Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль

Иного выхода не было. Перехватив веревку, Тэрутэ направилась в сторону неблизкой деревни. Сначала на каждой остановке дева звала: «Гэндзаэмон!» Вассал отвечал: «Химэгими! Не сомневайтесь, просите помощи для его свет лости!» В скором времени ответ едва доносился до Тэрутэ, разобрать можно было только «химэгими». К пристанищу в виде постоялого двора Такасагоя она добралась глубокой ночью. Хозяин с женой сидели перед жаровней и пили подогретую добуроку,[71] то есть попросту наслаждались уютом дома в сильный снегопад. С удивлением они прислушались к призыву о помощи. Пожилой человек вскрикнул от удивления при виде красивой женщины в рубище нищенки. Но хозяева постоялого двора отличались добросердечием. Собственноручно одзисан вкатил тележку под навес и перетащил Сукэсигэ к огню. Тэрутэ стерпела его не совсем уместные шуточки. Осмотрев с любопытством ее поклажу, он спросил: «Что это у тебя, нэсан? Осмелюсь предположить: он выглядит как морской котик, его лицо такое же стянутое и черное, как морда пса». Пожилая женщина сделала ему строгий выговор: «Язык у нашего одзисана как помело. Прошу вас его простить. Он просто шутит. Всем известна доброта его сердца». А одзисан демонстрировал полное раскаяние. Подогрев сакэ, он занялся уходом за больным человеком. Потом обратился к Тэрутэ с просьбой рассказать о себе. При имени Сайнэна он очень удивился: «Он опять решил посетить наши места? Лет десять назад его имя в Коясу было у всех на слуху. Война Ёсихиро свежа в памяти народа, и местность до сих пор остается безлюдной. Под командованием Сайнэна молодые мужчины избавили наш округ от многих разбойников. Никто не осмеливался вступить в схватку с Каннэнбуцу. Он на самом деле представлялся Буддой, снизошедшим до грешных людей. Но как Сайнэн оказался в такой странной компании?» Вряд ли он присматривался к Тэрутэ и беспомощному больному мужчине, посчитав их простыми нищими, которых сторонятся даже жрецы. «Он пребывал с нами, – произнесла Тэрутэ, – в качестве слуги». Старик посмотрел на нее с ужасом и потихоньку удалился. «Сайнэн, – подумал он, – в былые времена служил самураем. Если он был у нее слугой, тогда она – жена какого-то высокопоставленного даймё. А кто же тогда этот мужчина? Что за люди попросили пристанища в Такасагое?» Ему следовало вести себя крайне осмотрительно; не стоило вмешиваться в такие серьезные дела, однако избавиться от таких гостей надо было как можно скорее.

Резкий порыв ветра и шум вернувшейся бури потряс амадо. Одзисан вскочил. «Что это старый глупец снова задумал! Так Сайнэн Сама дает понять о своем появлении здесь. Наши горы кишат волками. Беспомощного старика они съедят. Надо созывать людей ему на помощь». По пути к двери он дунул в свою бамбуковую трубу. Через некоторое время можно было видеть фонари в руках молодых жителей деревни, торопящихся в сторону Такасагои. «Сайнэн в звании Каннэнбуцу-бодзу, – сказал Одзисан, – снова появился в нашем крае. Эти люди, заблудившиеся на болоте, принесли весточку от него. Требуется незамедлительно идти его спасать. Мы все в долгу перед нашим Каннэнбуцу». С факелами и во главе с Тэрутэ они отправились в путь. Метущая поземка практически сровняла следы от курумы, но она узнала дерево, стоящее рядом с несчастливым местом. Поспешив к нему, все увидели грустную картину. Сайнэн лежал согнувшись пополам, был он уже холодным и окоченевшим. Именно так все выглядело. Ждать было нельзя. Молодые мужчины по очереди, перекладывая друг другу на спину, в большой спешке понесли тело жреца назад в Такасагою. Однако помощь пришла слишком поздно. Все попытки оживить его ничего не дали. Потом в деревне состоялись общественные похороны, и у каждого была возможность выразить свою признательность Кантаро. Ему было всего лишь 28 лет от роду. В доме он жил со своим стареньким отцом, стоявшим одной ногой в могиле. Одежда, головные украшения, продовольствие без ограничений – все это принесли в качестве подношений прекрасной нищенке, чтобы отдать должное бесформенному телу, которое она называла своим мужем. Некто Тёсокабэ по этому поводу высказался так: «Прекратите все эти неуместные и никому не нужные почитания, Кантаро-сан. Не стоит навлекать на нашу деревню гнев Каннэнбуцу-бодзу или его духа. Эти люди находятся под его опекой». Тёсокабэ в этих местах считался человеком уважаемым. Ему даже позволялось делать выговор богатому и прижимистому Кантаро. На него же сыпались все шишки. Сконфуженный, он нашел для себя самый темный угол.

Во время нэмбуцу (молебен) говорили, что на могиле правоверного Макабэ Гэндзаэмона Тэрутэ собственноручно посадила сосну. Зачем заводить спор по поводу того, каким путем удалось доставить гакиями-курума до храмов Гонгэна? Если вода, напитавшая землю своими обширными потоками у входа в бухту Овари, если крутые и опасные горы Исэ и Ига, если известные пути средневековой Японии через Ямато или вдоль западного побережья не послужили ответом на данный вопрос, тогда обратимся к местному летописцу, который поведал нам следующее: «Разве по традиционным вехам нельзя разобраться с направлением пути? Тэрутэ Мацу (сосна Тэрутэ) до сих пор стоит на своем месте в Коясу. К чему весь ваш скепсис? На протяжении десяти дней она отдыхала в Такасагое, чета хозяев постоялого двора окружила ее нежной и доброй заботой. Эти пожилые люди с поклоном служили ей и с глубоком поклоном проводили. Потом Одзисан снова взял на себя роль тэйсю, сам возглавил молодых людей, которые на руках доставили гакиями курума до границы своего округа. Все это делалось во имя полновластного Адзяри из Кэнтёдзи, тем не менее многие любознательные жители с любопытством рассматривали посаженное дерево, а многие брались за ним ухаживать. Прощаясь с добропорядочными селянами, Тэрутэ не смогла сдержать слез. В путь ее снабдили провизией, сколько она могла увезти на своей тележке с мужем. Перед ней простирались грозные горы, которые предстояло пройти, так как со смертью Гэндзаэмона все мысли о морском плавании, то есть поручении своей судьбы и судьбы больного мужа ненадежным местным морякам, считавшимся ненамного лучше пиратов, пришлось оставить. Кроме того, разве не куруму избрали богословы для путешествия? Можно ли ее просто так бросить? Одзисан настоятельно советовал идти через горы, а не по прибрежной дороге. Путь через горы выбирали многие жрецы и придворные вельможи. Жители гор относились к путникам с большим гостеприимством. Жители прибрежных районов отличались жестоким и злобным нравом. «Прошу вас следовать по пути между горными кряжами Коясан и Ёсино. Путь пролегает через Ямато вниз к водам Тоцугавы, то есть тем самым выбирается путь надежнее, хотя и труднее».