Миллионер - Артем Тарасов

– Все будет хорошо, доченька… Вот увидишь! Храни тебя Бог!

Мария Георгиевна быстро пошла по улице и вскоре оказалась дома. Месроп возвращался домой уже затемно, перемазанный глиной, множество раз пропотевший и продрогший за день в канавах. Он так сильно уставал, что временами полностью замыкался и весь вечер, до самого сна, не ронял ни слова. Он тоже жил напряженным ожиданием худшего, потому многое понимал, но оставался смиренным.

В этот вечер он тоже было замкнулся в себе, но вдруг, взглянув на жену, спросил:

– Мара! У тебя что-то сегодня произошло?

– Нет. Ничего особенного. С чего ты это взял? – ответила она.

Месроп опустил глаза и больше ничего в этот вечер не говорил. Она вязала ему свитер на самодельных деревянных спицах, а он задумчиво сидел у печки и грел замерзшие руки.

Когда Месроп уснул, она взяла лист бумаги и при свете лампы стала писать.

Утром, на работе Мария Георгиевна обнаружила большой букет белых роз на столе. Она посмотрела на них несколько секунд и решительно вошла в кабинет Данченко. Поздоровавшись, она протянула ему сложенный вдвое листок бумаги.

Данченко взял его в руки, развернул и прочитал. Это было ее заявление об увольнении с работы по собственному желанию. Он повертел бумагу в руке и, не глядя на Марию Георгиевну, написал резолюцию в углу: «Согласен».

– Ну и как вы будете жить дальше? Вы все равно можете в любой момент принять мое предложение. Я подожду.

Наверное, Данченко имел своих осведомителей, которые докладывали ему о проблемах в жизни семьи Тарасовых. Иначе он не был бы столь терпеливым.

В то время среди новой элиты было модным жениться на бывших аристократках. Эта своеобразная тенденция появилась, в частности, и по причине разорения многих светских барышень и их родителей. Мария Георгиевна не могла на это пойти. Она ушла из департамента, оставив на столе розы и ничего не объяснив сослуживцам.

Дома она рассказала Месропу о своем поступке. Во время рассказа Мария Георгиевна смотрела ему в глаза, пытаясь оценить реакцию мужа. Он оставался невозмутимым и слушал ее спокойно.

– Ну что же, это еще один благородный поступок с твоей стороны, Мара. Я наверняка этого не заслужил.

Камень упал с сердца Марии Георгиевны. Она стала весела и игрива, а вскоре устроилась на работу декоратором в павильоне выставки народного хозяйства.

Через две недели произошло событие, которое окончательно положило конец опасениям семьи. Брали банду в соседнем поселке. Операцией руководил лично Данченко. В перестрелке с бандитами он был серьезно ранен и, не приходя в сознание, скончался в городской больнице.

Дела в семье необъяснимым на первый взгляд образом начали налаживаться. Месроп продолжал копать канавы под фундаменты бараков, но, не удержавшись, стал подсказывать строителям, как лучше строить и ставить стены. Помните, у него было архитектурное образование? Строители стали к нему прислушиваться, и очень скоро его произвели в прорабы, несмотря на статус ссыльного. Вскоре Месропа попросили поработать в архитектурном управлении города и помочь с проектом новой застройки. Его пригласили на должность инженера-строителя и по его личным проектам начали застраивать улицы Новосибирска.

Тарасовым дали однокомнатную квартиру в центре города, а потом и двухкомнатную. Архитектурное управление подписало ходатайство о помиловании Месропа, и бумага ушла в Москву.

Работать Марии Георгиевне уже было незачем. Вскоре приехал Миша, вполне сформировавшийся юноша. Внешне он был похож на мать, чем радовал и самого Месропа. Сын пошел в школу, построенную по проекту отца, чем очень гордился.

И наконец через пару лет из Москвы пришел ответ с резолюцией о помиловании. А еще через год Месропа назначили главным архитектором Новосибирского округа. Это было самое престижное из всех возможных мест работы, которое мог занять в это время беспартийный, да еще из «бывших». Месроп, впрочем, политикой совершенно не интересовался, а всецело уходил в свое творчество. Он стал одним из зачинателей нового советского стиля в архитектуре, который впоследствии окрестят «сталинским ампиром». Этот стиль так нравился власти, что каждый второй кирпичный дом на центральных улицах Новосибирска был построен на такой манер.

