Кровь Олимпа (ЛП) - Рик Риордан

Мать-Землю разбили на столько частиц, что она больше никогда не сможет обрести сознание. Непосредственно земле это ничем не угрожало. Теперь Гея, подобно своему мужу Урану, будет существовать только в пространстве.

По крайней мере, все на это надеялись... 

Октавиана запомнят как спасителя Рима, который самолично запустил себя в небо на огненном смертоносном шаре… однако настоящую жертву принес именно Лео Вальдес.

Праздничного настроения практически ни у кого не было. Многие скорбели — не только по Лео, но и по другим павшим ребятам. Закрытых саванами полубогов, греческих и римских, сжигали на лагерном костре.

Хирон попросил Нико проследить за похоронными ритуалами, и тот, не раздумывая, согласился. Он был рад возможности почтить мертвых, и даже сотни лишних глаз не были тому помехой.

Самое сложное было впереди: встреча Нико с экипажем Арго II на крыльце Большого дома.

Джейсон понурил голову, даже его очки потерялись в тенях.

— Мы не должны были оставлять его. Мы могли помочь...

— Это неправильно, — согласилась Пайпер, вытирая слезы. — Все эти старания, чтобы добыть сыворотку жизни — все это было напрасно.

Хейзел расплакалась.

— Пайпер, где сыворотка? Достань ее.

Пайпер озадаченно потянулась в свою сумочку и выудила оттуда замшевую тряпицу, в которой была завернута…

— Пусто! — воскликнула она.

Все взгляды разом обратились к Хейзел.

— Как? — спросила Аннабет.

Фрэнк приобнял дочь Плутона.

— В Делосе... Лео отозвал нас в сторону. Он умолял помочь ему.

Сквозь слезы Хейзел объяснила ребятам, как подменила сыворотку жизни на иллюзию — обман Тумана, — чтобы Лео мог оставить настоящий сосуд при себе. Фрэнк раскрыл им его план уничтожить ослабленную Гею одним большим огненным взрывом. Ника и Аполлон подтвердили, что такой взрыв убьет любого смертного в радиусе четверти мили, поэтому Лео понимал, что ему придется убраться ото всех подальше.

— Лео хотел сделать это самостоятельно, — пояснил Фрэнк. — Он питал слабую надежду, что... будучи сыном Гефеста, сможет пережить огонь; однако не мог допустить, чтобы рядом оказался кто-либо из нас. Он сказал, что мы с Хейзел, как римляне, поймем его жертву… но вы бы ее не приняли.

Сначала ребята выглядели разозленными, готовыми рвать и метать, однако с каждым новым словом Фрэнка и Хейзел их гнев, казалось, рассеивался. Было сложно злиться на них, ведь они оба плакали. К тому же… план звучал в точности как хитрый, сложный, невероятно раздражающий и благородный поступок в стиле Лео Вальдеса.

Наконец, Пайпер издала что-то между всхлипом и смешком.

— Будь он с нами, я бы его убила. Как он планировал принять сыворотку? Он же был один!

— Возможно, он нашел выход, — сказал Перси. — Мы же говорим о Лео. Он может вернуться в любую минуту. Тогда мы поочередно придушим его.

Нико и Хейзел обменялись взглядами. Им было лучше знать, но они промолчали.

На следующий день, второй после битвы, римляне и греки бок о бок очищали поле битвы и ухаживали за ранеными. Пегас Пират прекрасно восстановился от раны, нанесенной стрелой. Гвидо решил признать Рейну своим человеком. Лу Эллен неохотно согласилась превратить своих новых питомцев-поросят обратно в римлян.

Уилл Солас не говорил с Нико после произошедшего у онагра. Большую часть своего времени он проводил в лазарете, время от времени бегая по лагерю за дополнительными медпрепаратами и проведывая тяжелораненых полубогов. При виде его сын Аида чувствовал странный прилив меланхолии. Не исключено, что теперь Уилл считал Нико монстром — ведь он с легкостью позволил Октавиану запустить себя в космос.

Римляне обосновались у земляничных полей, где настояли на построении своего обычного полевого лагеря. Греки помогли им построить земляные стены и выкопать траншеи. Это было странно и клево одновременно. Дакота распивал Кул-Эйд с детьми из домика Диониса. Дети Гермеса и Меркурия смеялись, делились историями и нагло воровали вещи у всех подряд. Рейна, Аннабет и Пайпер стали неразделимы — ходили втроем по лагерю и следили за процессом его восстановления. Хирон, сопровождаемый Фрэнком и Хейзел, навестил римлян и похвалил их за храбрость.

К вечеру общее настроение более-менее поднялось. Впервые столовая была забита до отвала. Римлян приветствовали как старых друзей. Сияющий тренер Хедж знакомил полубогов со своим новоиспеченным малышом: «Эй, хочешь познакомиться с Чаком? Это мой мальчик, Чак!».

Дочери Афины и Афродиты охали да ахали над оживленным маленьким сатиром, который размахивал пухлыми кулачками, пинался крохотными копытцами и блеял: «Бе-е-е! Бе-е-е!».

Кларисса, ставшая крестной ребенка, ходила за тренером по пятам, словно телохранитель, и время от времени бормотала: «Ладно, ладно. Отстаньте уже от ребенка».

Когда все собрались, Хирон вышел вперед и поднял кубок.

— Что нас не убивает, — сказал он, — то делает сильнее. Сегодня мы благодарим богов за нашу победу. За богов!

Полубоги присоединились к тосту без особого энтузиазма; их можно было понять: «Мы снова спасли богов, а теперь должны еще и благодарить их?».

Затем Хирон добавил:

— И за новых друзей!

— ЗА НОВЫХ ДРУЗЕЙ!

Сотни голосов эхом пронеслись по холмам.

У костра все поглядывали на звезды, будто ожидали внезапного возвращения Лео Вальдеса. Вот сейчас он заявится сюда на металлическом драконе Фестусе и зайдется своими банальными шутками. К сожалению, этого не произошло.

После нескольких песен Рейну и Фрэнка вызвали вперед. Им громогласно аплодировали как греческие, так и римские полубоги. Афина Парфенос, стоявшая на Холме Полукровок, засияла еще ярче, словно сигнализируя: «Эти дети мне по душе».

— Завтра, — сказала Рейна, — римляне возвращаются домой. Мы ценим ваше гостеприимство, учитывая то, что мы вас чуть не убили…

— Тебя саму едва не прикончили, — добавила Аннабет.

— Замолчи, Чейз.

— О-у-у! — хором провыла толпа. Потом все рассмеялись и задурачились. Даже Нико не смог сдержать улыбки.

— Так или иначе, — взял слово Фрэнк, — мы с Рейной согласны в том, что это знаменует новую эру дружбы между нашими лагерями.

Рейна похлопала его по спине.

— Это верно. На протяжении сотен лет боги пытались разделить нас, чтобы мы не сражались друг с другом. Но есть и другая, лучшая разновидность мира — взаимопомощь.

Пайпер встала с места.

— Ты уверена, что твоя мама — богиня войны?