Чертовар - Евгений Витковский

Кавель Адамович очень боялся Тимофея. Наверное, не меньше боялся, чем боялась его самого изрядная часть Российской Империи — особенно та ее мужская часть, немало, увы, ныне поредевшая, что носила от рождения несусветное имя «Кавель». Так и бродил Кавель Адамович по курным избам Дебри и словно молитву бормотал перечень известных ему, но все еще живых Кавелей из села Знатные Свахи:

— Так… Глинский, Кавель Адамович. Сын Адама Саввича Глинского, зоотехника. Внук лакея; дедушка его однажды выиграл в лотерею сразу томпаковые часы, гитару и янтарный мундштук. Часы украли, гитару жена об голову деда разбила, а мундштук цел. Этот всех важней… Не мундштук, понятно, а Кавель. Мундштук что? Его Кавель Адамыч с утра до ночи сосет, хотя не курит. Себе мундштук заберу… И будет Начало Света! Далее… Журавлев, Кавель Модестович, основатель корабля «журавлевцев», конструктор перелетных молясин, саморазмножающихся. Кочует, ибо негоже старую молясину встречать. Наречен «Навигатором». Вооружен и очень опасен, недостижим, целую орду с собой таскает… На потом его, на потом. Далее… Глинский, Кавель Казимирович, виртуоз акустической гитары, вечно на гастролях, в Россию носа не кажет… Ничего, доберемся и до него, и до гитары — та самая, небось, что дед-лакей у Кавеля Адамыча однажды в лотерею выиграл, хотя нет, ту об дедову голову жена разбила. Как того деда звали? Нет, не Кавель… Во! Савва его звали! Стало быть, сына звали Адам Саввич… А мне до того какое дело? Кто еще? Федоров, Кавель Марксэнгельсович, преподаватель восточных единоборств с научным атеизмом… Этот на очереди, в самый бы раз его на той неделе… Ой!

Кавель Адамович шарахнулся от елки, в которую врезался как раз больной рукой.

— Ёптнть! Ну помогите ж, суки, опять ёлки-палки тут понаставили!.. На хрена вам ёлки? Все одно к Новому Году Начало Света будет, а тогда — какие ж ёлки? У, вредные души антихристские, век бы вам Кавеля не видать!..

Из ближайшей избы к Кавелю со всех ног бежала полоумноватая баба, на бегу протягивая обезболивающее: стакан мутного, чуть ли не елового самогона одной рукой, а другой — двузубую деревянную вилку с нанизанной на нее оленьей котлетой. Кавель, стараясь убаюкать боль в поврежденной руке, выцедил самогон мелкими глотками, котлетой же просто заткнул себе рот, и отправлять в желудок ее не торопился. Такая у него была привычка, об этом весь корабль знал, и всякая причуда великого человека была тут священна.

В дверях той же избы почти немедленно возник персонаж, давно знакомый нашему внимательному читателю — горбун Логгин Иванович, которому некогда не хватило денег выкупить тело бесчувственного следователя федеральной службы после того, как тот был оглушен мыльно-коньячным залпом с последующей инъекцией чего-то очень мерзкого. Видимо, горбун и инъекция были как-то мистически связаны, ибо и сейчас он держал в руках большой шприц, полный чего-то грязно-бесцветного. Настолько, насколько это позволяли горб и кривые ноги, горбун спешил: в шприце у него была доза обезболивающего, уже третья за сегодняшний день. Логгин Иванович знал, что сейчас здоровой рукой его кумир, его истинный Кавель врежет ему по горбу, но лучше уж так. Жидкий анальгин и самогон из морошки — вот и вся медицина, которую разрешал применять к себе ересиарх.

Все почти так и случилось. Сперва Кавель прожевал котлету, потом вытерпел укол в здоровую руку, а следом ею же врезал горбуну, только, увы, не по горбу, а под дых, от чего верный слуга покатился по замершей земле.

— Бьешь тебя, бьешь, — пробурчал ересиарх, с трудом проглотив котлету, — а толку никакого. Не орешь даже. Заорал бы — я б тебе в морду дал. А в морду дам — ты, того гляди, сбежишь. А тут, кроме тебя, ёптнть, и укола мне сделать некому… Сирота я… — Кавель проронил слезу-другую, то ли от боли, то ли от неизбывной жалости к себе самому. А ну сгинь, видеть не могу ни тебя, ни горба твоего поганого!..

Горбун поспешно подобрал откатившийся шприц и, согнувшись, как орангутанг, почти опираясь на землю руками, убрался в избу. Ересиарх, которого стала покидать омерзительная мухоярская боль, огляделся. До вечерней проповеди оставалось еще часа четыре, можно бы поспать, да как-то не хотелось, можно бы помучить кого-то из пленных, да все пыточники, как на грех, еще вчера уехали на государев космодром Плесецк — покупать по мелочи всякую необходимую электронику, без которой главное оружие его корабля, пусковая установка крылатых ракет класса «Родонит», работать решительно отказывалась. «Родонитов» у Кавеля было еще немало, почти два десятка: год назад священному кораблю «истинных», что называется, свезло: один из сторонников секты сумел посадить на мель в Карском море вполне современную российскую подводную лодку «Перекоп», — с полным боекомплектом, хоть уже и приватизированную каким-то московским издателей для круизных целей. Покуда неповоротливые спасатели сквозь буран прорывались к лодке, лежавшей всего-то на глубине в полсотни саженей, «истинные» кавелиты ее давно раскурочили, заодно перебив всех, кого нашли в ней живыми, в том числе и «своего», чтобы уж никаких свидетелей не осталось, чтобы предать огласке историю «Перекопа» не мог никто и никогда. Главной добычей водолазов «истинного» Кавеля оказалась пусковая установка с межконтинентальными ракетами класса «Родонит». И полугода не прошло, как ее снова удалось смонтировать на суше, возле Дебри. Кроме двух немного помятых, все ракеты оказались в отличном состоянии, такими уже проводились пробные стрельбы.

Цель у ракет была та же, что у Кавеля Глинского «Истинного»: он стрелял по берлоге кавелиприимного Богдана Тертычного, прозванного «чертовар» за склонность к развариванию чертей на мыло, лекаственные средствия и прочее, что ересиарху совершенно не требовалось. Сразу после запуска ракета сворачивала сразу к чертям собачьим, на юго-восток, как докладывали электронщики-пыточники — на юг Тверской губернии, где сейчас стоял всей ордой Кавель Журавлев; хотя с ним-то Кавель «Истинный» связываться хотел бы в последнюю очередь. Там же, как сообщали Кавелю Глинскому, еще есть и сокрытое гнездо тайных Кавелей: любая ракета, попавшая в правильного Кавеля, могла вызвать внезапное Начало Света, так что выбирать и экономить не приходилось, — хотя, конечно же, Кавель Глинский нуждался в возможности обстреливать многие другие цели, Кавели — они на месте не сидят. Прицел у пусковой установки был, увы, фиксированный, но перенастроить его мастера-пыточники обещали накрепко, притом достаточно скоро: вся ракетная установка, говорили они, изначально склепана была черт знает как и нацелена на черт знает что. Словом, не ту лодку потопили ребятки, не ту. Но как будет Начало Света — может, и ее ракетная мощь на что-нибудь сгодится. Пока что «Истинного» волновали только больная рука и Кавели, без приношения коих в жертву Начало Света не приближалось ни на йоту. Конечно, был еще и Тимофей, тот, который Лабуда, — но никакой киллер не принимал на него заказа. Киллер киллеру в глаз не выстрелит, — такая, увы, на Руси имелась с самых древнейших времен пословица.