Учитель Истории - Артур Гафуров

Город практически полностью восстановили после погрома: починили дома, вывезли мусор. Губернатор сдержал обещание, денег не жалели. Даже страховые компании выплатили автовладельцам практически всё причитающееся — говорят, по прямому указанию чуть ли не самого премьера. Остался только монастырь — его реконструкция займет несколько лет, — и несколько зданий, что сгорели дотла. Их, скорее всего, просто снесут, а новое жилье построят где-нибудь в другом месте. В центральном парке планируют открыть памятный мемориал. Говорят, это будет большая гранитная стела, у подножия которой поставят двести девяносто восемь крестов — по числу погибших. А может, это будут не кресты, а что-то еще — проект пока не утвердили. Просто чудо, что жертв оказалось не так много, как можно было бы подумать. Этот погром — ужасное событие, и он навсегда останется в памяти Младова. Мне очень жаль, что тебе довелось стать его свидетелем.

Но сейчас, с наступлением весны, я все меньше хочу думать о плохом. Весна — это время пробуждения, время восстановления. Вот и Лев, представляешь, начал встречаться с Полиной. Ради нее он даже сбрил свою дурацкую бороду и теперь старается держать себя в рамках приличия. По крайней мере, при нас. Правда, объявилась его бывшая жена. Он когда-нибудь говорил тебе, что был женат? Для нас это стало полнейшим сюрпризом. Она работает вместе с ним в больнице, зовут ее, кажется, Наташа. Весьма неприятная особа, хочу заметить, но это между нами. Полинка теперь переживает, пару раз даже плакала. Как думаешь, у них получится? Надеюсь, Лев не испортит всё в последний момент.

Наше общежитие закрыли на реконструкцию, теперь мы вдвоем снимаем небольшую квартирку в центре города. Съемного жилья теперь в городе хоть отбавляй, многие жители уехали. Их можно понять: не каждый захочет оставаться в месте, где пережил подобный ужас. Наша квартирка тоже выставлена на продажу, но кто ее купит… Так и обитаем пока. Кстати, мы раскрыли тайну привидения! Помнишь того мальчика, что сидел на качелях? Оказалось, это самый настоящий мальчик, он живет в соседнем доме. Его мама иногда работает в ночную смену, и тогда он выходит во двор кататься. Дома одному ему страшно сидеть. Как мы смеялись, когда дворничиха рассказала нам про него! А мы-то все: паранормальное, паранормальное! Всё объяснилось. Хотя, даже немножко жалко: все-таки, я чуть-чуть, но верила, что это настоящее привидение.

У нас на лестничной площадке (не на самой площадке, а в одной из квартир) живет очень приятный молодой человек, его зовут Леонид. Вчера он принес мне цветы и позвал на свидание. А я смутилась, прям как школьница. Было неловко отказывать ему. Он ведь и вправду очень милый. И наверное даже нравится мне. Но я пока не готова.

Как у тебя дела? В своем письме ты говорил, что пошел на поправку. Надеюсь, у тебя все хорошо? Расскажи подробнее, как ты сейчас живешь? Ты купил новую машину? Как жена, как работа? Не сильно беспокоят постоянные суды? Мне очень интересно! Буду ждать твоего ответа.

Надеюсь, мы с тобой когда-нибудь еще увидимся и сможем поговорить. Нормально поговорить. О нём.

Целую, Женя.

P.S. От Полинки тебе большой привет! И от Льва тоже. Мы сейчас все вместе, втроем, готовим глинтвейн. Он только что назвал тебя матросом, который реставрирует старинную мебель. К чему бы это?»

Я закончил чтение и опустил письмо. Стоявшая рядом Вера, все это время деликатно молчавшая, также молча взяла меня за руку. За другую, свободную. Я нежно сжал свои пальцы на ее кисти.

— Как ты? — спросила она.

— Сносно, — послушно отчитался я, глубоко вздохнув.

— Ты будешь ей отвечать?

— Почему нет? Отвечу.

— Думаешь, стоит? Она ведь может начать спрашивать…

— Рано или поздно она все равно узнает.

— Но мне кажется, лучше поздно, чем рано… Уж точно не сейчас. Тем более, пока что это тайна следствия. Ты подписывался.

— Помню, — я сел, ко мне тут же подбежал Агат и сунул свою умную морду под руку: мол, гладь давай. — Но ты права. Я постараюсь избежать этой темы при нашей следующей встрече. Если таковая и в самом деле состоится. Но знаешь, что странно?

— Нет, — жена села рядом: в последнее время она вообще стала слишком часто копировать мои жесты и движения. — Что?

— Она не верит. Мне так кажется.

— Не верит, что все закончилось?

— Нет. Она до сих пор не верит, что его больше нет. И поэтому избегает этой темы. Хочет узнать правду. И одновременно боится ее.

