Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. - Сборник Статей

литературы. По своим воззрени­ям на литературу, они были верными учениками и последовате­лями русской реалистической школы. По еврейским истокам своим они были просветителями, твердо верившими в будущее еврейского народа на основе приобщения к русской культуре. По литературным приемам они были, прежде всего, подчас до­вольно примитивными бытовиками, в очень скромной мере рас­сматривали свое художественное творчество, как самоцель, охотно признавали его служебное значение и к тому же порой сознательно ставили себе апологетические цели. Именно этот специфический характер русско-еврейской художественной ли­тературы, особенно в ее пионерской стадии, вызвал суровую оценку со стороны известного древнееврейского поэта С. Черниховского, посвятившего ей статью в «Еврейской Энциклопе­дии». Вот соображения Черниховского:

«Несмотря на то, — пишет он, — что за последние 50 лет выдвинулся ряд литературных сил, в русско-еврейской худо­жественной литературе нет ни одного действительно худо­жественного произведения. Русско-еврейская литература не служит проявлению еврейского свободного творчества, так как в момент ее возникновения русский язык в общем был чужд еврейской массе, сами писатели знакомились с ним уже в довольно зрелом возрасте и никогда не предполагали, что­бы их произведения имели художественную ценность, как таковую, для евреев... В еврейской жизни еще кипела борьба за просвещение, борьба отцов и детей, а, с другой стороны, русское общество было так чуждо всему еврейскому, что не­обходимо было его знакомить с еврейским бытом и его осо­бенностями. Вот почему, посвящая свои произведения еврей­скому народу, еврей-писатель не забывал, что его читатель находится не в этой среде, но также в окружающем обществе, и потому он взвешивал каждое слово из боязни, чтобы его не поняли превратно».

3

Переходя к характеристике вклада поэтов в русско-еврей­скую художественную литературу, мы прежде всего должны подчеркнуть, что некоторые из этих поэтов вписали свои имена в большую русскую литературу и являются органической час­тью ее истории. Еврейское происхождение в очень слабой степе­ни окрасило поэтическое творчество Надсона и Минского. Од­нако этим поэтам, оторвавшимся от еврейского ствола, можно противоставить ряд других, в которых еврейская, национальная струна звучала с большей силой, — ив первую очередь тут следу­ет назвать С. Фруга, создавшего целую школу последователей и подражателей на страницах русско-еврейской печати, не надол­го, однако, — за отсутствием подлинного таланта, — удержав­шихся на поверхности.

Н. Минский — псевдоним Николая Максимовича Виленки­на — (1855—1937) принадлежал к той плеяде русско-еврейской интеллигенции, которая в период петербургского «Рассвета» разделяла надежды на скорый конец еврейского бесправия в России. Он прославился под псевдонимом Норд-Вест, как пуб­лицист «Рассвета», и был один из первых, кто под влиянием по­громов 1881—1883 гг. свернул знамена, и, вскоре став сторонни­ком «чистого искусства», «искусства для искусства», отошел от еврейства. В его пользовавшихся популярностью стихах еще по­рой звучал бодрый призыв, и в стихотворении «Перед зарей» (с эпиграфом из Исайи: «приближается утро, но еще ночь») поэт призывал:

«Не тревожься, недремлющий друг,

Если стало темнее вокруг,

Если гаснет звезда за звездою...

Это стало темней — пред зарею».

Но раздвоение чувств, сказавшееся в его исторической драме «Осада Тульчина» (из эпохи Хмельницкого), чем дальше, тем больше сменялось религиозно-философскими исканиями в ду­хе христианства, разуверением, душевной опустошенностью. Литературное наследие Н. Минского составляют 4 тома собра­ния стихотворений (СПб. 1907), ряд философских сборников («При свете совести», «Религия будущего») и многочисленные переводы, в частности, «Илиады» Гомера.

Семен Яковлевич Надсон (1862—1887) явился для ряда мо­лодых поколений в России одним из самых популярных и люби­мых поэтов, точнее сказать, одним из властителей дум. Полное собрание сочинений Надсона вышло в 1917 году у А. Маркса в Петербурге.[60] Поэт получил пушкинскую премию Академии На­ук. Туберкулез, унесший его в могилу в 25-летнем возрасте, ок­ружил особым ореолом его поэзию. В широких кругах общества царило возмущение бесстыдной травлей поэта Бурениным в «Новом Времени», отравившей последние дни Надсона.

По своему происхождению С. Я. Надсон был полуевреем. В автобиографии, написанной в 1884 г. для С. А. Венгерова, поэт писал: «Подозреваю, что мой прадед или прапрадед был еврей. Деда и отца помню очень мало». Его биограф, М. В. Ватсон, пи­шет с большей определенностью: «Со стороны отца он был ев­рейского происхождения. Дед его, принявший православие, жил в Киеве. Отец умер еще в молодых годах». Еврейских мотивов, за единичным исключением, в поэзии Надсона нет. Приводим это единственное еврейское стихотворение поэта, написанное им в 1885 году и впервые появившееся в печати в 1901 году в сборнике «Помощь»:

«Я рос тебе чужим, отверженный народ,

И не тебе я пел в минуты вдохновенья.

Твоих преданий мир, твоей печали гнет

Мне чужд, как и твои мученья.

И если б ты, как встарь, был счастлив и силен,

И если б не был ты унижен целым светом, —

Иным стремлением согрет и увлечен,

Я б не пришел к тебе с приветом.

Но в наши дни, когда под бременем скорбей

Ты гнешь чело свое и тщетно ждешь спасенья,

В те дни, когда одно название «еврей»

В устах толпы звучит, как символ отверженья,

Когда твои враги, как стая жадных псов,

На части рвут тебя, ругаясь над тобою, —

Дай скромно стать и мне в ряды твоих борцов,

Народ, обиженный судьбою!»

Если Минский или Надсон не оставили существенного следа в русско-еврейской поэзии, то Семен Григорьевич Фруг (1860—1916) по праву занимает в ней первое место, как поэт еврейский, национальный, пронизанный чувством исторической связи с ис­пытаниями и судьбой еврейского народа. В начале своего поэти­ческого пути Фруг находился под влиянием Некрасова, и народ­нические мотивы о страданиях русского крестьянства окрашива­ли собой его творчество. Большое поэтическое дарование Фруга встречало признание в широких кругах, и сборник его стихотво­рений в 1885 году был принят, как событие в русской поэзии.

Как многие представители его поколения, на долю которого выпал трагический опыт погромной эпопеи, Фруг всей силой своего дарования откликнулся на переживания еврейской на­родной массы. Пошатнулась его вера в Россию, во «второй Си­он», и песни исхода, «Сиониды», стали занимать центральное место в его творчестве. Мечты о новой жизни на древней палес­тинской земле, пронизанные скорбью еврейской юдоли в насто­ящем, покорили лиру Фруга и сделали его в русской поэзии вы­разителем сионистических идеалов. Любопытен в этом отноше­нии отклик древнееврейского поэта X. Н. Бялика на смерть Фруга: «Читая Фруга даже на чужом