Отрок. Женское оружие - Евгений Красницкий

Пока жены остальных наставников сомневались, прикидывали и оттягивали переселение в крепость до окончания страды, Верка сообразила, что всем сразу домов может и не хватить, и что последним, скорее всего, достанутся не самые лучшие, вот и поспешила с переездом. Да и жили они в Ратном тесно — трое братьев с семьями на родительском подворье ютились. Макар после увечья в обозники перешел, а братья его ратниками оставались. Видать, не сладко его семейству там приходилось, хотя уж кто-кто, а Верка себя в обиду снохам не давала, на все Ратное иной раз скандалы гремели. К тому же с детишками им с Макаром не везло, умирали во младенчестве, словно какое-то проклятие над ними висело, одна Любава вот и осталась, рядом же с многочисленными племянниками это вдвойне обидно было. Несмотря на все эти несчастья — увечье мужа, смерть пятерых детей и трудные отношения с родней, Верка никогда не теряла присутствия духа, говорливости и живости характера, выставляя их напоказ, будто щит, от всех горестей. Вот и сейчас чуть ли не с середины реки до встречающих стал доноситься ее голос, время от времени срывающийся на хрипотцу — видать, с самого Ратного бабонька не умолкала:

— …А на урожай нынешний пусть и не зарятся! Я поболе этих коров в поле упиралась. Заело их, вишь, что теперь не на ком ездить будет, самим больше вкалывать придется. Ниче! К дядьке Аристарху пойдем, пусть он по справедливости рассудит… А крынки мои да холсты они бы прибра-али, знаю я их… глаз-то на них уж положили, меня не проведешь. Я ж одна того полотна за прошлую зиму наткала больше, чем эти лежебоки! Они на него и рассчитывали. Нетушки! Привыкли помыкать нами, пусть сами теперь постараются!

Судя по всему, Верка излагала историю своих взаимоотношений со снохами уже не по первому разу, потому что попутчики ее выглядели совершенно очумевшими. Только у Демьяна желваки на скулах перекатывались, но прерывать старшего, да еще при матери, он не смел. Впрочем, Верка и сама заткнулась и принялась с любопытством озираться, когда ее подвода проехала ворота крепости. Макар, слегка обалдевший от внезапного приезда семейства и озабоченный тем, что жилье для них еще не готово, встретил жену недоуменным вопросом:

— Вер, что ж ты как снег на голову? — Он растерянно оглядывал подводу: и крынки-бадейки-корыто там были, и какие-то укладки, мешки и короба с разным добром. — Да чего ты все приперла-то сюда? Говорил же тебе — не тащи пока все горшки, успеется. Ну куда мы все это сейчас растолкаем?

— Как же, успеется! — фыркнула Верка, упираясь кулаками в бока. — Получишь потом у них… Ты ж сам сказал — как соберешься, так и приезжай. Вот мы и собрались… А чего тянуть? Наслушалась я за это время, хватит! А вчера, как ты сказал переезжать нам с Любавой сюда, не дожидаясь конца страды, да сам уехал, снохи та-акой гвалт подняли! Их бы воля — выставили бы нас за ворота в чем мать родила да с одним туеском пустым! Щас у меня! Не дождутся! Я у них свое отбила! Они ж, как узнали, что мы теперь же отделиться хотим, прям осатанели от жадности! Да еще боярин при всех у церкви сказал, что Немому долю выделит… Чего я только не наслушалась — и приблуды мы, и у них из милости живем, мол, неча на Лисовинов равняться — это Корнею вольно добром раскидываться, у него немерено… А то ты в обозе мало привозил! Корнею Агеичу на выручку твои братья тогда не пошли — побоялись, своих дур послушали, а ты с обозом поехал! И долю свою получил с Куньева, а они облизнулись только! Вот попомни мои слова — еще будет дело, когда по осени хозяйство-то основное делить начнем! Эти вороны уже сейчас деверям каркают. Да те и сами смотрят ворогами…

— Хватит! — рявкнул наконец Макар — не столько со злостью, сколько стараясь перекричать звонкий Веркин голос. — Это тебя не касаемо, с братьями я сам разбираться буду… А вот жить вам пока негде. Я ж не думал, что ты так сорвешься.

