Независимость мисс Мэри Беннет - Колин Маккалоу

— Во всяком случае, деточка, — сказала Мэри ворчливо, избегая смотреть на себя в зеркале, — когда ты причесываешь мне волосы, я не ощущаю шпилек и гребенок.

Потребовалось все ее мужество, чтобы выйти из спальни к завтраку, но те, с кем она встречалась по пути в столовую, одаривали ее ошеломленными улыбками, какие она не могла истолковать ни как снисходительные, ни как насмешливые.

Аппетит ее все еще оставался завидным, хотя, едва она обрела свой прежний вес, так, словно бы перестала полнеть. Разумеется, благодаря тому, что она — личность деятельная, энергичная и предпочитает ходить пешком даже на далекие расстояния; ездить верхом ей не нравилось, ведь в Лонгборне ей ни разу не довелось сесть на лошадь. Нелли — их единственный боевой скакун — была пахотной кобылой, с таким широким крупом, что упасть с нее было затруднительно, и слишком медлительной, чтобы ввергнуть в панику. Но стоило Мэри увидеть Лиззи или Джорджи на одном из породистых обитателей конюшен Фица, как ее сердце взметывалось ей в горло.

Настоящая зима еще не вступила в свои права. С ее приходом, догадывалась Мэри, Пемберли обретал сходство с улиткой, укрывшейся в своей раковине. Лучше ходить на прогулки, пока еще можно.

Шелковое белье оказалось изумительно приятным, а мягкая кожа туфель была, несомненно, и очень прочной. Они не терли ей ни пальцы, ни пятки. Ступни у нее были такие длинные и узкие, что купленные в лавках башмаки или сапоги всегда натирали пузыри. Да, богатство имеет свои компенсации, решила она, окутывая плечи сиреневой шалью из тяжелого шелка. Покинув дом, она направилась в лес через маленький каменный мост, столь искусно построенный, что, казалось, его возвели еще римляне.

По-прежнему не ощущая пузырей, она свернула с дорожки на свою любимую поляну, которую весной, по словам Лиззи, цветущие нарциссы превращали в колышащееся желтое море, потому что она была открыта солнцу. Пора и отдохнуть; Мэри села на мшистый камень у края большой прогалины, с восхищением оглядываясь по сторонам. Белки, лихорадочно разыскивающие два-три последних ореха, лиса в кустах, зимние птицы…

И вновь нахлынуло ее тайное горе, единственное, что омрачало ее полное полезных дел существование: ей не хватало Ангуса, ах, если бы он был здесь! Всецело ее теперь, когда остальные уехали. Так много сказать ему! Как она нуждается в его советах! Ведь он так разумен! Гораздо разумнее ее.

— Ах, Ангус, как бы я хотела, чтобы ты был тут! — сказала она вслух.

— Замечательно, — ответил он.

Она ахнула, вскочила с камня, вихрем обернулась, вытаращила глаза.

— Ангус!

— Угу, это мое имя.

— Что вы делаете тут?

— Направляюсь в Глазго, где находятся семейные предприятия. Они сами собой не управляются, Мэри, хотя, признаюсь, у меня есть младший брат, который следит, чтобы паровые машины грохотали, а трубы литейных смрадно дымили. Мы всегда проводим Рождество вместе, затем я выкину что-нибудь эдакое и отплыву назад в Лондон по зимним валам. Как все шотландцы, я люблю море. Это в нас викинги. — Он сел на камень напротив нее. — Сядьте, моя дорогая.

— Я так хотела увидеть вас, — сказала она, садясь.

— Да, я слышал. Вам очень одиноко с тех пор, как они уехали?

— Да. Только не хватает мне не Лиззи, Фица или Чарли. Джейн меня не посещает, хотя мне не хватает не Джейн. Только вас.

Его ответ был обтекаем.

— Выглядите вы восхитительно, — сказал он. — Чем вызвано такое преображение?

— Лиззи прислала мне множество всякой одежды. Устрашающее мотовство! Однако, если я не буду их носить, они никому не подойдут. Я более высока и худа, чем остальные.

— Не бросать же их на ветер, правда?

— Совершенно верно.

— А почему вам не хватало именно меня?

— Потому что вы подлинный мой друг, а не кровный родственник или через брак. Я вспоминала наше время в Хартфорде, когда, казалось, мы говорили обо всем. И особенно как я предвкушала увидеть ваше лицо, когда вы подошли ко мне на улице; и вы ни разу ни в чем меня не разочаровали. Вы не пытались обморочить меня или вкрадчиво отговорить от моей поездки, хотя теперь я знаю, насколько глупой она была. Вы, конечно, и тогда это понимали, но не обескураживали меня, не гасили мой энтузиазм. И как по-идиотски я возвеличивала Аргуса, кем бы он ни был. Право, я так благодарна вам за ваше понимание! Ведь ни у кого другого я его не находила, хотя бы отдаленно. Каким бы заблуждением ни обернулись мои розыски, я должна была отправиться в эту поездку! После семнадцати лет взаперти в мэноре Шелби я была, как выпорхнувшая на волю птица! И беды Англии… Аргус… снабдили меня веской причиной исследовать более широкий мир. Вот почему я всегда буду любить Аргуса, хотя я его не люблю.

— Значит, пришло время мне сделать признание, — сказал он с напряженно серьезным лицом. — Надеюсь, у вас достанет доброты простить меня. Но даже если и нет, я все равно должен сказать вам правду.

— Правду? — переспросила она, и глаза у нее стали совсем серыми.

— Я Ангус, но я также Аргус.

Ее челюсть отвисла, она вытаращила на него глаза.

— Вы… Аргус?

— Да, за мои грехи. Я умирал от скуки, Мэри, и безделья. Семейными предприятиями управлял Аластейр, а «Кроникл» начала изживать себя. И тогда я придумал Аргуса с двумя целями. Во-первых, обеспечить себе занятие. А во-вторых, привлечь внимание обеспеченных людей к положению бедняков. Вторая причина никогда не была для меня важнее первой, и это чистая правда. Во мне сидит бес, и я получал огромное удовлетворение, обедая в лучших домах и слушая, как мои гостеприимные хозяева брызжут яростью, понося гнусные злопыхательства Аргуса. Восхитительное чувство! И все же менее восхитительное, чем расхаживать по коридорам Вестминстера, чтобы встречать членов палаты лордов и общин… Набирался идей от них всех и смаковал скандалы, которые творил, куда больше, чем пробуждение общественной совести, которому способствовал.

— Но эти письма были такими подлинными! — вскричала она.

— Да, они подлинные. В этом часть власти слов, Мэри. Они покоряют даже на бумаге. Сказанные или написанные, они могут вдохновить попранных на восстание, как произошло во Франции и в Америке. Слова — вот что отделяет нас от животных.

Гнев словно бы не желал вспыхивать. Мэри сидела в ошеломлении, пытаясь вспомнить, что именно она говорила Ангусу про Аргуса. До какой степени дурой она выглядела? В какой мере — глупой, иссохшей без любви старой девой? Получал ли сидящий в нем, как он сам выразился, бес удовольствие, мороча ее?

— Вы сделали из меня дуру, — пробормотала она.

Он схватил ее запястья, вздохнул.