Звезда Тухачевского - Анатолий Марченко

— И сейчас ему мало просто реванша. Он не раздумывая свалит любой пограничный столб, — продолжил Тухачевский. — Мы напрасно с ним заигрываем. В его арсенале лишь угрозы, блеф, тактика свершившихся фактов. Увещевания, уговоры, а тем более уступки его наглым притязаниям, экономическое задабривание — все это он оценивает только как признак слабости и еще более вдохновляется на агрессию.

— Сталин думает несколько иначе, — сказал Литвинов. — Он ненавидит западные демократии. Ему ближе Германия. Он все время намекает мне на то, что пора бы подумать о переориентации нашей внешней политики на Германию. А я, как упрямый приверженец англосаксов, видимо, для такой перемены не пригожусь. Англичане уверены, что германский тигр первый прыжок совершит на Советский Союз.

— Это так и произойдет! — воскликнул Тухачевский.

— Не скажите, — усомнился Литвинов. — Мне сдается, что вполне допустимо и более вероятно, что первый удар нас обойдет. Думаю, что даже такой маньяк, как Гитлер, не забыл уроков истории. А они учат, что если удается иной раз вторгнуться в Россию, то не так-то легко унести оттуда ноги.

Тухачевский с усмешкой взглянул на Литвинова, как смотрят на слишком наивного человека.

— Максим Максимович, дорогой, возможно, такие умозаключения пригодны для бесед с англичанами и французами. С тем, чтобы они держали ушки на макушке. Нам же надо смотреть правде в глаза.

— Поживем — увидим, — предпочел не ввязываться в спор Литвинов.

— Максим Максимович, вы поступили благоразумно, — засмеялась Нина Евгеньевна. — С моим драчуном связываться опасно. Учтите, он еще в гимназии страстно увлекался борьбой и клал своих сверстников на обе лопатки.

— Куда мне, хилому изнеженному дипломату, схватываться с самим маршалом, — подхватил шуточную интонацию Литвинов. — Но перед тем как сбежать в кусты, все же кукарекну: прежде чем ринуться на нас, Гитлер проглотит несколько лакомых кусков европейского пирога. А вообще-то, Нина Евгеньевна, давайте уединимся и будем беседовать тет-а-тет, пусть-ка ваш Отелло сгорает от ревности.

— С вами — охотно, — игриво сказала Нина Евгеньевна.

— Представляю себе эту милую беседу, — съязвил Тухачевский. — Максиму Максимовичу придется во всех деталях обрисовать наряды королевы Великобритании.

— А вот назло тебе, Мишенька, и не подумаю об этом расспрашивать. А вот о Байроне спрошу. О его любви. И ты, к досаде своей, узнаешь, что Байрон любил женщин пылко и нежно. А ты влюблен лишь в свои военные маневры. И еще — в красивых женщин. Иной раз, Максим Максимович, меня охватывает чувство ревности.

— Ниночка, как ты думаешь, если бы Лаура была женой Петрарки, он писал бы ей сонеты всю свою жизнь? — словами Байрона спросил ее Тухачевский.

— Миша, ты не маршал, а сборник цитат, — в пику ему обронила Нина Евгеньевна.

Литвинов приподнял пухлые ладони, призывая обе стороны к примирению.

— Теперь, милостивые государи, когда вы накормлены и напоены — и, прошу это учесть, не без моей помощи, — я оставлю вас с вашими секретами. С моим маршалом я уже наговорилась, пооткровенничаю лучше с томиком Байрона.

Она неслышно прикрыла за собой дверь. Литвинов и Тухачевский вернулись в кабинет.

— Скрипка… — Литвинов заметил инструмент в полуоткрытом футляре. — Наслышан о вашем увлечении. Как это прекрасно. Знаете, нередко среди наших прозаических забот душа так властно просит музыки!

Тухачевский понял это как намек. Но играть сейчас не хотелось. Ему не терпелось продолжить разговор.

— Вернемся из Лондона, я вам сыграю, — пообещал он. — А сейчас я ломаю голову над тем, как убедить англичан помочь нам военной техникой.

— Это все равно что из болота тащить бегемота, — усмехнулся Литвинов.

— Еще бы, я даже как-то выписал у Маркса, из его «Нищеты философии», великолепную цитату об одном английском дипломате.

— О Пальмерстоне? — подхватил Литвинов. — Помню, как же: «Если он предавал чужие народы, то делал это с величайшей вежливостью».

— Или еще, — продолжил Тухачевский. — «До сих пор, имея его своим противником, можно было при всех обстоятельствах рассчитывать на вероятный успех, а имея его своим другом — всегда ожидать верного поражения».