— Да что ж нам, назад теперь ехать, Макарушка? — испуганно округлила глаза его жена. — Мы-то по тебе тоже соскучились…

— Они пока в девичьей с дочкой поживут, Макар, — разрешила недоразумение Анна, подходя к супругам. — Места там хватит. А подводу с добром пристроишь где-нибудь у мастерских. До того как усадьба вам готова будет, там и постоит — у нас ничего не пропадет. Что приехали — хорошо, мне помощницы нужны, — боярыня обратилась к Говорухе: — Все равно у печи тебе стоять незачем, в трапезной накормят. Как раз сейчас обед и будет. Стирают у нас холопки — на всех, а вот ты тогда шитьем да штопкой займешься. Пару холопок я тебе выделю, а что да как — сама разберешься. У нас тут жизнь общинная, привыкай.

— Спаси тя Христос, Анна Павловна! — с чувством сказала Верка, кланяясь боярыне. — Да я… Да только скажи! Где тут твои холопки нерадивые?!

— Ты с дороги-то охолони, вещи разбери да в горнице устройся, — не дала ей разбежаться Анна. Поглядела на Веркину дочку, хоть и вцепившуюся в мать, но озиравшуюся без особой робости. — А дочку твою… Любавой ее зовут? Так вот, Любава при девках будет. У нас тут по крепости ребятишки без пригляду не бегают, даже Елька моя да Аринины младшие сестрицы при девичьем десятке теперь состоят и со старшими по мере сил занимаются.

— Ой, мама моя! Любань! Ты слыхала? При боярышнях будешь! А занятия, что, и воинские есть? — Верка встревоженно поглядела на Анну. — Неужто вы и правда девиц мечом махать обучаете? Я-то думала, Варвара брешет, что у вас девки с отроками в поле на равных бьются до крови… Да Любавушка моя мала еще…

— Вер, ну что ты Варькину дурь повторяешь? — поморщилась Анна. — Какие мечи? У нас отроки пока не опоясаны, а уж кто девкам-то даст? За одну такую мысль батюшка Корней всех бы разогнал! Из самострелов они стреляют, верхом ездить учатся да грамоте. Разве есть в этом дурное?

— Ну телесная крепость никому не лишняя! Да и бабы боевые у нас всегда в цене были, чай село-то воинское! — хохотнула Верка, заметно успокаиваясь после слов Анны и с откровенным любопытством косясь на стоящую неподалеку Аринку. — Учись, Любава! Ты у меня не робкого десятка, тут ко двору придешься. И жениха тебе справного сыщем, не как у этих дур ратнинских, что от зависти тебе нынче утром языки из-за плетня показывали да рожи корчили. Я ж тебе и толкую — плюнь на них и разотри! Подумаешь — дразнились, зато им там путных женихов не видать как своих ушей, если только что от михайловских девок заваляется!

Говоруха снова перевела взгляд на Анну:

— Да я сразу так и подумала — брешут Варька с Лушкой! Им бы только языком мести по селу, — закивала она, будто не сама только что про мечи совершенно серьезно вопрошала. — До чего у нас в Ратном бабы языкатые! Как накинулись на меня всей толпой вечером у колодца — насилу от них отбрехалась! Ну ниче, я им тоже выдала! — самодовольно хмыкнула она и пояснила: — Больше, конечно, своим снохам — они громче всех орали. Ну так я и напомнила, как девери за их юбками отсиживались, когда другие в Куньево за добычей ходили. А то обозом они нас попрекают! Макар-то мой до ранения воином удалей братьев был, оттого и ранили, что за чужими спинами не хоронился! Он и в обозе поболе привозит, чем их губошлепы с боя берут… А уж как мы отъезжали, такой визг подняли! За тюки хватались, проверить хотели, не прихватила ли лишнего… Как же! У них прихватишь — свое насилу отбила.