Порно - Ирвин Уэлш

Он говорит, что в одиннадцать утра, так что на следующий день я вызываю такси, и мы все вместе едем в аэропорт. За завтраком он нюхает кокаин, и еще раз — уже в такси. Он что-то парит про Фрэнка Саузу.

— Этот мужик — просто Бог, блядь. Нет, Рентой, правда, блядь, Бог. Я видел, как он вчера выходил из «Вальво и Кролла» с бутылкой дорогого вина, и я подумал, вот то, чего у нас никогда не было на Истер-роуд, тот самый класс, класс и шик, — трещит он, и глаза у него совершенно больные. Никки сама вся укуренная, и ее так трясет от предканнской лихорадки, что она просто не замечает его состояния. Я провожаю их до выхода на посадку и говорю, что я сам полечу в Амстердам рейсом в двенадцать тридцать. На самом деле я собираюсь во Франкфурт, чтобы там пересесть в самолет до Цюриха.

Швейцария — охуенно унылое место. Я потерял всякое уважение к Боуи, когда услышал, что он здесь живет. Но местные банки — это действительно что-то с чем-то. Они тут и вправду не задают никаких вопросов. Так что когда заполнил бланк на перевод фондов со счета «Бананацурри» на другой счет, который я открыл в Сити-банке, никто даже глазом не моргнул. В общем, пухлый услужливый клерк в костюме и при очках спрашивает у меня:

— Вы не будете закрывать этот счет?

— Нет, — говорю я ему, — нам необходим немедленный доступ к деньгам, поскольку мы занимаемся съемками фильмов. Но фонды скоро пополнятся, потому что у нас уже есть инвесторы для следующей картины.

— У нас есть эксперты по финансированию кино. Может быть, вам с мистером Уильямсоном стоило бы поговорить с Густавом, в следующий раз, когда вы к нам зайдете, мистер Рентой. Мы можем открыть специальный счет для текущих расходов на съемки, позволяющий вам выписывать чеки прямо на месте и мгновенно расплачиваться с кредиторами.

— Гм-м… это интересно. Это определенно избавит нас от лишней нервотрепки, если мы сможем проводить все операции, так сказать, под одной крышей, — говорю я, глядя на часы, не желая возбуждать подозрения, но и не желая задерживаться. — Мы обязательно это обсудим, но в следующий раз. У меня самолет…

— Конечно… прошу прощения… — говорит он, и процесс перевода денег существенно ускоряется.

Вот как все просто. Псих, стало быть, уже в Каннах, а я возвращаюсь в Эдинбург.

72. «…как волны Средиземного моря…»

Мы летим в бизнес-классе «Британских авиалиний», прямой рейс из Глазго на Лазурный берег. Мы уже приближаемся к аэропорту Ниццы, небо — чистое и голубое, и я вижу, как волны Средиземного моря набегают на золотой песок. Включаются светящиеся таблички «Пристегните ремни», но Саймон уже в четвертый раз направился в туалет и выходит оттуда, как говорится, весь горя возбуждением и предвкушением.

— Вот оно, Никки, вот оно. Ты ведь хочешь увидеть аферы, то есть настоящие аферы, подводные камни, раболепие и мошенничество?

— Вообще не особенно… — говорю я, отрываясь от «Еllе». Ноздри у него красные, а волоски в носу белые от кокаина.

— Эти уроды никогда не узнают, что их ударило. Они понятия не имеют, что такое настоящая сделка. — Он шмыгает носом и трет его пальцем. Потом смотрит на меня чуть ли не с болью во взгляде и нежно целует меня в щеку.

— Ты — просто произведение искусства, детка, — говорит он и указывает глазами на девушку с длинными вьющимися волосами, в темных очках, сдвинутых вверх, и одетую в жакет от Прада. — Вот посмотри на нее, — громко говорит он и показывает пальцем, — все впечатление испорчено плохой «химией». Готов поспорить, она из рекламного бизнеса или чего-то из связей с общественностью. Ей надо бы гнать своего парикмахера в три шеи… нет, ей надо бы пристрелить мудака! — говорит он, и его нижняя челюсть вызывающе выпячивается вперед, и люди, которые сидят поблизости, с неодобрением косятся на него и отворачиваются.

Я лишь улыбаюсь. Я знаю, что это без толку — просить его говорить потише. Теперь он рассказывает мне историю своей жизни.

— Бегби швырнул стакан и пробил девочке голову… я обычно стрелял в мудаков из духовушки… Рентой мучил животных, когда был маленьким, было в нем что-то такое… я был уверен, что он, когда вырастет, станет серийным убийцей… Мерфи спиздил моих солдатиков… Я их нашел у него дома, а он ну вот только что их купил, сразу же после того, как исчезли мои… мои родители были совсем не богаты… это была большая покупка… моя мама, достойная, святая женщина, она спросила: «А где эти твои солдатики, что мы тебе купили, сынок?»… и что я мог ей сказать? «Они у этого дурака, мама. И вот сейчас в этот самый момент, когда мы о них говорим, они там валяются на грязном полу, у этого воришки немытого, они ломаются под ногами пьяных придурков, что вламываются в спальни, чтобы мучить детей…» Как можно было такое сказать своей матери?! Ох уж этот дом Мерфи, блядская навозная куча…

Я рада, что мы наконец садимся. Мы забираем багаж, и Саймон направляется прямо на стоянку такси.

