Вечный зов (Том 2) - Анатолий Иванов

- А ты кто?! - выкрикнула она ему в лицо. И повернулась к Лахновскому: - А ты? А все вы тут?! Я телом торгую, а вы чем?! Страной своей! Предатели вы-ы!

Валентик размахнулся, ударил ее, не жалея, кулаком в лицо. Лика от удара перелетела через валик дивана.

- Вста-ать! - взревел Валентик, стоя перед ней, сгорбившись, сжав кулаки. Спина его тряслась от гнева.

Она медленно поднялась, попятилась под его взглядом к стене, прилипла к ней спиной. И там вытерла ладонью окровавленный подбородок. Длинные, тонкие пальцы ее при этом дрожали.

- Мы, по-твоему, предатели, а ты кто? - спросил негромко Лахновский.

- Ты что... шпионка русская?! - прохрипел Валентик, колотясь от ярости.

Лахновскому казалось, что он сейчас кинется на Лику, одним ударом переломит ей позвоночник с хрустом, разорвет, как хищный зверь разрывает жертву.

Шипова стояла у стены вытянувшись, приподняв голову, глаза ее горели непокорно и зло.

- Не беспокойтесь, я не шпионка, - сказала она хрипло, с горечью. - Я такая же мерзавка... такая же скотина, как вы. Только еще отвратительнее, потому что женщина. У вас и у меня все внутри сгнило.

Кривобокий Валентик шагнул было к ней, зловеще нагнув голову, но она вскрикнула сердито и властно:

- Не прикасаться ко мне! Часового позову!

И, мотнув спутанными волосами, повернулась, прошла мимо оторопевшего Валентика в спальню, закрыла за собой дверь, звякнула задвижкой.

Валентик, какое-то время постояв в нелепой позе, с вытянутыми вперед обеими руками, опустил их, когда Шипова закрыла за собой дверь, шагнул к столу и еще выпил коньяку.

- Ее следует... - Он кивнул на запертую дверь спальни и одновременно почти чиркнул ребром ладони по своей толстой, распаренной баней и коньяком шее.

Лахновский лишь усмехнулся.

- Бергер не позволит. Она ему очень нравится.

- Она сломалась! Она может...

Лахновский встал.

- У нее в душе ничего целого никогда и не было. Как, впрочем, и у нас с тобой.

- Что-о? Вы... Ты что ж, тоже выдохся?

- Не тыкать мне, подонок! - взвизгнул Лахновский, приподнимая трость. Но Валентик не знал этого зловещего жеста и потому не побледнел, не обратил даже на его движение никакого внимания. Это Лахновского даже развеселило. - Не тыкать, а то я тебе ткну...

Собственные слова развеселили Лахновского еще больше, со странной, какой-то хищно-плотоядной улыбкой он шагнул к Валентику, держа трость на весу, острием книзу. Почувствовав наконец что-то необычное в поведении Лахновского, Валентик, не на шутку растерявшись, попятился к стене, пока не уперся в нее, как только что Шипова, спиной. Неуловимым движением Лахновский вскинул трость - острие уперлось чуть ниже левого соска, проколов рубашку. Валентик охнул, схватился обеими руками за холодный стальной стержень, но Лахновский чуть надавил и одновременно хохотнул скрипуче:

- Хе-хе... Пожалуй, не дергайся.

По белой рубашке Валентина потекла черная струйка крови.

- Арнольд... Михайлович?! - Лицо Валентика сделалось белым как мел.

- Вот что, милейший, объясню я вам, - так же скрипуче заговорил Лахновский. - У меня в армии двести таких подонков, как Леокадия... только мужского пола. Мы умные люди и должны понимать - другого человеческого материала у нас нет и не будет. Но скотина тем и удобна для человека, что лишена способности размышлять. Корову, к примеру, можно доить, с барана стричь шерсть. А при необходимости можно прирезать, мясо съесть, из шкуры сшить сапоги или полушубок. Это вы можете понять куриными своими мозгами? А какие сейчас сапоги с этой Шиповой?

- Арнольд Михалыч! - взмолился Валентик, все еще держась обеими руками за трость, впившуюся ему в грудь. - Я понимаю, понимаю...

- Опустите руки тогда! - приказал Лахновский.

Валентик повиновался.

- Вот так. А то до сердца сантиметр один... Ну-с, так вот что я хотел спросить. Что это за Полипов из газеты при дивизии полковника Велиханова? Лахновский достал из кармана смятый тетрадный листок и показал Валентику.

- Не знаю. Я его никогда не видел. Он только что назначен редактором газеты. И на всякий случай я упомянул о нем в донесении.

- Ага... Молодец, что упомянул. Только донесение такого рода секретнейший документ. И черновики даже в моем кабинете не следует забывать.

Лахновский наконец выдернул трость из его тела.

- Сядьте к столу!

