Кулинарная битва - Карин Джей Дель’Антониа

Аманда

Аманда проснулась от того, что Мэй тихонько трясла ее за плечо:

– Аманда, Аманда! Просыпайся. Ты нам нужна.

Какое-то короткое мгновение ей казалось, что она находится в своей старой постели, в своей старой комнате, что она снова подросток и сестра ее будит, потому что пора в школу. Аманда резко села. Она на полу во «Фрэнни», под головой вместо подушки свитшот.

– Боже мой! Извини, я заснула.

– Да уж ты давненько заснула, – улыбнулась Мэй.

Энди, Джей и Нэнси обсуждали меню «Фрэнни», и на дебатах о замороженных полуфабрикатах Аманду сморил сон. Как можно так сходить с ума из-за палочек с моцареллой?

Она оглянулась. Гас тоже спал, сидя за столом и положив голову на руки. Мэй поймала ее взгляд:

– Фрэнки уже в машине. Мы все собираемся по домам. Прежде чем преподнесем наш сюрприз Сабрине, надо немного поспать. – Она жизнерадостно помахала все еще работавшей на потолке камере. – Но сначала у нас к тебе разговор. Пошли.

Аманда поднялась с пола. Ой-ой-ой! Стара она, чтобы на полу спать. Швырнула свитшот на стойку бара и вышла следом за сестрой. Ночь была теплой. На пустой парковке на стульях стояла вывеска «Мими», сменившая ее хохлатку. Аманда встала как вкопанная и уставилась на сестру. С чего вдруг Мэй решила, что она захочет любоваться на эти художества? Хоть теперь все и помирились, но смотреть ей на них больно. А видеть с одной стороны вывески Энди, а с другой – Кеннета, тоже дела не облегчает.

Мэй слегка подтолкнула ее вперед:

– Я все понимаю, прости. Но давай об этом забудем. Все хорошо.

Вывеска «Мими». Ресторан основан в 1886 году» стояла повернутой надписью к спинкам стульев. Аманда неохотно обошла вокруг. Перед ней чистый щит; доски лицевой стороны закрашены белой краской.

– Вот, смотри, – радостно тараторила Мэй. – Тебе нужно сделать новую вывеску.

Кеннет показал на разложенные на земле фломастеры, жирный карандаш, черную и красную краски, несколько кистей и небольшой альбом для набросков.

– Тут всего много, – сказал он. – На всякий случай. Я не знал, что тебе для работы нужно.

Что ей нужно для работы? Аманда смотрела на их улыбающиеся лица. Улыбались все, и Энди тоже. Она засияла от счастья. Им нужна ее работа! Они уже ей все приготовили! Аманда была готова всех расцеловать. Из последних сил скрывая улыбку и напуская на себя серьезный вид, она повернулась к белому полю щита.

– А что вы хотите, чтоб я здесь нарисовала? А название какое? «Мими»?

Ничего этого они пока еще не обсуждали. Что скажет Нэнси, если забудут про Фрэнни? Да что Нэнси – Аманда не была уверена, что ей самой бы это понравилось. Уж она-то знает, каково быть младшей сестрой. Нет, она Фрэнни вниманием не обойдет. Глядя на то, как сестра раздумывает и перекладывает с места на место фломастеры, Мэй хитро усмехнулась:

– Конечно, нет. Раз мы снова начинаем, так и название должно быть новым. – Она торжественно вытянула руку в сторону вывески. – Позвольте представить вам семейный ресторан «Курочки-сестрички»!

Аманда завертелась на одной ножке:

– Мэй! Гениально!

Мэй и сама это знала. Она сияла:

– «Ресторан «Курочки-сестрички». Основан в 1886 году». Это значит, что Мими открыла дело в 1886-м, а Фрэнни его потом расширила. Мы все предусмотрели. Пока ты дрыхла.

Выпад про «дрыхла» Аманда пропустила мимо ушей. «Курочки-сестрички». Название ласкало ей слух. Она крепко сжала Мэй руку, и сестра в ответ прижала ее к себе.

– Ладно-ладно, кончай, я все понимаю. Давай сейчас про вывеску подумаем. Сможешь ее нарисовать?

Конечно, сможет! Еще как сможет! Обниматься они потом будут. Пора за дело. Аманда открыла альбом. Надпись – не проблема. Но какими нарисовать двух хохлаток? И как показать, что они вместе? Целуются? Нет, не выйдет. Вдруг кому-то покажется, что они друг друга клюют и ссорятся. Крылья? Крылья похожи на руки – значит, курочки могут обняться. Аманда села на землю, посмотрела на пустую страницу. Подняла голову. Они все стоят вокруг и на нее смотрят. Она взмолилась:

– Не стойте у меня над душой. Мне надо подумать. Уходите.

Мэй и Кеннет ушли, но Энди остался. Повернувшись к ней спиной, он разглядывал белый щит.

– Можно мне посмотреть, как ты рисуешь? Я сам всегда мечтал научиться.

– Все мечтают. – Ей было легче с ним разговаривать, глядя в альбом, и она нарисовала маленькую рыбку, победоносно поднявшую голову в небо. – Ты еще вполне можешь научиться. По-моему, научиться может каждый. По крайней мере, немножко. Даже если талант есть, все равно надо учиться.

Энди, видно, тоже было проще разговаривать с ней отвернувшись. А может, у него проснулся небывалый интерес к результатам покрытия досок белой краской.

– А ты меня научишь?

Аманда мгновенно отозвалась:

– Что ты?! Я никуда не… – Она подняла на него глаза.

Энди нервно топтался на месте и постукивал пальцами по ноге. Она замолчала. Ее ответ никуда не годился. Потому что, собственно, он не этот вопрос задал.

– Может быть, – ответила Аманда. – А хочешь, я могу с тобой рядом посидеть, а ты попробуй. Просто так. Когда-нибудь после.

– Давай. Согласен. – Энди помолчал. – Аманда, ты прости меня, пожалуйста. За историю с рецептом. Надо было сразу понять, что ты ничего такого не сделаешь. Но я в людях не слишком разбираюсь. Я перед тобой виноват.

Аманда положила карандаш и посмотрела на него. Куда подевались его самоуверенность и нахальство? Он и правда выглядел виноватым. Точно просил дать ему шанс начать все сначала.

Она смутилась.

– Да я понимаю. Давай забудем. Не случись ничего этого – не были бы мы сейчас все вместе. Так что мне сердиться не на что.

– Выходит, я просто орудие в руках судьбы, – пошутил Энди. – Но все равно лучше бы никакой истории с рецептом не было. Слишком уж она все усложнила.

Разговаривать на эту тему она не готова. И зачем им нужно какое-то «все», которое к тому же еще «усложнилось». Перед ней чистое белое поле будущей вывески, хорошие кисти, хорошие краски; ей предстоит рисовать хохлаток, и надо на них сосредоточиться. Аманда неопределенно пожала плечами:

– Ничего, переживем, – и добавила как можно мягче: – Мне лучше сейчас поработать, если ты не возражаешь.

Он не уходил. Переминаясь с ноги на ногу, стоял рядом до тех пор, пока она не отложила карандаш и не протянула ему руку:

– Все всегда сложно.

Он взял ее за руку, и ее опять с ног до головы обожгло так же, как несколько дней назад, когда он дотронулся