Вайдекр - Филиппа Грегори

— Нужно быть весьма недалеким человеком, чтобы не любить работу, приносящую такие замечательные плоды, — вежливо заметил доктор Пирс. — Вы питаетесь, как дикари в золотом веке, у себя в Вайдекре.

— Боюсь, что мы и вправду дикари, — легко сказала я, взяла один из персиков и стала счищать с него пушистую шкурку. — Земля наша так хороша, а урожаи так высоки, что иногда я начинаю верить в колдовство.

— Ну, а я верю в науку, — стойко произнес Гарри. — И колдовство Беатрис хорошо согласуется с моими экспериментами. Но, уверяю вас, доктор Пирс, что вы бы сочли мою сестру за ведьму, если б когда-нибудь видели ее во время сбора урожая.

— Это правда, Беатрис, — рассмеялась Селия. — Я помню, как-то тебя попросили отвести Си Ферна в деревню, чтобы подковать. Мы же с мамой ехали по делам в Чичестер, и вдруг по дороге я увидела тебя, ты стояла в центре поля, шляпа упала с твоей головы, лицо было поднято к небу, а в руках огромные охапки маков и шпорника. Ты была похожа на застывшую языческую богиню. Мне даже пришлось отвлечь внимание мамы на что-то другое, настолько ты напоминала колдунью.

Я сокрушенно рассмеялась.

— Вижу, что я приобрела нехорошую известность, — с притворным сожалением признала я. — И над моими странностями смеется каждый подмастерье в Чичестере.

— Хоть я и недавно в Экре, — поддержал меня доктор Пирс, — но до меня тоже доходили странные слухи. Один из ваших старых батраков, миссис Мак Эндрю, уверяет меня, что он всегда приглашает вас на чай и просит прогуляться по его земле во время сева. Он клянется, что если мисс Беатрис сделает несколько шагов за плугом, это спасет поля от губительных туманов и сохранит урожай.

Я кивнула Гарри.

— Тайк, и Фростерли, и Джеймсон, — уверенно сказала я. — И еще некоторые верят в это. Думаю, что просто пара хороших сезонов совпали со временем, когда я после папиной смерти распоряжалась работой в поле.

Тайная струна ностальгии дрогнула в моем сердце при воспоминании об этих добрых годах. Первый год моей зрелости, когда я встретила и полюбила Ральфа под голубым небом нескончаемого лета. И следующий год, когда Гарри был Господином урожая и ехал на огромном снопе пшеницы, как Король Лето. Был еще третий год, и третий полюбивший меня человек, Джон, целовавший мои руки и глядевший мне в глаза. Все эти годы следовали почти один за другим и были такими сказочно добрыми для нашей земли.

— Колдовство и наука, — сказал доктор Пирс. — Неудивительно, что ваша земля процветает.

— Надеюсь, что так и будет, — не знаю, почему мне вдруг показалось, что зловещая тень упала на нашу беседу. Мрачное предчувствие, пока еще такое же неясное, как легкий дымок пожара на горизонте, коснулось моего сердца. — Ничего нет хуже, чем злой год после многих хороших урожаев. Люди становятся чересчур доверчивыми. Они ждут слишком многого.

— Вы совершенно правы, — быстро отозвался доктор Пирс, подтвердив тем самым мнение Гарри о нем как о жестокосердном реалисте, а мое как о напыщенном чурбане. Я достаточно хорошо знала, что последует за этим: тирада против бедности, ненадежности батраков при выплате ренты и десятины, их легкомысленной плодовитости и непомерной требовательности. Если мы с Селией сейчас оставим мужчин, то есть шанс, что они закончат свои пустые разговоры до чая. Я кивнула Селии и она, оставив несколько виноградин на тарелке, послушно встала вместе со мной. Страйд направился к двери, но Гарри отстранил его и сам распахнул двери для нас обеих. Я пропустила Селию вперед и, взглянув в потеплевшие глаза Гарри, поняла, что правильно истолковала его жест. Беседа о земле напомнила ему о моей власти и о моей красоте. Он похоронил свой ужас и страх вместе с мамой, и сегодня ночью мы опять будем любовниками.

ГЛАВА 14

Заглянуть к Джону оказалось намного легче, чем я могла себе вообразить. Его неожиданный уход из гостиной означал, как я и надеялась, возвращение к беспробудному пьянству. Я едва ли ставила себе целью отлучить его от алкоголя, и поэтому, вернувшись к себе, он обнаружил на столике две свежие запотевшие бутылки виски, кувшин холодной воды и тарелку с бисквитами и сыром, чтобы создать иллюзию, будто он просто за обедом решил пропустить стаканчик. Словно случайно, он сломал печать на одной из бутылок, налил совсем немного, размешал, разбавил в меру водой и пригубил. Первый же глоток, видимо, настолько подавил его волю, что к тому времени, когда я вошла в комнату, он уже почти опорожнил одну из бутылок и заснул, не раздеваясь, прямо в кресле. Элегантность его утреннего появления поблекла, как лепесток мака, уже спустя несколько часов. Я долго пристально смотрела на Джона, на его измятый костюм, открытый рот, волосы, слипшиеся от пота. Видимо, его мучили кошмары, так как время от времени он стонал.

Жалость не тронула мое сердце. Этого человека я любила, несколько недель, даже месяцев, я буквально купалась в его великодушной, преданной любви. Но сейчас Джон угрожал самому моему существованию в Вайдекре. Тяжесть моего греха почти сокрушила его, теперь я бы хотела, чтобы она поглотила его совсем. Если он будет продолжать пить такими же темпами, то скоро это приведет его к фатальному концу, и я смогу успокоиться. Я придержала мои юбки, чтобы их шуршание не отвлекло его от приятных сновидений, и вышла, заперев снаружи дверь, чтобы он не ускользнул из моей власти.

Итак, я была в безопасности.

Затем я отправилась на третий этаж западного крыла, затопила камин и зажгла свечи. После этого я открыла дверь, соединяющую эту комнату с покоями Гарри, где он терпеливо дожидался моего разрешения войти, сидя при свете единственной свечи.

В этот вечер мы принадлежали друг другу как любовники, а не как ненавидящие друг друга враги, что случалось с нами гораздо чаще. Мысль о том, что всего в трех шагах отсюда забылся тяжелым сном мой муж, а в пятидесяти милях от усадьбы затаился опасный, слишком хорошо известный мне враг, тяжело давила на меня, и я не чувствовала себя в силах разделять яростную страсть Гарри. Поэтому я позволила Гарри обнять меня и уложить на кушетку, будто мы были нежные влюбленные, и затем он целовал и любил меня необыкновенно мягко и бережно. По-своему этот почти супружеский акт выглядел более извращенным и отвратительным, чем все, что мы делали до сих пор.

Но это не заботило меня. Меня сейчас ничто не заботило.

Некоторое время спустя мы лежали в легком беспорядке смятых простыней, глядя в пылающий камин и попивая теплый кларет. Мои волосы струились по груди Гарри, а лицо покоилось у его плеча. Я устала, мне необходим был отдых.

— Гарри, — сказала я.

— Да? — очнулся он от дремы и прижал меня к себе крепче.