— Она успокоится.

Лев не сразу решился заговорить со мной. Хотя с того момента, как рыдающая Женя выбежала из палаты, прошло уже минут пять, лицо моё так и не приняло сколько-нибудь близкий к естественному оттенок. Щеки горели, как после пощечины, на лбу выступила испарина. В голове колокольным звоном отдавались последние брошенные ей слова: обидные, уничижительные… И отчасти справедливые. Я чувствовал, как предательски задрожали губы.

— Мне тоже так кажется, — наконец выдавил из себя я. — Ее можно понять.

Прочие больные сочувственно закивали. Вопли девушки привлекли внимание всего крыла, даже дежурный врач зашел узнать, что произошло. Хотя, в последнее время в больнице привыкли к подобным сценам: не проходило и часа-двух, чтобы кто-нибудь не умер. Слишком много тяжело раненых, не всех успели переправить в Москву…

— Она сейчас всех готова винить в его смерти, — Еремицкий и в такой ситуации смог сохранить самообладание, хотя я прекрасно понимал, что он сами на грани: третьи сутки без сна, да еще с таким грузом на сердце. — Дать тебе глицинчику, может?

— Зачем? — не понял я, старательно унимая дрожь. — Всё в порядке.

— Ну, смотри. Тебя завтра уже выпишут, наверное.

— Хорошо.

— Она еще извинится. Вот увидишь. Пускай большинство людей любят мучиться жаждой куда больше, чем пить.

— Это не важно на самом деле, — в который раз я не понял, что он имеет в виду, но даже не стал переспрашивать.

— Можно? — в дверь постучали, и я к своей безмерной радости увидел Сонечку. — Филипп! Вот ты где!

— Если она не будет орать, я пойду, — Лев ужом проскочил мимо новой посетительницы и вышел в коридор.

— Почему это я должна орать? — удивилась девушка.

По палате пробежал нервозный смешок.

— Это он так шутит, — успокоил я. — Так рад тебя видеть! Где ты была? Мы искали тебя!

— Меня дружинники спасли, — проигнорировав стоявшую рядом табуретку, она села прямо на край кровати: молодая, улыбающаяся, цветущая. — Славка за мной пришел, представляешь? Под охраной меня в безопасное место отвели, спрятали. Ты волновался?

— Немного, — признался я.

Сонечка приложила ладонь к моему лбу.

— У тебя такой нездоровый вид… Как твое самочувствие? Я слышала, что произошло. Так Женечку жалко… Говорят, это он предупредил город об опасности?

— Так и есть, — ответил я.

— Хороший он был парень…

— Все так говорят… Теперь.

— Я вообще у Танюшки была, — она, казалось, не заметила моей иронии. — А их с Костиком, оказывается, в Москву перевели. Ты знал?

— Знал, — я хотел добавить, что сам лично и хлопотал насчет перевода, но сдержался. — С ними все будет хорошо.

— Я знаю, — Сонечка ободряюще улыбнулась и убрала руку с моего лба. — Расскажи мне, как ты тут?

— Я вот чего понять не могу, — заговорила Вера, не поворачивая головы. — Как так получилось, что коллекция, за которой так долго все охотились, в итоге оказалась никому не нужна? Где она сейчас вообще?

— Кажется, в Младове так и осталась, — равнодушным голосом ответил я: вопрос жены оборвал череду моих мыслей. — Выставлена в музее. Я думаю, ее время еще придет.

— Что значит, придет?

— Сейчас эта коллекция у всех ассоциируется только с горем и страданиями. Поэтому про нее мало пишет пресса, о ней не упоминают в новостях. Нужно время, чтобы притупилась боль, и младовчане смогли хотя бы попытаться оценить доставшееся им наследие.

— Ты полагаешь, — Вера недовольно заерзала: ей мои слова не понравились. — Это достойная цена за всё то, что они пережили?

— Другой цены им все равно никто не предложил.

— Даже видеть ее не хочу, — сидевшая на диване Яна раздраженно отшвырнула выпуск «Младовских вестей». — Если и вправду вся эта содомия произошла из-за коллекции, пусть ее лучше увезут из города навсегда!

— Содомия — это немножко другое, — машинально поправил я, оторвавшись от компьютера.

— Да знаю я, что такое содомия, — отмахнулась девочка. — Ты еще меня поучи. Когда твоя жена приедет?

— Должна послезавтра. Раньше ее не пустят в город.

— Долго еще…

— Хочешь познакомиться?

— Конечно. Высказать ей все, что я про тебя думаю.

— Едва ли она узнает что-то новое.

— Ну, все равно…

— Яночка, дочка, — в комнату вошла Елена, в руках ее дымилась чашка с горячим чаем. — Каким тоном ты разговариваешь со старшими?