Учитель Истории - Артур Гафуров

— Так, Сизов, Лазарев — на подъем.

— А я? — приподнялся водитель.

— Ты сиди, где сидел, — последовал приказ. — Можешь к стеночке перекатиться.

— Ага, тренируйся, — хмыкнул второй.

— Мы вернемся еще, я надеюсь, — попытался успокоить его Сизов.

— Меня Виктором звать, — зачем-то сообщил он. — Виктор Рогожин.

К моему удивлению, солдат не высказал и тени враждебности в отношении человека, только что уличенного мною в пособничестве врагам. Сейчас нашим общим врагом были громобои.

— Я запомню, — кивнул ему Женя, без особого труда поднимаясь на ноги.

Я тоже попробовал встать и обнаружил, что это не так сложно, как казалось в начале. Туловище ломит, но слушается. Руки тоже, вроде бы. И ноги… Ходят, в общем, хотя слабость накатывает, как во время лихорадки. С моим бывшим другом всё немного сложнее: у него перелом, правый рукав висит безжизненной тряпкой, глаз заплыл, вместо одежды — черные лохмотья. Поравнявшись с ним, я обнаружил, что он, к тому же, довольно сильно обгорел. Вплоть до волос. Откуда тогда у него взялись силы? Впрочем, сам я едва ли выгляжу лучше.

Пойдем, что ли.

Глава XLV: Очная ставка

Узкий тоннель сделал несколько изгибов, после чего вывел к небольшому гроту, до отказа забитому людьми. Почти все с оружием. Теперь понятно, почему нас не стали связывать и даже не охраняли: попробовал бы кто-нибудь из пленников сунуться сюда… Люди лежали вповалку, многие спали, пристроившись на старых расползающихся от времени и влаги матрасах. Другие сидели вдоль перепачканных копотью стен и недобро поглядывали в нашу сторону. Усталые, изнуренные, многие ранены: то и дело мелькали забинтованные части тел. Я нашел в себе силы пройтись взглядом по ряду лиц, но знакомых не увидел, хотя некоторые оставались в масках. Боялись, что я или Женя опознаем их? В нос ударил гадостный запах человеческих испражнений: по соседству, в боковом проходе располагалось отхожее место. Кошмар, какой кошмар… И в этой вот крысиной норе отсиживаются те, кто еще вчера безраздельно правил Младовым?

Но нора была не такой уж маленькой и тесной, как могло показаться вначале. Нас проводили через другие помещения: одно, второе, третье. И везде были люди. Где-то группами, как в первом, где-то всего двое-трое. По внешнем виду можно было даже определить назначение того или иного грота. Здесь, где посуше, склады и оружейная. Тут нары, занятые спящими без задних ног бойцами — комната отдыха. За поворотом мелькнули какие-то котлы — там принимают пищу. Раздевалка, казарма, еще казарма… Настоящий подземный город! Не такой большой, как обычно описывают в книгах про подземные города, но достаточный, чтобы удовлетворить временные нужды укрывшейся здесь армии. Постоянного освещения нет, но почти у каждого встреченного при себе имелся карманный фонарик, иногда не один. Никакого открытого огня — берегут кислород. Никаких громких разговоров — боятся обвалов. Страшно представить, что будет, если открыть здесь стрельбу.

Но чем больше я видел, тем больше убеждался, что мои первоначальные предположения оказались ошибочными, и пещера — не более чем временное убежище. Признаков того, что здешние площади используются более-менее регулярно, я так и не обнаружил. Ни малейшего намека на попытку сделать пребывание здесь хотя бы относительно уютным. Темно, грязно, душно и воняет, как на помойке… Нет, нынешняя скученность населения — всего лишь вынужденная мера.

— Хорош пыриться, — одернул меня конвоир. — Под ноги смотри. Скоро придем уже.

Прежде, чем мы прибыли в «командный пункт», я успел насчитать не менее четырех сотен бойцов. А ведь предполагалось, что их осталось куда меньше! Видимо, подтянулись отставшие, те, кто пробирался окольными путями. Не без удивления заприметил я и несколько девушек: одетые в черное, они отличались от парней только длинными волосами и чуть менее неприятным запахом. А я-то полагал, в громобои берут исключительно мужчин. Видимо, и в исключительном встречаются иключения, прошу прощения за тавтологию. Признаков паники или суеты заметить не удалось — значит, нас еще не нашли. Хреновенько.

— Опачки! Евгений Валерьевич и Филипп Анатольевич собственной персоной пожаловали! Проходите, располагайтесь. Вы так давно хотели сюда попасть, верно ведь?

Нас затолкали в небольшой изолированный грот, где пленников уже поджидала вся верхушка громобойского командования.

