Последний холостяк - Бетина Крэн

– Антония, смените гнев на милость, – вкрадчиво промолвил Ремингтон. – Позвольте им увидеться с их супругами. Конечно, они не заслуживают такой снисходительности с вашей стороны, но я взываю к вашему милосердию! Будьте великодушны, простите им их грехи, и вы убедитесь, что даже самый безнадежный мужчина способен измениться. Более того, я позволю себе выразить уверенность в том, что и жены этих забулдыг найдут их совершенно другими людьми.

– Не слишком ли многого вы от меня хотите, ваше сиятельство? Всякому великодушие есть предел! – холодно ответила Антония. – Эти негодники неисправимы! И не заслуживают прощения! А вы, граф, злоупотребляете моим добрым к вам отношением, заступаясь за них!

– Я понимаю, что рискую лишиться вашей благосклонности, мадам, – понизив голос, промолвил Ремингтон. – Но отчаяние моих протеже столь велико, что я не могу остаться равнодушным. Поверьте, в супружестве люди порой изменяются не только в худшую, но и в лучшую сторону.

Его доводы и неотразимая улыбка смягчили ее сердце, и она, послав дворецкого за Маргарет и Элис, предложила гостям подождать их в гостиной. Вид Трублуда был ужасен: запавшие глаза, одутловатость и щетина на подбородке красноречиво говорили о том, что он впал в ипохондрию, махнув на себя рукой. Но еще больше поразило Антонию волнение, с которым он сжимал букетик фиалок в волосатой руке.

Маргарет и Элис нерешительно вошли в зал и, взявшись за руки, остановились. Антония подошла к ним, подхватила их под локти и подвела к мужчинам. В гостиной воцарилась тишина. Первым ее нарушил Эверстон.

– Нам нужно поговорить наедине, Маргарет, – сказал он, не глядя ей в глаза.

– Говори здесь, Альберт, я не хочу с тобой уединяться. Пусть все слышат наш разговор! – ответила Маргарет.

– Это относится и к тебе, Бэзил Трублуд, – заявила своему супругу Элис, хотя в ее взгляде и угадывалась жалость к нему.

– Осмелюсь заметить, что вам можно было бы и уединиться, всего на несколько минут, – сказал Ремингтон. – Сердечные вопросы трудно обсуждать при посторонних.

– Вот держи! – воспрянув духом, буркнул скупой член парламента и сунул жене под нос букет цветов. – Я потратил на них уйму денег!

Маргарет не без колебаний приняла подарок, понюхала цветы и, смягчившись, направилась к диванчику в дальнем углу комнаты. Эверстон последовал за ней и, присев на край дивана, положил коробку, перевязанную лентой, себе на колени.

– А это для меня? – спросила у Трублуда Элис, глядя на букетик.

– Что? Ах да! Тебе ведь нравятся фиалки!

Элис взяла букетик, уже слегка увядший, поднесла его к лицу и с наслаждением понюхала. Трублуд просиял. Элис молча кивнула ему на диван и первой села.

Ремингтон перевел дух. Неловкие попытки его приятелей наладить отношения со своими обиженными супругами продемонстрировали их полное невежество в такой сложной материи, как семейная жизнь. Им обоим предстояло пройти долгий и трудный путь к совершенству и овладению качествами настоящего главы семьи. Кислая мина, читавшаяся на лице Антонии, подтверждала справедливость этого умозаключения.

Некоторое время супружеские пары молчали. Физиономия Эверстона все больше напоминала жабью мордочку, казалось, что он сейчас вскочит с диванчика и убежит. Ремингтон подсел к нему и сжал его локоть. Эверстон побагровел, надулся еще больше и с неохотой вручил коробочку жене.

– Это тоже тебе, – пробурчал он. – Ты ведь намекала, что хотела бы получить это в подарок к прошлому Рождеству. Открой и взгляни. – Он потупился и засопел.

Маргарет с опаской посмотрела на упаковку, развязала шелковый бантик и подняла крышку. Умиление и восторг, отобразившиеся на ее лице, свидетельствовали, что Альберт потратился не зря. Чудесная музыкальная шкатулка, искусно сделанная из красного дерева и инкрустированная слоновой костью, ей, несомненно, понравилась. Погладив подарок ладошкой, она с легким укором промолвила, глядя на Альберта печальными глазами:

– А ты подарил мне вместо нее грелку, даже не сняв с нее ценник! За девять шиллингов…

– Не нужно напоминать мне об этом, – проворчал супруг, пряча глаза. – Я больше не буду так поступать. Возвращайся домой, Маргарет! Кухарка уволилась, служанка тоже, мне приходится есть в клубе, а это чертовски накладно! – Тут Ремингтон больно пихнул его кулаком в бок. – Дело, конечно, не в расходах, Маргарет, – поправился Альберт, беспокойно заерзав на диванчике. – Мне очень не хватает тебя, дорогая! Обещаю, что отныне я буду регулярно дарить тебе подарки. Цветы и музыкальная шкатулка – это лишь начало! Когда ты вернешься, я, пожалуй, начну выдавать тебе деньги на карманные расходы. И на хозяйство, разумеется.

– Все это чудесно, Альберт, – вздохнув, сказала Маргарет. – Но где гарантия, что через неделю ты снова не начнешь жадничать и на всем экономить? Я не хочу выпрашивать ежедневно у тебя лишний пенс, как служанка у скупой хозяйки.

Она прижала шкатулку к груди и заплакала.

– Ах, Маргарет! Не плачь! Лучше поехали домой! – воскликнул Эверстон. – Все будет хорошо.

– Но зачем я тебе нужна, Альберт? Чтобы стирать твое белье и готовить обед? Ты хочешь сэкономить на прислуге?

– Вовсе нет! Я по тебе соскучился! – сказал Альберт и болезненно поморщился. – Умоляю тебя, Маргарет! – спохватившись, произнес он и положил свою ладонь на ее руки. – Вернись ко мне сегодня же. Клянусь, что я стану другим, хорошим, добрым, щедрым и ласковым! – Теперь в его взгляде светилось искреннее раскаяние, и сердце супруги дрогнуло.

Она вопросительно посмотрела на стоявшую у камина Антонию, как бы прося у нее совета. Поза хозяйки дома – руки, скрещенные на груди, и гордо вздернутый подбородок – означала, что возвращаться ей пока рано, надо еще немного «помариновать» мужа, чтобы он окончательно созрел. И Маргарет, вздохнув, сказала:

– Нет, Альберт, только не сегодня. Мне надо хорошенько подумать.

Ремингтон снова сжал локоть Эверстона, призывая его к хладнокровию. Это не укрылось от Антонии, и она смекнула, что прижимистый пэр расщедрился на подарок и цветы не без нажима со стороны графа. Ремингтон перехватил ее взгляд и, как бы желая размять ноги, встал, засунул руки в карманы брюк и стал расхаживать по комнате, постепенно приближаясь к Элис и Бейселу Трублудам.

– Что с тобой произошло? – наконец решилась произнести Элис. – У тебя такой измученный вид! Уж не заболел ли ты?

– Я не могу оставаться ночью в доме один, – признался он. – И провожу все ночи в клубе. Но тебя, очевидно, мое самочувствие не интересует…

Ремингтон подсел к нему и пихнул его локтем в бок. Трублуд покраснел, вздохнул и жалостливо добавил: