Чертовар - Евгений Витковский

Теперь можно было слегка расслабиться. Они уютно расположились в своей конуре, поставленной близ пусковой установки — той самой, что удалось снять с бедного «Перекопа». Разложив по столам массу привезенной из Плесецка мелкой электроники и изобразив в результате что-то вроде застывшего вихря инвентаризации, оба мастера отзанимались наконец-то всей этой лажей, и приступили к своим прямым обязанностям: перво-наперво проверили прямую связь с геостационарным спутником, вот уж полгода как установленном над Дебрью по предсказанию непреодолимой силы, высказанному еще ранней весной. Предсказание исходило, вероятно, от верховного предиктора Российской Империи графа Горация Аракеляна, но спутник — штука дорогая, Плесецк без личной-собственной визы начальства, страшно вымолвить какого, этим делом заниматься бы не стал, к тому же спутник при каждом запуске очередного чего-нибудь с того же слишком уж близкого космодрома приходилось корректировать — словом, его обслуживание стоило уйму человеко-денег, а ими на Руси нынче как-то не было принято сорить. Впрочем, связь со спутником работала отлично.

Не менее отлично работали и микрофоны, регистрировавшие каждый шаг Кавеля «Истинного», каждое его бормотание и вообще все, как бы выразиться поделикатнее, производимые им звуки. В обязанности электронщиков входило соединять одно с другим: звуки поступали на спутник, а уж куда они шли дальше — до того не было им никакого дела. Однако же не зря один из электронщиков служил в не столь уж далеком прошлом личным государевым рындой: он бы и теперь им не возражал оставаться, да вот — возраст проклятый, пришлось брать ту работу, какую предложили. Другой электронщик был и на самом деле электронщиком, хотя и большим любителем редких восточных единоборств, преимущественно бирманских. Судьба свела их совершенно случайно, в единственной строке верховного предиктора, где тот назвал их имена, фамилии и будущие звания. Оба не так давно сдали экзамены по дознавательскому мастерству в Высшей императорской академии художественного сыска имени графа Андрея Ивановича Ушакова. Друг друга они недолюбливали, но оба на этот счет мало переживали: совсем другой граф, светлейший Гораций сулил им, что как только кончится тяжкое оперативное задание, как только смогут они вернуться на Большую Землю — станут лучшими друзьями.

Усилитель скучно выдавал бесконечно повторяемое Кавелем Адамовичем Истинным «Ёптнть! Ну-у ёптнть же! Эх, Начала Света на вас нет, вредные души антихристские…», и бывший рында от греха подальше выключил ересиарха совсем. Потом грустно посмотрел на напарника.

— Хоть бы «Родониты» кончились…

— И не мечтай, — ответил любитель бирманских единоборств, — ты скажи спасибо, что за «Родонитами» присматриваешь, а не за пингвинами.

Бывшего рынду передернуло.

— Что, и такое возможно?..

— Именно такое возможно. И притом именно потому, что суждены нам с тобою, как сам знаешь, боевые заслуги.

Майоры грустно переглянулись. Им, в отличие от божедомов, даже выпить было нельзя, не зря зарплата нынче шла как за фронтовую обстановку.

Майоры знали: в шесть вечера император всея Руси занял Антарктиду и возвратил в состав своего бесконечного титула — «государь Аделийский».

Зачем царю понадобилась Антарктида — знали очень немногие.

Но зато очень многие на царя разозлились. Как чужие, так и свои.

21

Пока ты не в аду, не хвались, что знаком с чертом.

Гость тщательно отворачивался: почему-то любой ценой он не хотел посмотреть ни Давыдке, ни Кавелю в глаза. Наконец он стащил с головы смушковую папаху, с совершенно мушкетерским поклоном ею взмахнул и выговорил не без труда:

— Доложи, милок, хозяину, что хочет его видеть хоть на малое время Фома Арестович Баньшин из Кашина, он помнить меня должен, а если позабыл, то скажи: мол, гость пришел тот, который… ненарочный колдун!

Рабочий день кончился, Богдан ушел фыркать под душем в обогреваемый покой, который именовал «стоячей ванной». Давыдка мытье считал пустой тратой времени и воды, в чем его Шейла изредка пробовала разубедить, но слишком уж велико было у нее число подопечных, которым полагалось втолковать то же самое. Аккуратно посещали баню только киммерийцы да сам Богдан непременно принимал душ после рабочего дня. А нынче он собирался еще и ехать на Ржавец: по случаю государственного праздника там готовился обильный стол с немалой выпивкой, и не только теща Матрона Дегтябристовна обещала туда пожаловать с фургоном, но и лично Кавель Журавлев со своим верным Хосе Дворецким.

С ним, как и с чертоваром, хотел неофициально повидаться просидевший весь день на веранде у Богдана Кавель Глинский: он работал над серьезной книгой о толках кавелизма. Под подобный проект Никита Стерх сразу, ни с кем не советуясь, выплатил Кавелю аванс и заключил договор с неизвестным пока никому на Арясинщине издательством «Крутота». В издательском деле Глинский был полным чайником, но зато хорошо понимал в кавелизме: знал и толки, и молясины, к тому же неплохо рисовал. Стерх норовил сунуть аванс еще и за иллюстрации, но Глинский, лишенный своей бесценной коллекции, боялся ошибок, — память, чай, не компьютер. Книга к тому же получалась немалая, а сбыт был обеспечен именем (не фамилией, увы) автора, которое Глинский не и думал скрывать.

Заслышав, что хозяин отключил воду в душевой, Давыдка сдался.

— Фома, извините, Орестович?

Гость снова поклонился, упирая взгляд в носки собственных смазных сапог.

— Фома, извиняюсь, А-рес-то-вич. Батюшку моего Арестом дедушка наоктябрил, будь земля пухом обоим. Непременно А-рес-то-вич. Так и доложите. А то его превосходительство и не вспомнит.

Давыдка пошел докладывать, оставив Кавеля в двух недоумениях сразу: и что за имя такое полоумный дедушка батюшке гостя наоктябрил, и с каких таких пор сын непальского гуркха и советской медсестры, ни на какой государевой службе не состоящий, стал «превосходительством». Или он чего-то недослышал за учеными занятиями? Или гость просто лебезит от больно заковыристого своего отчества и у него не все дома?..

Давыдка быстро вернулся.

— Прошу вас, Фома Арес-с-тович… Проходите. Хозяин просит прощения, что при вас одеваться будет. Торопятся они очень, их супруга ждут. И вас, Кавель Адамович, тоже просят пройти. Только предупреждают, чтобы вы либо в пол все время смотрели, либо в окно. Все свои, говорит, но смотреть вам Фоме Арс-с…стовичу в глаза ну как нельзя. Проходите, проходите.