Месроп страдал туберкулезом в закрытой форме и тромбофлебитом ног, болезнями, приобретенными в канавах. Жить в Новосибирске становилось трудно из-за климата. В это время туда приехал нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе. Он был потрясен качеством и красотой возводимых домов и захотел лично познакомиться с архитектором проектов. С первого же вечера они чудесным образом понравились друг другу. Серго даже согласился посетить дом Тарасова и, увидев Марию Георгиевну, был потрясен ее красотой.

– Я теперь понимаю, почему вы строите такие прекрасные дома! При такой красавице жене очень легко обрести вдохновение! – сказал он за столом.

Серго Орджоникидзе был дворянского происхождения и воспринял интеллигентную семью Тарасовых достаточно адекватно. А через несколько часов он уже пригласил Месропа переехать в Тбилиси, с чем тот с радостью согласился.

Став главным архитектором города Тбилиси, дед продолжил совершенствовать городское строительство. Марии Георгиевне особенно приятно было оказаться в Тбилиси, где жили две ее двоюродные сестры. Они были прекрасно устроены, и обе работали в библиотеке. Мария Георгиевна к ним присоединилась на общественных началах.

Секрет благоустройства сестер оказался простым. Когда-то, еще до Октябрьской революции, в маленьком грузинском городе Гори отец сестер – брат Натальи Николаевны, помог молодому революционеру укрываться от преследования полиции. Он поселил у себя молодого человека с кавказскими усами и заботился о нем, как о родном сыне. Этим человеком был Иосиф Джугашвили, Сталин.

Когда семья сестер оказалась в бедственном положении в Тбилиси и размещалась в маленькой комнатке в коммунальной квартире, отец, не имевший работы и подвергавшийся преследованиям, решился написать письмо в Кремль.

«Дорогой Coco! – начиналось его послание. – Мне хочется верить, что ты вспомнишь обо мне…»

Через несколько дней к дому, где жили сестры, подъехала огромная легковая машина. Все подумали, что отца уже больше не увидят, когда за ним закрылись двери автомобиля. Он сам решил, что дорога лежит прямо в тюрьму, но на самом деле его повезли по улицам Тбилиси, показывая одну за другой великолепные многокомнатные квартиры в центре города. Он выбрал одну из них, с видом на Куру у подножия горы Мтацминда. И с тех пор семья жила в пятикомнатной квартире, получала специальный паек, которого не просто хватало не только на жизнь, но еще и на задаривание продуктами всех соседей, что считалось естественным на Кавказе.

Дома по проектам Месропа строились на самых главных улицах в Тбилиси. Особенно было приятно смотреть, как они вырастали на проспекте Руставели, где так любили гулять Тарасовы. Им тоже дали приличную квартиру в центре. Михаил уже ходил в старшие классы школы, а Мария Георгиевна продолжала любить мужа и жить его судьбой.

Перед Отечественной войной Орджоникидзе неожиданно вызвал Месропа в Москву. Освободилось место главного архитектора Наркомтяжпрома, Серго вспомнил о Тарасове и настоял на том, чтобы его перевели в Москву. Перевод был оформлен в порядке приказа, и, хотя Тарасов оставался беспартийным, не подчиниться приказу было нельзя.

В Москве им выделили квартиру на Гоголевском бульваре, совсем недалеко от переулка имени Фурманова, где находился родной дом бабушки, конфискованный комиссаром. Мария Георгиевна с большим волнением прошла по Сивцеву Вражку и, завернув налево, подошла к своему дому. Фурманов умер в 1926 году, и теперь на доме висела мемориальная доска.

Дом был поделен на множество коммунальных квартир и перестроен внутри. Мария Георгиевна постояла рядом, потрогала стену и отошла. Войти она так и не решилась. Это только усилило бы печаль Марии Георгиевны.

Месроп продолжал успешно проектировать дома. Множество из них было построено на Тверской улице, позже переименованной в улицу Горького. Но венцом архитектурного творчества моего деда стало здание ВГИКа (Всесоюзного государственного института кинематографии).

Во время войны Месроп получил освобождение от службы в армии. Он должен был постоянно находиться в Москве и после каждой бомбежки составлять подробный анализ разрушений зданий в центре города. Кроме того, по прямому указу Сталина Месропа назначили в комитет по сооружению фортификационных заграждений вокруг Москвы. Военная обстановка требовала полной мобилизации сил. А здоровье Месропа быстро ухудшалось. Тяжело заболела и Наталья Николаевна. Сын Михаил ушел на фронт добровольцем. Мария Георгиевна сдавала кровь и стала почетным донором. Кроме того, это давало прибавку к денежному довольствию семьи, которого не хватало на всех. Ведь на ее содержании оказалась еще и семья младшей сестры Элеоноры с больным мужем, а также две сестры ее мужа, не имевшие продовольственных карточек.