Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. - Сборник Статей

выход из поло­жения в создании частных школ для детей — типа начальных, средних, профессиональных и субботних. Появились учебные заведения с курсом гимназий и реальных училищ. Первые ев­рейские гимназии учреждены были Иглицким в Одессе, Эй­зенбергом в Петербурге, Каганом в Вильне, Ратнером в Гоме­ле, Гуровичем в Белостоке. Еврейские частные женские гим­назии имелись во многих городах черты оседлости. В этих гимназиях преподавательский персонал, равно как методы преподавания и программы, соответствовали требованиям со­временной школы. Большой популярностью пользовались и коммерческие училища, состоящие в ведении министерства финансов, куда в начале до 90-х гг. доступ евреям не был ог­раничен. После введения ограничений в Одессе открылось коммерческое училище Фейга (40% евреев), а в Киеве — об­разцовое Коммерческое училище, основанное местным купе­чеством, и частное училище Натансона. В некоторых коммер­ческих училищах число евреев доходило до 50%. Ограничени­ям и особому надзору министерства внутренних дел подверга­лись зубоврачебные, фельдшерские и акушерские школы. Во­енное министерство со своей стороны ограничило доступ ев­реев в фармацевтические школы.

Государственная Дума четвертого созыва приняла, за год до первой мировой войны, закон о введении всеобщего обязатель­ного обучения. Земства и города, а также и. еврейские культур­ные учреждения на местах предприняли ряд шагов, чтобы сетью обязательного обучения было охвачено еврейское население и чтобы в нее могли быть включены уже существующие еврейские школы. Проект был рассчитан на окончательное проведение его к 1922 году, но ему не было суждено осуществиться, так как вой­на опрокинула все планы в области народного образования.

Еще в июне 1914 года опубликован был закон о частных учебных заведениях, не пользовавшихся правами правительст­венных. Закон обеспечивал народностям России свободу в вы­боре языка преподавания, что открывало широкие возможности для развития еврейского образования на идиш и древнееврей­ском языке.

Среди многих народностей России — евреи оказались первы­ми, по которым тяжко ударили военные неудачи и общенарод­ные испытания эпохи 1914—1916 годов. Выселения евреев в прифронтовой полосе и массовое беженство обрекли на скита­ния сотни тысяч евреев, вынудив правительство — сначала фак­тически, а затем и формально — ликвидировать «черту оседлос­ти». Поток еврейских беженцев хлынул во внутренние губернии России — в Пермскую, Тамбовскую, Воронежскую и др., куда доступ евреям был раньше закрыт. Еврейская общественность была поставлена не только пред вопросом о срочной помощи и устройстве на новых местах выселенцев, но и пред проблемой воспитания и обучения их детей. К чести организованной еврей­ской общественности, в первую очередь, таких организаций, как ЕКОПО, ОПЕ, ОРТ и ОЗЕ, следует сказать, что они достойно справились с задачами, порожденными войной, а сотни еврей­ских педагогов проявили высокий уровень самопожертвования в новых и трудных условиях, в которых очутилось дело обуче­ния и воспитания еврейских детей.

Г. АРОНСОН. ЕВРЕИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ, КРИТИКЕ, ЖУРНАЛИСТИКЕ И ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ

1

Появление русско-еврейской художественной литературы, начало творчества еврейских писателей, беллетристов и поэтов на русском языке, естественно совпадает по времени с возник­новением русско-еврейской периодической печати. Эти орга­ны печати были вызваны к жизни жгучей потребностью наро­дившейся русско-еврейской интеллигенции служить интере­сам и нуждам своего народа и поставить еврейский вопрос пе­ред властью и перед общественным мнением России на языке русской культуры, являющимся и государственным языком. В этих органах печати, естественно, доминировали задачи публи­цистические и общественно-политические. Но самым фактом своего возникновения и существования русско-еврейская пе­чать стимулировала и вызывала к жизни среди представителей русско-еврейской интеллигенции дремлющие творческие си­лы, созревшие в общении с русской культурой, и художествен­ные дарования.

