ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ - ГАРРИ ТАБАЧНИК

„Мы переоценили Андропова. Сейчас опасность заключается в том, что мы можем недооценить Черненко”.

Однако и услужливым советологам не так-то просто сделать привлекательную фигуру из брежневского лакея, и хотя специалист признает, что Черненко теснейшим образом связан с брежневским режимом, но, как он спешит обнадежить своих читателей, обладающий хорошим здоровьем (!) новый генсек, к тому же подобравший способных сотрудников, сумеет успешно справиться с проблемами страны и доказывает, что Кучер отнюдь не догматик, и что „хотя мы мало знаем о его убеждениях, нет причин утверждать, что их у него нет”. Автор все же не идет так далеко, чтобы объявить нового кремлевца либералом, иначе, таинственно намекает он, Черненко не пришел бы к власти, но тем не менее его правление позволяет надеяться на потепление в американо-советских отношениях.

Задерживаться на этом опусе приходится только потому, что он наглядно демонстрирует ценность умозаключений, признанных на Западе некоторых так называемых’’специалистов по советским делам.”Как можно серьезно относиться к такого рода „анализу”, если в то время, когда автор статьи в „Вашингтон пост” писал о хорошем здоровье Черненко, все газеты мира обошла фотография с трудом передвигающего ноги дряхлого старца?

Збигнев Бжезинский, встречавший Черненко в Вене, где оба принимали участие в переговорах Картера с Брежневым, нашел Черненко „живым, веселым, общительным в частных беседах, когда речь шла о незначительном, несущественных вещах. Он становился осторожным и неразговорчивым, когда дискуссия касалась серьезных проблем. В этот момент взгляд его делался хитрым, словно он что-то все время рассчитывал”. Другой наблюдатель заметил, что это взгляд человека, который боится, как бы его не обманули, что свидетельствует о неуверенности в себе. Однако на М. Фишбаха, встретившего Черненко в конце 60-х годов, когда тот посетил статистическое управление в Вашингтоне, он произвел иное впечатление.

Черненко интересовала возможность использования компьютеров для обработки большого числа цифр. Видимо он думал о том, как применить их в той исследовательской работе, которую вела созданная по его инициативе группа по изучению общественного мнения.

— Его вопросы были уместны и точны, — замечает Фишбах.

Когда позднее будущий генсек посетил штаб-квартиру ООН в Нью-Йорке, он удивил всех тем, что не проявил никакого интереса ни к политическим проблемам, ни к людям, работающим в ООН, не выказал никакого желания познакомиться с Нью-Йорком.

В общем-то неразговорчивый, он ронял резкие, отрывистые фразы, приводя в трепет советских сотрудников ООН. Его тон менялся, становясь более мягким и вежливым, когда он обращался к иностранцам. Тем, кто наблюдал эту способность перевоплощаться, будущий генсек запомнился как человек, легко меняющий маски.

— В нем полностью отсутствовало чувство юмора. Его интересовала лишь техническая сторона работы ООН, — вспоминает А. Шевченко, бывший в то время заместителем генерального секретаря ООН.

Шевченко, которому приходилось присутствовать на заседаниях Политбюро, замечает, что Черненко, как правило, редко высказывал свою точку зрения, ’’всегда поддерживая Брежнева”. Тогда же, когда ему приходится все-таки высказываться, проявлялось не яркость интеллекта, а практичность и деловитость. Он не вызывал к себе уважения среди таких членов Политбюро, как Суслов, Косыгин, считавших его выскочкой, человеком не обладающим нужными качествами для того, чтобы занимать место рядом с ними, и уж совсем не годящегося для роли руководителя.

Все это так. Однако не следует забывать, что человек этот сумел пройти по всем ступенькам партийной лестницы и несмотря на поражение добиться своего. К тому же многие годы, проведенные в аппарате власти, не проходят бесследно даже для людей, лишенных блестящего интеллекта. Они дают опыт, который способен скрыть отсутствие и ума, и таланта. Именно этот опыт помогает советским руководителям в их переговорах с США.

Брежнев, имевший дело с пятью американскими президентами, мог уступать каждому из них интеллектуально, но не в опыте.

Рой Медведев в одной из своих работ приводит выдержку из исследования известного советского биолога по социальной генетике. Сравнив обычных преступников с советскими политическими деятелями, автор приходит к заключению ^отсутствие какой-либо щепетильности в выборе средств — основное качество, дающее им неограниченное превосходство над людьми мысли, подлинными специалистами своего дела... как и у уголовных преступников, у них полностью отсутствуют угрызения совести. Это та черта, которая способствует их росту в обществе..

