Порно - Ирвин Уэлш

Мы отдыхаем на балконе в центре мира, радостные и довольные, попивая розовое вино. От жары и вина меня клонит в сон, тем более что я вчера малость перебрала у Гэва.

Но мы здесь. Я здесь. Я актриса, звезда, бля, здесь, в Каннах.

— Интересно, кто еще сейчас остановился в этом отеле? Том Круз? Леонардо Ди Каприо? Брэд Питт? Может, прямо в соседнем номере!

Саймон пожимает плечами и хватается за мобильный.

— Да кто угодно. Но им придется считаться с нашими планами, — говорит он лениво, набирая номер. — Мел! Вы в отеле… Прекрасно. Кертис нормально себя ведет?… Хорошо… Развлекайтесь пока сами, а мы за вами заедем в семь. После показа будет вечеринка, и я надыбаю всем пригласительные… Не слишком там напивайтесь… Ага, правильно… Хорошо, идите на пляж или телик посмотрите… Встречаемся в холле, у вас в гостинице, в семь… Хорошо, — говорит он, отключая телефон. — Какая неблагодарность, — говорит он и изображает Мел. — У нас с Кертисом бабок нету, Саймон, как же ж мы в магазины без бабок пойдем?

Я вдруг понимаю, что я ужасно устала.

— Я, может, часок подремлю, Саймон, — говорю я ему и иду в комнату.

— Ага, — говорит он, встает и идет за мной.

Он включает порнографический фильм из списка на телетексте канала «для взрослых». Он выбирает фильм под названием «Через заднюю дверь: войти через выход».

— Вот это круто, я никогда раньше не думал, что название этого альбома Led Zeppelin как-то связано с анальным сексом. Подтверждает мои подозрения, что Пэйдж был тот еще фантазер, ну, знаешь, все эти штучки Кроули, все это дерьмо.

— Зачем ты это включил… — сонно бормочу я.

— Во-первых, это возбуждает, во-вторых, мы проверяем противника. Вот посмотри!

Женщина лежит на спине, и ее ебут. Дальше мы видим, что ее ноги закинуты на плечи парню. Смысл в том, что он давит ей на спину, чтобы достать до задницы, и он ебет ее в анус, но при таком ракурсе съемки невозможно понять, ебет он ее в задницу или в пизду. Еще я замечаю, что у женщины большие синяки на запястьях, некоторые из них уже желтеют. Это не столько противно, сколько безвкусно, и мне совершенно не интересно на это смотреть, и меня клонит в сон. Честно говоря, меня вообще не прикалывает смотреть, как ебутся другие люди, меня это утомляет. Этот матрас такой мягкий, такой удобный, как и халат, предоставляемый отелем, и я уплываю…

Я просыпаюсь из-за того, что немного замерзла. Халат на мне раскрыт, пояс развязан, и я вижу Психа, который сидит на кровати, склонившись надо мной, и неистово мастурбирует. Я быстро запахиваю халат.

— Блядь… ты все испортила, — говорит он.

— Ты что… дрочишь на меня?!

— Ну и что?

Я резко сажусь на постели.

— А может быть, мне еще надо накрасить губы синей помадой и притвориться мертвой?

— О нет, — говорит он, — я же не некрофил какой-нибудь. Здесь все вполне невинно. Это как поклонение женскому телу. Ну что за на хуй, ты что, никогда не слышала о «Спящей красавице»?

— Вместо того чтобы просто заняться со мной любовью, ты сидишь и дрочишь на меня и смотришь при этом дрянную порнушку. Что же это за поклонение такое, Саймон?

— Ты не понимаешь… — Он фыркает, и у него течет из носа, а потом он говорит: — Мне нужна… мне нужна какая-то перспектива, нах.

— Что тебе нужно, так это кокса поменьше нюхать, — кричу я, но только наполовину искренне, потому что действительно хочу спать.

И когда я уже засыпаю, я слышу его монотонный голос:

— А ты-ы-ы… ты куришь слишком много травы и вечно порешь какую-то чушь, — говорит он, — но за это я тебя и люблю. Никогда не меняйся, Никки. Травка — это прекрасный наркотик для девочек, травка и экстази. Я так рад, что ты не употребляешь кокс. Это наркотик для парней, девушкам его принимать нельзя. Я знаю, что ты на это скажешь, что это мужской шовинизм. Но нет, это лишь наблюдение, основанное на признании различий между мужчиной и женщиной, различий в смысле анатомии, что и составляет позицию феминисток. Так что я тебе аплодирую, детка, мысленно аплодирую… — говорит он и выходит из номера.

За ним закрывается дверь, а я думаю про себя: ну и слава Богу.