Особыми средствами, средствами искусства, еврейские бел­летристы, на свой лад, стремились передать свой житейский опыт, свое знание и свои наблюдения над еврейской народной жизнью и этим содействовать той же цели служения народу, которую осуществляли политики и публицисты в русско-ев­рейских изданиях. Это сознание долга перед своим народом придавало специфический характер русско-еврейской художе­ственной литературе, особенно в первый, пионерский, период, когда писатель отчетливо сознавал, что его читателем является не только еврей, но и новый читатель из русской среды, для ко­торого русское еврейство являлось загадочным сфинксом: либо в величественном, но абстрактном образе Вечного Странни­ка Агасфера, либо в весьма непрезентабельном, жалком, урод­ливом и отталкивающем образе, — который однако у ряда про­славленных русских писателей ассоциировался с евреями, жившими в бедности, бесправии и непосильном труде в черте оседлости.[58]

Русско-еврейский писатель прежде всего, конечно, обращал­ся непосредственно к евреям — лицом к родному читателю. Но русский язык, в орбите которого шло его творчество, обязывал его к оглядке, к сдержанности, особенно в обрисовке ветхого, от­жившего, ортодоксального уклада или отрицательных черт от­мирающего кагального быта. При этом в ущерб художественно­сти русско-еврейская беллетристика неизбежно рисковала впасть, а подчас и впадала, в тенденциозность и порой невольно становилась жертвой апологетики. Все это следует учитывать, излагая и оценивая основные факты истории русско-еврейской художественной литературы.

Отмеченная нами связь творчества русско-еврейских писа­телей с периодической печатью сказалась уже с самого начала. Достаточно сказать, что одним из инициаторов и первым ре­дактором первого русско-еврейского журнала «Рассвет» в Одессе был русско-еврейский беллетрист О. А. Рабинович, что другой беллетрист, один из пионеров русско-еврейской лите­ратуры, Л. О. Леванда был редактором «Русского Еврея», что в «Еврейской Библиотеке» А. Е. Ландау, в «Рассвете» и особен­но в «Восходе» систематически появлялся ряд романов, рас­сказов и стихотворений русско-еврейских писателей Следует также подчеркнуть, что некоторые произведения русско-ев­рейских писателей встречали гостеприимство в русских тол­стых журналах: от «Записок еврея» Г. Богрова в «Отечествен­ных Записках» Некрасова в 1872-73 гг. до работы А. У. Ковне­ра «Из записок еврея», нашедшей убежище (под псевдонимом А. Г.) в «Историческом Вестнике» за 1903 год, то есть 30 лет спустя, — того самого Ковнера, трагическая судьба которого, раскрытая после революции, привлекла к себе широкое внима­ние, обнаружив при этом, что корреспондентом Достоевского по еврейскому вопросу в его «Дневнике писателя» оказался именно Ковнер, отбывавший тогда тюремное заключение по уголовному делу.[59] Впоследствии участие еврейских писателей в русской литературе, — за пределами специально русско-ев­рейской печати, — приняло широкие размеры, — достаточно назвать Семена Юшкевича, Осипа Дымова, Д. Айзмана, поэта Н. Минского и других, — но для пионеров русско-еврейской художественной литературы получить признание со стороны русской литературы было не просто и не легко.

2

Одним из пионеров русско-еврейской беллетристики был Осип Аронович Рабинович (1817—1869). Его повесть «Штраф­ной», появившаяся в 1859 г. в «Русском Вестнике», имела успех и была переведена на немецкий и английский языки. Его произ­ведения, вышедшие затем в 3 томах, отличались, по определе­нию критиков, глубокой и тонкой грустью. В них чувствовалось влияние Гоголя, Григоровича.

Более значительная роль выпала