Американский посол в Москве М. Тун тщетно пытался завязать с Черненко разговор о советско-американских отношениях. Черненко оставался невозмутимым и в ответ не проронил ни слова. Посол продолжал объяснять, что могут возникнуть трудности с ратификацией обсуждаемого договора в Сенате, и хотя говорил он по-русски, у него создавалось впечатление, что слова его просто не доходят.

— Он словно не понимал, о чем идет речь. Это заставило сделать вывод, что он мало знает о том, как функционирует американская государственная машина, — пришел к заключению посол.

Поняв, что его усилия напрасны, Тун закончил разговор несколькими фразами о погоде и отошел в сторону. Память его сохранила, как позднее писал он, образ законченного тупицы.

В апреле Горбачеву опять приходится выступать в поддержку кандидатуры Черненко — на сей раз на пост Председателя Президиума Верховного Сове1а СССР. Хотя буквально в считаные месяцы генсек перейдет в разряд „никогда не бывших”, его преемник всячески превозносит его деловые качества.

Едва заняв пост, новый Председатель тут же поручил формирование правительства все тому же 79-летнему Тихонову, и это лучше, чем слова Горбачева о деловых качествах Черненко, свидетельствовало о том, что он намерен все оставить по-прежнему, или, как говорили в Москве, — „по-брежнему”.

Безвременье Черненко было тем не менее временем подспудной, ни на минуту не прекращающейся борьбы за кресло генсека,”брежневцы” уже не могли править по-старому, а у их противников из-за разногласий

между собой еще не было достаточно сил, чтобы вырвать у них власть.

Горбачев использует в это время подготовленный для него Андроповым плацдарм.

Проблемы, унаследованные Черненко, были ужасающими. Экономика не обеспечивала население ни продовольствием, ни самыми необходимыми предметами потребления. Вместо необходимых для нормального трудового функционирования 3000 калорий в день, советские люди в среднем получали гораздо меньше. Плохое питание, алкоголизм, тяжелые жилищные условия привели к падению рождаемости среди русского населения. В 1970 году среди русских она составляла 17,4% на тысячу, к началу 80-х — 14,6%, в то время как в Узбекистане — 33,5%, Киргизии — 30,6, Таджикистане — 34,7, Туркмении - 35,2 процента. Снизилась и продолжительность жизни. За десятилетие она упала с 69,5 до 68, а среди русских — с 68,6 до 66,9; среди мужчин в среднем по стране — ниже 62, а для русских — 60,5.

В США за тот же период продолжительность жизни достигла в среднем 74 лет.

Возросла в Союзе и детская смертность. И это в то время как,во всех развитых странах она снижается. 33 младенца, умирающие в СССР на каждую тысячу родившихся, — цифра колоссальная. Все это тщательно скрывалось. Ясно, что отдельные меры ничего изменить не могут. Нужна кардинальная перестройка всей системы. Буквально в считанные месяцы слово „перестройка” станет одним из магических заклинаний, с помощью которого советский режим попытается вывести страну из застоя. Для этого нужны колоссальные средства. Получить их можно, ограничив гонку вооружений, прекратив поддержку советских марионеток в разных частях света, закончив войну в Афганистане. Что же скажет об этом новый генсек?

Но об этом он не говорил ничего нового. Об антикоррупционной кампании почти не вспоминали. Создавалось впечатление, что время остановилось. А после реабилитации и восстановления в партии без перерыва в стаже 94-летнего Молотова даже казалось, что оно обращается вспять. Затем было объявлено о бойкоте Олимпийских игр. Эмиграция была почти прекращена. Принимается новый закон, ограничивающий контакты советских граждан с иностранцами. Репрессии против диссидентов усиливаются. Отбывающим заключение даются дополнительные сроки. А затем Черненко обращается к стране с речью.

Когда-то те, кто служил в пропагандистских органах, отличались умением говорить. Пусть ни о чем, но язык у них был хорошо подвешен. Черненко и этим не мог похвастать. Держась за текст, как слепой за поводыря, он боялся оторвать голову от лежащей перед ним речи. Слова едва различимыми звуками вываливались у него изо рта. И вдруг он замолчал. Наступила пауза. Тишина. Зал смотрел на трибуну и не мог понять, что происходит. А генсек перебирал листы и молчал. Кое-кто подумал, что речь окончена. Так, мол, надо. Мало ли чего не бывает... А может, заболел внезапно. Память отшибло. Такое тоже ведь бывает. Раздались робкие хлопки. За кулисами помощники не знали, что предпринять. У всех в памяти свежа еще была брежневская речь в Баку, когда ему дали не тот текст. Может, и сейчас кто-то что-то перепутал?