Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой - Робин Уолл Киммерер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блуждая в поисках выхода, я обнаружила еще несколько «помещений», вырубленных в тростнике: тюремную камеру с электрическим стулом в натуральную величину, больничную палату с пациентом в смирительной рубашке и зловещей медсестрой и, наконец, открытую могилу, из которой вылезал зомби с длинными ногтями. После очередного долгого прохода через жуткие заросли тростника тропинка вывела меня к стоянке. Фонарные столбы уже отбрасывали длинные тени, а моя машина была видна где-то на спуске, на другом конце стоянки. Я похлопала по карманам в поисках ключа. На месте. Неужели я сделала это? Было не видно, открыты ли еще ворота. Напоследок я оглянулась. Сбоку от тропинки в землю была вбита табличка с красивой надписью:
«Сольве Лайонс Клаб.
Прогулки с привидениями.
24—31 октября, с 20.00 до полуночи».
Я посмеялась над собственной глупостью, но потом расплакалась.
Сольвейская мусорная свалка – подходящее место для наших страхов. Но то, чего нам следует опасаться, находится не в помещениях с привидениями, а под ними. Земля, погребенная под шестидесятифутовым слоем промышленных отходов, токсины, просачивающиеся в священные воды озера Онондага, несут смерть в дома полумиллиона жителей, пусть и не такую быструю, как от топора палача, но не менее ужасную. И пусть лица палачей скрыты, но их имена известны: корпорация «Сольве», Объединенная химическая компания, а теперь «Хоневелл».
Еще более пугающим мне кажется даже не сам акт казни, а образ мышления, допускающий подобное, когда считается нормой заполнять озеро токсичным рагу. Как бы ни назывались эти компании, в них работают конкретные люди – отцы, ходившие со своими детьми на рыбалку, а потом принимающие решение сбрасывать в озеро отходы. Все это сделали люди, а не безликие корпорации. Не было ни угроз, ни оправданий, что их заставили действовать силой. А городские жители позволили этому случиться. В интервью с рабочими завода «Сольве» прослеживается типичная история: «Я просто делал свою работу. Мне нужно было кормить семью, и меня не беспокоило то, к чему приведет свалка отходов».
Философ Джоанна Мейси пишет о всеобщем беспамятстве, в которое мы впадаем по собственной воле, чтобы не замечать окружающих нас экологических проблем. Она приводит слова психолога Р. Дж. Клифтона, изучающего человеческую реакцию на катастрофу: «Подавление наших естественных реакций на катастрофу – это часть болезни нашего времени. Отказ признать эти отклики приводит к опасному расколу. Он отделяет наш умственный анализ от нашей интуитивной, эмоциональной и биологической встроенности в матрицу жизни. Данный раскол позволяет нам пассивно смириться с подготовкой к нашей собственной кончине».
Полигон отходов: новое название для совершенно иной экосистемы. Отходы: мы используем это слово в качестве обозначения понятий «оставшийся после выработки шлам», «отбросы или мусор», «фекалии, производимые живыми организмами, но не используемые в качестве удобрения». Более современная терминология включает такие определения, как «побочный продукт производства», «производственный брак или промышленные отходы». Следовательно, пустошь, на которой находится полигон, – это заброшенная земля. Английский глагол to waste означает «превращать ценное в бесполезное», «растрачивать, разбазаривать, расточать». Интересно, как бы изменилось отношение общества к полигону отходов «Сольве», если бы вместо того, чтобы прятать их, мы развесили бы вдоль шоссе таблички с текстом приветствия людей на берегу озера, территория которого обозначена как «утраченная земля, пропитанная промышленными фекалиями».
Загубленная земля была расценена как «ущерб, сопутствующий прогрессу». Но еще 1970-е годы профессор Норм Ричардс из Колледжа экологии и лесного хозяйства в Сиракузах решил провести одно из первых исследований дисфункциональной экологии мусорных полигонов. Видя безразличие местных властей, «разбушевавшийся Норман» взял дело в свои руки. Пробираясь той же тропой, по которой я шла годы спустя, он вышел на огражденный забором берег озера и выгрузил там «боевое» садовое снаряжение, выкатив свою сеялку на длинные склоны, хорошо просматриваемые от шоссе. Он засеивал выбранный участок травой и посыпал удобрением, вымеряя все шагами. Двадцать шагов на север, десять шагов на восток, снова на север. Несколько недель спустя на голых склонах появилось слово «HELP» длиной в сорок футов, написанное буквами из травы. Размеры пустоши позволяли написать более длинный «трактат» этим удобренным шрифтом, но единственное слово «ПОМОГИТЕ» было правильным решением. Ведь эту землю просто похитили. Связали и заткнули рот кляпом, поэтому она не могла говорить сама.
Свалки отходов – явление нередкое. Их источники и химический состав различны на моей родине и на вашей. Но каждому из нас наверняка известны такие погубленные земли. Мы храним их в нашей памяти и в наших сердцах. Вопрос в том, что мы предпринимаем в ответ.
Мы можем пойти по пути страха и отчаяния. Если мы начнем фиксировать каждую пугающую сцену уничтожения окружающей среды, у нас никогда не закончится материал для «прогулок с привидениями», посвященный экологическим бедствиям, для создания шокирующих картин экологических трагедий в «помещениях», вырубленных из монокультуры растений-колонистов на берегу самого химически загрязненного озера Соединенных Штатов. Там были бы кадры с пеликанами, искупавшимися в нефти. А как насчет убийств бензопилой при расчистке склонов? Эти трупы сбрасывают в воду – трупы вымирающих амазонских приматов. А еще прерии, заасфальтированные под парковки, белые медведи на тающих плавучих льдинах.
Что могут вызвать подобные картины, кроме горя и слез? Джоанна Мэйси пишет, что до тех пор, пока мы не научимся оплакивать нашу планету, мы не сможем ее по-настоящему полюбить: способность горевать по кому-то или чему-то – признак душевного здоровья. Но недостаточно просто оплакивать утраченные нами пейзажи; мы должны погрузить наши руки в землю, чтобы стать с ней единым целым. Даже израненный, мир продолжает нас кормить, даже в таком состоянии он поддерживает нас, даря нам моменты восторга и радости. Я выбираю радость, а не отчаяние. И не потому, что, как страус, прячу голову в песок, а потому, что радость – это то, что земля дарит мне ежедневно, и я обязана возвращать ей этот дар.
Сегодня мы завалены информацией относительно масштабов разрушения мира и почти ничего не слышим о том, как восстановить его. А потому неудивительно, что экологизм становится синонимом мрачных предсказаний и беспомощности.
Наша естественная склонность поступать правильно по отношению к миру природы подавляется, порождая отчаяние, в то время как она должна вдохновлять нас на конкретные действия. Активная роль человечества в деле заботы о земле утрачена, наши отношения
