Полная тьма, ни одной звезды - Стивен Кинг

Его лицо наполнилось облегчением, таким всеобъемлющим, таким ребяческим — что она была тронута. Он так редко походил на ребенка, которым он был. Конечно, это был также ребенок, который когда-то планировал пойти в школу с оружием.

— Я клянусь, Дарси. Клянусь. Я действительно клянусь. Я уже сказал тебе.

— И мы никогда не будет говорить об этом вновь.

— Понял.

— Также, ты не должен посылать удостоверение личности Дюваль в полицию.

Она увидела разочарование (также причудливо ребяческое), которое появилось на его лице, когда она сказала это, но она настояла на своем. Он должен был чувствовать себя наказанным, хотя бы немного. Так он поверит, что убедил ее.

— Ну же, Дарселин, разве я не пообещал?

— Мне нужно больше, чем обещания, Бобби. Дела говорят за себя лучше слов. Вырой яму в лесу и закопай в нее удостоверения личности этой женщины.

— Как только я сделаю это, мы…

Она протянулась и положила руку на его рот. Она старалась заставить себя казаться строгой.

— Замолчи. Хватит.

— Хорошо. Спасибо, Дарси. Большое спасибо.

— Я не понимаю, за что ты благодаришь меня. — А затем, хотя мысль о нем лежащем рядом с нею наполняла ее отвращением и тревогой, она заставила себя сказать остальное. — Теперь раздевайся и ложись спать. Нам обоим стоит немного поспать.

10

Он заснул почти сразу, как только его голова коснулась подушки, но лишь спустя долгое время он начал свой маленький, вежливый храп. Дарси же лежала с открытыми глазами, размышляя о том, что если она позволит себе отключиться, она проснется с его руками вокруг ее горла. В конце концов, она была в кровати с сумасшедшим. Если он добавит ее, то на его счету будет уже дюжина.

Но он пообещал, думала она. Это было примерно в то время, когда небо стало светиться на востоке. Он сказал, что любит меня, и говорил это серьезно. И когда я сказала, что сохраню его тайну — ибо все сводилось к тому, чтобы она сохранила его тайну — он поверил мне. С чего бы ему не поверить? Я почти себя убедила.

Разве это невозможно, что он сдержит свое обещание? Не все же наркоманы потерпели неудачу в исцелении. И раз она уже не могла скрыть его тайну от себя, что мешало ей скрыть ее от детей?

Не могу. Не буду. Но что остается?

Какой чертов выбор?

Именно, обдумывая этот вопрос ее усталый, запутавшийся мозг, наконец, сдался и отключился.

Ей снилось, что она заходит в столовую и обнаруживает там женщину, привязанную цепями к длинному столу Этана Аллена. Женщина была голой за исключением черного кожаного капюшона, который покрывал верхнюю часть ее лица. Я не знаю эту женщину, эта женщина незнакома мне, думала она в своем сне, а затем из-под капюшона Петра произнесла: Мама, это ты?

Дарси попыталась закричать, но порой в кошмарах тебе не удается этого.

11

Когда она проснулась — не выспавшаяся, несчастная, чувствуя себя как с похмелья — другая половина кровати была пуста. Боб повернул свои часы обратно, и она видела, что была четверть одиннадцатого. Это было позднее, чем она спала в последние годы, но она не могла уснуть до рассвета, и ей снились кошмары.

Она сходила в туалет, надела халат с крючка на двери ванной, затем почистила зубы — у нее во рту был отвратительный привкус. Как на дне птичьей клетки, как по утрам говорил Боб в те редкие дни, когда выпивал дополнительный стакан вина за ужином или вторую бутылку пива во время бейсбольного матча. Сплюнув, она начала убирать свою щетку обратно в шкафчик с зеркалом, затем остановилась, глядя на свое отражение. Этим утром она видела женщину, которая выглядела старше средних лет: бледная кожа, глубокие морщины опоясывающие рот, фиолетовые синяки под глазами, безумная прическа, которая бывает только после того, как ворочаешься и переворачиваешься во сне. Но все это мало ее интересовало; собственный вид, был последним, о чем она думала. Она всматривалась в отражение за плечом, за открытую дверь ванной в их спальню. Кроме того она была не их; это была Темная Спальня. Она видела его тапки, только они были не его. Они были слишком большими, чтобы быть Боба, почти гигантские тапки. Они принадлежали Темному Мужу. А двуспальная не застеленная кровать с измятой простыней? Это была Темная Кровать. Она перевела свой пристальный взгляд обратно к женщине с безумной прической и налитыми кровью, испуганными глазами: Темная Жена, во всем своем сбивающем с толку великолепии. Ее звали Дарси, но ее фамилией была не Андерсон. Темная Жена была миссис Брайан Дэлахенти.

Дарси наклонилась вперед, пока ее нос не коснулся зеркала. Она задержала дыхание и сложила чашечкой руки вокруг лица, как делала, когда была девочкой, одетой в испачканной травой шорты и приспущенные белые носки. Она смотрела, пока больше не могла сдержать свое дыхание, затем резко выдохнула, окутав туманной дымкой зеркало. Она вытерла его начисто полотенцем, а затем спустилась вниз, чтобы встретить свой первый день в качестве жены монстра.

Он оставил для нее записку под сахарницей.

Дарси — я позабочусь о тех документах, как ты попросила. Люблю тебя, дорогая.

Боб

Он нарисовал небольшое сердечко вокруг своего имени, как не делал уже годами. Она почувствовала прилив любви к нему, столь же густой и приторный как аромат умирающих цветов. Она хотела вопить, как какая-нибудь женщина из историй Ветхого Завета, и задушила звук салфеткой. Холодильник ожил и начал свой бессердечный шум. В раковине капала вода, издавая на долю секунды звонкий звук об фарфор. Ее язык был кислой губкой, заполнявшей рот. Она чувствовала время — все время, что она была его женой в этом доме — смыкающееся вокруг нее как смирительная рубашка. Или гроб. Это был мир, в который она верила в детстве. Он был здесь все время. Ожидая ее.

Холодильник трещал, вода капала в раковине, и болезненные секунды прошли. Это было Темной Жизнью, где вся правда была написана наоборот.

12

Ее муж тренировал Малую лигу (вместе с Винни Эшлером, этим мастером польских шуток и большим любителем мужских объятий) в то время, когда Донни играл защитником за команду «Кавендиш Хадвэа», и Дарси все еще помнила, что Боб сказал мальчикам — многие из которых плакали — после того, как проиграли заключительную игру районного турнира. Это было в 1997 году, вероятно, всего за месяц или около того, прежде чем Боб убил Стейси Мур и засунул ее в ведерко с кукурузой. Речь, которую он произнес той поникшей кучке, всхлипывающих мальчишек, была краткой, толковой, и (она думала так тогда и сейчас, спустя тринадцать лет), невероятно доброй.