— А мы разве не подождем остальных, которые другим самолетом летят? — удивляюсь я.

— Ой, как-то я не подумал… — говорит он осторожно. — Слушай, Никки, да, «Карлтон» был весь забит, так что мне пришлось заказать для них номера в «Беверли». Это тоже в центре.

— И там дешевле?

— Ну, в общем, да, — ухмыляется он. — Наш номер стоит примерно четыре сотни фунтов за ночь, а их номера — по двадцать восемь каждый.

Я встряхиваю головой в насмешливом отвращении, надеясь, что он не заметит выражения моего лица.

— Мне это нужно для представительства, в смысле, для бизнеса… — говорит он. — Если я поселюсь в крысятнике, это отрицательно скажется на моем имидже… ну, «Беверли», конечно же, не крысятник.

— Что-то я сомневаюсь, — говорю я. — Что еще за разделение, Саймон? Мы же вроде как одна команда.

— Мы сейчас говорим о народе из Лохэнда и Западного Хэйлза. Это будет для них настоящая роскошь! Я думаю об этом, Никки, в нашем отеле они бы чувствовали себя, как рыбы, вытащенные на берег. Вот честно, ты можешь представить себе Кертиса в «Карлтоне»? Мел с ее татуировками? Нет, я не буду смущать ни их, ни себя, — говорит он важно, голова высоко поднята, очки на носу.

— Какой же ты сноб, Саймон, — говорю я.

— Вздор! Я же из Лейта, как я могу быть снобом? Если уж мы об этом заговорили, то я социалист. Я просто играю политикой мира бизнеса, вот и все, — огрызается он, а потом говорит: — Лучше бы Рентой меня не наебывал, а то получится, что я просто выкинул деньги на ветер… в смысле, за номер… хотя мне и хватило ума отменить его бронь в «Карлтоне» и заказать ему номер тоже в «Беверли»… этот мудак доиграется…

— Марк нормальный мужик. Он встречается с Дианой, а она просто лапочка.

— Это если учесть, что он умеет внушить доверие, когда захочет. Но ты не знаешь его так, как я. Имей в виду, мы с ним вместе росли. Я его знаю. Он мошенник. Мы все такие.

— Как низко ты себя оцениваешь, Саймон! Вот никогда бы не подумала.

Он трясет головой, как собака, выходящая из моря.

— Я имею в виду в положительном смысле, — говорит он. — Но я знаю его натуру. Если эта Диана твоя подружка, я бы на твоем месте посоветовал ей приглядывать за своей сумочкой.

Мы садимся в такси и едем вдоль побережья, по забитой машинами дороге.

— Я хотел обосноваться в «Отель Дю Кап», — объясняет Саймон, — но это далековато от центра, пришлось бы тратиться на такси. Это прямо на Ла Круазетт, — говорит он и начинает ругать медлительного таксиста-латиноса на выразительном французском. — Vite! Je suis tres presse! Est-se qu'il у a un itineraire de degagement?

В конце концов мы приезжаем на место и выбираемся из такси. Два носильщика направляются прямиком к нашим сумкам.

— У нас поселяетесь, месье, мадемуазель?

— Oui, merci, — отвечаю я, но Саймон не торопится заходить. Стоит, смотрит на море, наблюдает за деловитой толпой, текущей по Круазетт, а потом вдруг резко оборачивается ко мне. — Саймон, ты в порядке?

Он снимает свои рэйбэновские очки и сует их в нагрудный карман своего желтого льняного пиджака.

— Просто хочу насладиться моментом, — вздыхает он, стискивая мою руку, и я вижу, что у него на глазах — слезы.

Мы заходим в фойе, где все так и пышет роскошью, в которой господствуют черные с золотым колонны. Присутствует мрамор трех оттенков: серый, оранжевый и белый, — и обильная лепнина из золотых листьев. Эти хрустальные люстры, надменно висящие на огромных медных цепях, мраморный пол, белые стены и проходы в виде арок — они просто кричат о богатстве и шике.

Полы в нашем номере застланы коврами с таким длинным ворсом, что кажется, будто идешь сквозь слой патоки. Кровать — не просто большая, она огромная. Телевизор с 50 каналами. Здоровенная ванная комната буквально забита всевозможными туалетными принадлежностями, а в ведерке со льдом стоит приветственная бутылка «Розы Прованса». Саймон тут же ее открывает, наливает нам по бокалу и выносит их на балкон с видом на море. Я выглядываю наружу — и прямо вижу, какое впечатление производит на людей этот отель. Они гуляют по приморскому бульвару, глазея на нас. Саймон, очки опять на носу, устало машет рукой каким-то туристам, и они толкают друг друга локтями и снимают нас на свои камеры! Вот интересно, за кого они нас принимают?!