Валентик, сломленный, покорно сел, зажал ладонью неглубокую ранку, из которой сочилась кровь. Лахновский сел напротив, опустил маленькую голову с жиденькими и тонкими, как у ребенка, бесцветными волосами, с минуту молчал, о чем-то раздумывал.

- Ну что ж... - Он вздохнул и поднялся. - Если это тот человек, которого я когда-то знавал... то, возможно, такой нам и необходим.

- Для чего? - спросил Валентик.

- А пищу готовить. Поваром поставим.

Валентик понял, что задал глупый вопрос.

- Во всяком случае, я хотел бы с ним повидаться.

- Каким, интересно, способом? - спросил Валентик.

- Способ на войне в таких делах один. Надо без шума взять его и доставить сюда. Возможно, тебе это и поручим...

Тыкая острием трости в крашеные половицы, Лахновский, сгорбив спину, пошел к двери. На ходу, не оборачиваясь, сказал:

- Сходи в лазарет, пусть тебе ранку йодом помажут.

* * * *

Военная судьба Петра Петровича Полипова до середины 1943 года была легкой и даже приятной. Оказавшись в армии, он сразу же был аттестован в звании батальонного комиссара, но был отправлен, к его, надо сказать, удивлению и даже при некоторых попытках воспротивиться этому, не в действующую армию, а глубоко в тыл, в Узбекистан, под городок Термез, где находилась одна из горнострелковых дивизий, и стал ответственным редактором дивизионной газеты.

Части и подразделения дивизии располагались в каменистом ущелье невысокого горного хребта. Место было до того знойное, камни до того накалялись, что, прислонившись как-то голым плечом к пышущей жаром глыбе, Полипов вскрикнул невольно от резкого ожога, а через некоторое время обнаружил на плече порядочный волдырь.

Потом ему сказали, что здесь бывает самое жаркое лето в стране, температура в 50 градусов самое обычное явление, но старики утверждают, что жара бывает и намного выше, однако измерить ее нет возможности, ибо нет, не существует соответствующих термометров.

- Что и говорить, райское местечко, - буркнул, обливаясь потом, редактор.

Однако вскоре он убедился, что место это не такое уж гиблое. Адская, невыносимая жарища стояла лишь в середине дня, несколько часов. Жизнь на это время замирала вокруг, притихала даже в дивизии, люди прятались от солнца. А в первой половине дня было вполне терпимо, во второй же, особенно ближе к вечеру, вообще разливалась приятная прохлада, горы делались синими, в разных местах хребта в небо поднимались столбы дыма, тоже синие, - жители кишлаков готовили ужин.

Дивизия жила обычной жизнью, шли обычные занятия по боевой и политической подготовке, о чем и должна была писать газета. В штате редакции кроме Полипова было еще три человека - заместитель редактора, ответственный секретарь и литсотрудник в званиях младших политруков. Была еще машинистка, чьи обязанности выполнял молчаливый и угрюмый боец срочной службы узбек Рашидов, местный уроженец, который печатал материалы с грубыми орфографическими ошибками, но зато был непревзойденным мастером по приготовлению плова и шашлыков. С его кулинарными способностями Полипов познакомился в первый же день по прибытии на место службы, на ужине, которым подчиненные угостили нового своего редактора. Полипов выпил стакан небывало вкусного домашнего вина, нацеженного прямо из бурдюка, оглядел со всех сторон эту никогда раньше не виданную им тару и спросил, кивая на стол:

- Откуда все это? Где взяли?

- У Рашидова ж все горы набиты родичами та знакомыми, как подсолнухи семечками, - сказал ответственный секретарь, усатый украинец с хитрыми глазами. - И он иногда у нас, как бы сказать... обеспечивается.

- Как это понять? Каким образом?

- Ну-у... присылают они, так сказать.

- Свежее мясо и вино в бурдюках по почте? Или на ишаке привозят?

Ответственный секретарь отвел в сторону свои хитрющие глаза, а Полипов строго сказал:

- Прекратить! Чтоб я не видел больше этого безобразия. Здесь воинское соединение, а рядом граница. Время военное!

- Будет сполнено, - сказал украинец.

Однако "сполнено" ничего не было. Рашидов частенько с ведома, как потом выяснилось, то одного, то другого младшего политрука отлучался в "увольнительную", ходил в горы, приносил оттуда всякую снедь, вино, фрукты.

- Я, кажется, приказывал прекратить! - несколько раз пытался будто пресечь подобные дела Полипов. И каждый раз хитрющий секретарь отвечал ему своим "будет сполнено", понимая, что редактор говорит это по обязанности, на всякий случай. К вину он, правда, был равнодушен, но плов, шашлыки и фрукты употреблял с большим удовольствием.

Где-то шла тяжелая, кровопролитная война, а здесь было тихо и спокойно, сразу же за Термезом, за мутной и могучей Амударьей, простирался мирный Афганистан, который никогда не доставлял никаких хлопот пограничникам. И тревоги, по которым частенько поднимали части и подразделения горнострелковой дивизии, были чисто учебными.