— Да что там Пальмерстон, это уже история! — еще более оживился Литвинов. — Дела давно минувших дней. А факты дней нынешних? Вот вам едва ли не последний образчик. Во время беседы у Сталина в прошлом году Иден подошел к большой карте СССР, висевшей на стене, и то ли восторженно, то ли с некоторой долей иронии сказал: «Какая прекрасная карта и какая большая страна!» На что Сталин заметил: «Страна-то большая, да трудностей много». А Иден, будто с сожалением, посетовал: «А вот Англия совсем маленький остров». Сталин отреагировал молниеносно: «Да, маленький остров. Но от него многое зависит. Вот если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла, — мир в Европе был бы обеспечен». И что, как вы думаете, в ответ сказал Иден?

— Скорее всего, не промолвил ни слова? — предположил Тухачевский.

— Вы — провидец! Он промолчал, будто был глухим и немым. Англичане зашевелятся лишь тогда, когда почувствуют, что их маленький остров не такое уж надежное убежище от военного урагана, как им кажется. Кстати, я в свое время даже проникся чувством уважения к Идену — этому респектабельному, внешне обаятельному джентльмену. До тех пор, пока мне не удалось узнать, что этот милейший господин в письме Болдуину воздает хвалу Гитлеру! Представьте, он назвал Гитлера сюрпризом для Европы! И утверждал, что ему очень трудно поверить, будто Гитлер сам хочет войны и что новая Германия Гитлера и Геббельса заслуживает предпочтения перед старой Германией Бюлова. Вот так! Во мне все просто перевернулось!

— Еще бы!

— Думаю, мы не зря разговорились об Идене: нам предстоит с ним встречаться, — продолжал Литвинов. — Надо сказать, что воздушная угроза со стороны Германии заставила англичан задуматься. Болдуин даже изрек, что в таких условиях граница Великобритании проходит не у Дувра, а на Рейне. В прошлом году английский парламент пошел на громадное увеличение авиации.

— Да, не менее чем в два с половиной раза, — добавил Тухачевский. — Примерно так же поступила и Франция. Кстати, Франции есть о чем подумать. У нее нет армии, которая вполне отвечала бы ее военной политике. Вы читали книгу Шарля де Голля «За профессиональную армию»? Он настаивает на создании мощных танковых частей. Это настоящий гимн танкам! Он высмеял «линию Мажино»[45].

— Конечно, Германии ничего не стоит прорваться через Бельгию. И вся беда в том, что Лаваль — ярый враг коллективной безопасности. Вот тоже истинный циркач! И какой перевертыш! Издевается над буржуазией, которая, по его словам, может находить себе людей, только выискивая их в помойном ведре, куда социалисты выкидывают своих ренегатов. А ведь сам он, я уверен, стал ренегатом еще будучи в люльке. Все они — и Лаваль и Болдуин — спят и во сне видят, как Германия схватилась с Россией.

— Мне кажется, — Тухачевский начал говорить о том, что давно занимало его мысли, — англичане переоценивают военную мощь Франции и Польши. Они считают, что польская армия сильнее нашей. Что же касается французов, то они убаюкивают себя с помощью манипулирования цифрами, тем, что германская армия в сравнении с французской — все равно что Гулливер по сравнению с лилипутами.

— Но и польская и французская армии — и в самом деле сила внушительная, — заметил Литвинов.

— Если говорить о численности, то это так. Польша имеет тридцать кадровых и десять резервных дивизий. Кроме того, у нее два с половиной миллиона обученных резервистов. А как с техникой? Из двенадцати кавалерийских бригад лишь одна моторизована. А Франция? У нее сто десять дивизий, из них не менее половины кадровых. Но и здесь почти сплошь пехота! Лишь две дивизии моторизованные и одна — бронетанковая. У Англии, если судить по официальным данным, — шестьсот самолетов. Куда же ей тягаться с Германией, у которой их вдвое больше! Впрочем, пока что и Германия не готова к большой войне. Но она вооружается с неслыханной скоростью! Танки, танки и танки — вот ее цель. И к великому сожалению, иные политики, есть такие и у нас, до сих пор не осознали, какой переворот в военном деле производят танки. Они выдерживают артиллерийский обстрел и продвигаются по сотне километров в день. Поляки же на лошадках мечтают проскакать по Унтер ден Линден. А наши гордые кавалеристы разве не столь же наивны? Пора понять, что танк — это не слуга пехоты!

— Однако вы меня сегодня основательно подкуете в военном деле и сделаете ярым противником кавалерии, — засмеялся Литвинов.

— Да, я, кажется, увлекся, — перевел дыхание Тухачевский. — Но знаете, Максим Максимович, наболело…