ничего приятнее совместной трапезы.
– Поскольку вы употребили слово «совместная», доктор, – вступил в разговор Артуро, – то хочу заметить, эта трапеза такой оценки не заслуживает. Едим мы, положим, все вместе, но позаботились об этой трапезе отнюдь не все.
– Я не вполне понимаю, мой юный...
– И перестаньте вы вечно повторять это ваше «мой юный». Я терпеть не могу, когда что-то остается невысказанным. И поэтому скажу вам прямо и откровенно о том, о чем знают все здесь присутствующие: вы всегда отсутствуете, когда речь заходит о совместной работе, и приготовление пищи сегодня отнюдь не досадное исключение. Если вы в следующий раз поступите так же, вас к общему столу не пригласят.
– Да, но ведь это...
– Это и правильно, и справедливо. Мы всегда готовы помочь друг другу, и если вы еще не заметили этого за то долгое время, что провели вместе с нами, – мне жаль вас.
– Я самым решительным образом протестую против такого тона, молодой... э-э... – доктор даже привстал, лицо его выражало крайнюю степень возмущения. – Вы, очевидно, забыли, что это благодаря мне на ваши представления стекается столько народа... Не будь меня и если бы повсюду не были развешаны мои афиши, никто не пришел бы на ваши... э-э-э... представления.
– Мы высоко ценим ваши афиши, ваше «нунциацио», доктор, – ответил Артуро ледяным тоном. – Благодаря им у нас нет особой необходимости ходить по городам и оповещать народ о нашем прибытии, что иногда небезопасно, так как церковь считает всех фокусников и лицедеев полуеретиками. Однако я стою на своем! Если вы и впредь не будете принимать участия в наших общих делах, не будете помогать нам, можете в будущем путешествовать без нас. – Он оглядел всех сидящих вокруг. – Или кто-то считает иначе?
Как и следовало ожидать, в защиту доктора никто не встал.
– Вот она, благодарность за то, что в последние недели у вас были огромные сборы! Я протестую и удаляюсь, однако прежде скажу, что, если, предположим, я в будущем буду путешествовать без вас, вашу труппу ждет голодная смерть. Причем в самое ближайшее время!
Доктор медленно поднялся и удалился в свой фургон.
– Superbientem animus prosternet! – крикнул ему вслед Витус.
– Что? А?
– Мы ваш протест отвергаем – вот, что я сказал, доктор. Разве вы меня не поняли?
– Какая наглость! Я прекрасно владел латынью, когда вы еще барахтались в пеленках. Я вас, разумеется, понял, однако предпочитаю вам не отвечать.
– Вот видите, доктор, – Витус с довольным видом откинулся назад, – вам сегодня утром не удалось «подкузьмить» меня, зато мне это удалось вполне. На самом деле я сказал вам нечто совсем другое: «Высокомерие предшествует падению».
Следующий день доставил Витусу куда большее удовольствие, потому что утром доктор объявил ему, что желает вернуться в свою прежнюю повозку и управлять лошадьми сам, после чего место на облучке рядом с Витусом заняла Тирза.
– Это правда, что ты не знаешь, откуда ты родом и кто твои родители? – спросила она.
– Да, это так. Покойный аббат из Камподиоса нашел меня как-то утром неподалеку от монастыря. Я лежал в плетеной корзине, и у меня оказалось тяжелое воспаление легких.
– Ты должен рассказать мне об этом.
– Это очень длинная история.
– Прошу тебя, Витус! – зрачки глаз Тирзы расширились.
– Будь по-твоему. – И Витус рассказал ей все, что знал о своей жизни, а повозка тем временем катила по дороге, по обе стороны которой зеленели поля. Они приближались к Рудрону – реке, которая милях в тридцати севернее впадала в Эбро.
Когда Витус закончил свой рассказ, Тирза сказала:
– У нас с тобой есть что-то общее, потому что и мы, цыгане, не знаем точно, откуда мы родом. Старики, правда, рассказывают, будто наши предки тысячу лет назад жили на земле Великих Моголов, которая где-то далеко-далеко отсюда, и нам пришлось уйти оттуда. Но правда ли это, никто не знает.
– Разве об этом не сказано в летописях вашего народа?
– Нет. У нашего народа не было и нет своей письменности. Все, что нам известно о нашем происхождении, почерпнуто из старинных преданий...
– А что произошло после вашего исхода?
– В одной арабской стране, где сегодня говорят на языке фарси – таково предание, – наши предки разделились на две группы, бенов и фенов. Бены отправились в Африку, в то время как путь фенов лежал в Европу. Нас, европейских цыган, разделяют на три группы: рома кочуют на Балканах и в Валахии, синти – в основном по странам, где живут германские народы, а гитанос – главным образом по Франции, Испании и Португалии. Я – гитана.
– А почему вы с отцом оставили свой род?
По ее лицу пробежала тень.
– У нас, цыган, нет родов – только семьи. Почему мы с отцом ушли из семьи – тоже длинная история. Не обижайся на меня, если я не стану сейчас рассказывать об этом.
– Извини, я не хотел тебя обидеть.
– Мне нужно еще немного времени, – лицо ее вновь оживилось. – Вон там, видишь, крестьянский дом? Думаешь, мы скоро доберемся до Роденьи?