— Глазунов, — поздоровался я со своим бывшим учеником. — Рад тебя видеть. Будь добр, не свети мне в лицо.

— А я вот не очень рад вас видеть, — ответил Глазунов, отступая на шаг назад и переводя луч фонаря на второго учителя. — В отличие от мистера Шизика. Вот он — бесценный гость. Просто наибесценнейший.

Женя промолчал.

— Что вы хотите? — прямо спросил я.

Кроме нас троих в помещении находилось еще пятеро. Двое, вставшие у завешенного тряпкой входа (дверь, блин!) — без сомнения, охранники. Третьим был щеголявший свежей перевязью Плед, он же Бабушкин-старший, он же «Морзе». Связной. Четвертый — Елизаров, он же Гелик. Лидер. Выглядит вполне себе здоровым и цветущим, как, кстати, и Глазунов. Последнего громобоя, одетого, в отличие от прочих, не в черное, а в зимний камуфляж, я не знал, но он сразу мне не понравился: старше всех прочих, рука забинтована, лицо… Лица я не смог рассмотреть, оно тоже было в бинтах, да и всё время слепили чертовы фонари. Но и так было понятно, что ничего хорошего от этого парня ждать не приходится.

Первое слово взял Плед.

— Ты получил наше сообщение, — обратился он к Сизову. — Мы ждем ответа. Настоятельно просим не медлить.

Надо же, как вежливо, подумал я. Без всяких там гестаповских приемчиков типа обливания водой на морозе. Но все равно страшно. Что у них на уме? Если им нужны только безделушки — пусть забирают. Жизнь дороже. А мы пока тут посидим… Пока всё не закончится.

Но у Евгения на этот счет имелось свое мнение.

— Я действительно получил ваше сообщение. И я хорошо обдумал его. Мой ответ — нет.

— Вот как… — заговорил мрачный крепыш Гелик, которого я, кажется, впервые увидел вблизи, хотя он тоже был учеником и тоже время от времени ходил в школу. — Мы найдем способ тебя переубедить.

По сюжету какого-нибудь голливудского боевика сейчас в комнату должны были ввести одетую в лохмотья замученную Женю, над которой нависала бы двухметровая фигура мерзкого туполицего верзилы. Но вместо этого внимание присутствующих переключилось на мою скромную персону.

— Он нам поможет.

— Эээ… Нет, нет, мы так не договаривались! — я спешно замахал руками, придя в ужас от одной только мысли, что сейчас со мной сделают. — На меня можете даже не рассчитывать!

— Он еще шутит, — одобрительно заметил Гелик.

— Он всегда шутит, — подтвердил Глазунов. — Вообще отчаянный шутник этот дяденька.

Лидер громобоев дернул плечом, и младший по званию тут же умолк.

— Плед, покажешь Евгению Валерьевичу, что ждет его друга? У тебя к нему, кажется, свой счет.

— Да, есть такое дело, — улыбнулся Плед, левой рукой выдергивая из притороченного чехла охотничий нож.

Сюжет «боевика» разворачивался совсем не по тому сценарию, который меня устраивал.

— Стойте! — не своим голосом завопил я, забыв, где мы находимся. — Если он не скажет, я сам скажу!

— Что ты скажешь? — недоверчиво прищурился Гелик. — Ты ничего не знаешь. Это несложно проверить, разведя вас по разным комнатам и выслушав по отдельности.

— А ты не допускаешь возможности, что я могу знать то, чего не знает он?

— Не допускаю.

— Эмм… Почему?

— Потому что ты ничего не знаешь. Тебя привели сюда только для того, чтобы показать этому, что упираться бессмысленно.

— Я в любом случае ничего не скажу, — пожал плечами Сизов. — Что бы вы с ним не сделали. Так что понятия не имею, как ты собираешься проверять правдивость слов Филиппа Анатольевича.

— Тогда тем более нет смысла разводить всю эту байду. Плед!

— Я готов, — доложил Плед, встав сбоку от меня. — С чего начнем?

— Может, еще поговорим? — с мольбой в голосе попросил я, чувствуя, как наливаются тяжестью ноги. Воля моя была полностью парализована видом остро отточенной стали, сейчас я не то, что сопротивляться — даже бежать не смог бы.

— Во дает, — восхитился Глазунов. — Ты бы такие коры на уроке отмачивал!

— Мы теряем время, — сквозь зубы процедил старший, не знакомый мне громобой. — Уже час тут совещаемся, а теперь еще эти… Сейчас мы не получим никакой пользы от того, что скажет учитель. Этого оставляем, второго берем с собой. Не сразу, так через неделю, через две — он заговорит. А сейчас есть более важные дела.

Взгляд Сизова вдруг как будто остекленел: кажется, он даже раньше меня догадался, что означают эти слова.