73. Афера № 18752

Возвращаясь на Круазетт, я лавирую по узеньким боковым улочкам, внимательно приглядываясь ко всему на своем пути, выжигая в мозгу несмываемые отпечатки планировки города. Я оцениваю меховые манто, как очень опытный фермер на Инглистонском Королевском Шоу Хайленда оценивает породистый скот. Я слышу кудахтанье девочек на сексуальной ярмарке, и мне достаточно одного взгляда, чтобы дать им исчерпывающую оценку и прикинуть их стоимость. Пиар просачивается в мобильные телефоны сквозь улыбки, похожие на парализованные гримасы, хозяева дорогих магазинов и разносчики, преисполненные надежд, все они — только предмет для жадного «небрежного» взгляда.

Вся эта постановочная игра — это просто кусок дерьма. Зачем останавливаться на порно, почему бы не сделать нормальный фильм? Достать какие-нибудь случайные деньги — и вперед. Все так и делают. Каждый крупный бандит понимает, что лучший преступник — это бывший преступник. Вкладывай деньги в дело и становись законопослушным гражданином, при первой же возможности. Надо работать по-крупному, а тюрьма — это для таких, как Бегби, которые, несмотря на все их понты, все равно жертвы и неудачники. А человек с головой, даже если он и попадет в тюрягу, так, на полгодика, за какую-нибудь ерунду, по молодости, так ему этого полугода вполне достаточно. В общем-то невысокая плата за то, чтоб научиться уму-разуму.

А если после полугода отсидки ты так и не понял, что это не для тебя, тогда у тебя и вправду нелады с мозгами. Никто не любит тюрьму, но некоторые мудаки не любят ее недостаточно сильно. Канны — вот это для меня. Это — олицетворение реализованных возможностей. Но дело даже не в том, что это не Лейт и не Хакни, дело не в положении в пространстве, дело во мне. Теперь я не просто отчаявшийся жулик, ничего не имеющий на продажу. Я вполне понимаю, что вне зависимости от того, сколько я заплатил за все это в прошлом, я никогда бы не смог избавиться от этой легкой предсказуемости, на грани отчаяния. И раньше я ничего не мог, потому что, когда доходило до дела, все это было простой показухой — мне было не с чем выйти на рынок. И вот, по прошествии многих лет, собрав несколько тел в потную кучу и засняв результаты на пленку, я получил готовый продукт — что-то, что можно продать. Что-то, что я сделал сам. У Саймона Уильямсона есть продукт, и Саймон Уильямсон — это уже не Псих. Это бизнес, тут ничего личного. Я рекламирую фильм Саймона Дэвида Уильямсона.

Я возвращаюсь в отель, намереваясь позагорать и вообще отдохнуть, может быть, пообщаться с какими-нибудь симпатичными цыпочками. У нас не так много времени, а этот шут гороховый из отеля меня просто взбесил: четыре сотни за ночь, так еще надо платить пятнашку в день за пользование частным пляжем перед отелем — так же, как и не проживающему в отеле плебсу, которых по-любому надо бы держать подальше отсюда.

Никки уже проснулась, но поскольку у нас мало времени, мы обедаем прямо в отеле. Она, в общем, не особенно напрягается — после того как застала меня онанирующим на нее. Мне вроде как удалось убедить ее, что это не оскорбление ее достоинства, а вовсе даже наоборот. После обеда мы заезжаем за Мел и Кертисом, чтобы всем вместе ехать на показ «Семи раз для семи братьев».

Кинотеатр, в котором его показывают, — это маленький, но модный зальчик на одной из боковых улочек. Ходили слухи, что на показе должны появиться Ларе Лэвиш, Бен Доувер, Линей Дрю и Нина Хартли (кумир Никки), но я не вижу ни одного знакомого лица. Народу собралось довольно много, где-то с ползала, и еще несколько человек проскользнули в зал уже после того, как погасили свет. Я внимательно изучаю аудиторию, пытаясь оценить реакцию публики.

Я так возбужден, что мне сейчас никакой кокс не нужен, но я все равно втягиваю чуток. Мел и Кертис следуют моему примеру. Я не могу удержаться и издаю тихий стон.

— О-о-ох, — когда обнаженная Мелани в первый раз появляется на экране. Мел игриво тычет меня под ребра. Но уж кто производит фурор — так это Никки. С того момента, как она стягивает с себя узкий топ из лайкры и тонкие трусики, выставляя на всеобщее обозрение выбритую промежность, и высокомерно глядит с экрана, в воздухе собираются электрические разряды. В зале раздается несколько громких одобрительных возгласов, и я смотрю на нее и вижу, что она робеет. Я ободряюще сжимаю ее руку. Потом следует настоящий удар — это Кертис, вернее, член Кертиса. Стоило зрителям только увидеть эту могучую дуру, как в зале опять раздались восхищенные восклицания, и я вижу, как наш мальчик улыбается во все свои тридцать два зуба.

После показа мы все получаем положенную порцию поздравлений и рукопожатий, происходит непременный обмен визитками, но нам надо спешить, чтобы успеть на тусовки. Я знаю одну, куда мне очень охота попасть, на вечеринку в клубе «Марке» на Круазетт. Все, кто снимается в порно, буквально рвутся туда, и это вроде как полузакрытое мероприятие, но мне удалось достать четыре пригласительных — и вот мы внутри.