Белый Бушлат - Герман Мелвилл

Мелвилл приводит множество примеров из практики применения устава, подтверждающих, как ему кажется, ту мысль, что именно в параграфах и статьях этого документа заложен источник основных зол, царящих на кораблях военного флота.

Задача Мелвилла заключалась в том, чтобы доказать необходимость флотской реформы. Он вовсе не хотел, чтобы его читатели пожалели «бедного матроса» и на том успокоились. В отличие от многих своих предшественников, писатель стремился дискредитировать традиционно-романтическую идеализацию «простого матроса», «честного моряка», будто бы наделенного особенным великодушием, благородством сердца и т. п. Все это, как говорит Мелвилл, — от лукавого и от Фенимора Купера. Толпа матросов «Неверсинка» вовсе не блещет добродетелями или профессиональным мастерством. Нет в них ни благородства сердца, ни великодушия, ни даже заинтересованности в судьбах родины. Моральный облик матроса, с точки зрения Мелвилла, — это главное зло, порожденное законоположениями, определяющими нормы службы на военном флоте. Какой моряк, если только он окончательно не опустился, не утратил всякие моральные принципы, пойдет служить на военный корабль? Кто станет добровольно терпеть бессмысленную жестокость флотского режима, палочную дисциплину, грубость и несправедливость офицеров, голод, мизерное жалованье? Кто променяет свое человеческое достоинство, здоровье и свободу на уставную порцию грога? Нет, не из жалости к «бедному матросу» написал Мелвилл свою книгу! Цель его была другая, и он сам сказал об этом: «Так пусть будет здесь раз и навсегда объяснено, что никакая сентиментальная или умозрительная любовь к простому матросу… а еще менее желание прослыть его другом побуждали меня высказывать в различных частях этого сочинения мой взгляд на грубое притеснение, от которого страдает матрос…я хочу лишь, чтобы несправедливости были исправлены».

Этим, собственно, и определяется специфика реформаторского пафоса «Белого Бушлата». Мелвилл не мог надеяться на немедленное исчезновение социально-исторических факторов, делающих необходимым само существование военного флота. Действительность не давала ему повода ожидать внезапного исчезновения войн. Единственно, на что мог рассчитывать писатель, — это законодательные акты конгресса, отменяющие телесные наказания, гарантирующие минимум жизненных условий и охрану здоровья матросов.

«Белый Бушлат», как книга, направленная на достижение флотской реформы, произвел необыкновенно сильное впечатление на умы современников. Роман вызвал прилив энтузиазма в демократически настроенных кругах общества и взрыв негодования в кругах консервативных.

Здесь уместно напомнить, что социально-критические аспекты «Белого Бушлата» идут не только от личного опыта Мелвилла. Они в значительной мере обусловлены общими тенденциями идейной жизни Соединенных Штатов 1840-х годов. В сознании современников борьба против телесных наказаний во флоте неизменно связывалась с всенародной борьбой за свободу и демократический прогресс. Не случайно самыми яркими сторонниками флотской реформы показали себя аболиционисты и фрисойлеры[537], а наиболее резкими ее противниками выступили плантаторы-южане.

Книга Мелвилла вызвала поток петиций в конгресс, требующих упразднения телесных наказаний. Эти петиции принимались и подписывались, как правило, на собраниях аболиционистов.

Конгресс не мог более отмалчиваться и делать вид, что проблемы не существует. Осенью 1850 г. был принят закон, запретивший телесные наказания в американском флоте «отныне и навечно».

Несомненно, что «Белый Бушлат» (наряду с книгами Даны, Лича и других) сыграл важную роль в принятии закона. Об этом свидетельствуют многие документы эпохи, в том числе воспоминания адмирала С. Франклина, который, будучи еще мичманом, плавал в одно время с Мелвиллом на фрегате «Юнайтед Стейтс». «„Белый Бушлат“, — писал Франклин, — имел более влияния на отмену телесных наказаний в военном флоте, чем что-либо другое. Книгу эту держал на своем столе каждый конгрессмен. Она была самым красноречивым призывом к национальному чувству человечности. О пользе, принесенной ею, свидетельствует закон об отмене телесных наказаний, принятый вскоре после ее появления»[538].

7

Общепринятое в американском литературоведении истолкование «Белого Бушлата» как морского романа, в котором представлена в разных своих аспектах жизнь военного корабля во время далекого плавания, справедливо, но слишком узко. К сожалению, оно сделалось своего рода традицией, насчитывающей уже не один десяток лет. Традиция эта восходит к ранней работе известного литературоведа Уилларда Торпа, опубликованной в виде предисловия к «Избранным отрывкам» из произведений Мелвилла еще в 1938 г.[539] В схематическом изложении основная мысль статьи Торпа сводится к тому, что духовные искания Мелвилла, особенно в социальной и философской сферах, сосредоточены почти исключительно в трех его романах — «Марди», «Моби Дике» и «Пьере». Потому-то эти произведения и должны рассматриваться как трилогия, в составных частях которой будто бы возможно проследить последовательное развитие одних и тех же общественно-философских и художественных идей.

Концепция Торпа сделалась довольно популярной среди исследователей творчества Мелвилла. В многочисленных трудах о писателе утвердился некий стереотип, где указанные три романа составляют как бы опорные пункты в рассмотрении творческой эволюции Мелвилла. Можно найти сколько угодно критических сочинений, в коих «Тайпи», «Ому», «Редберн», «Белый Бушлат», «Израиль Потер», «Шарлатан», повести и стихи Мелвилла едва упомянуты, но зато «Марди», «Моби Дик» и «Пьер» рассмотрены с максимальной обстоятельностью.

Концепция Торпа представляется несостоятельной по многим соображениям. Нас, однако, интересует здесь лишь одно положение, неизбежно вытекающее из нее: по мысли Торпа, идейная и художественная структура «Моби Дика», который, без сомнения, является наиболее значительным произведением Мелвилла, генетически восходит непосредственно к «Марди». Ничто не связывает «Моби Дика» с «Белым Бушлатом» и «Редберном». Эти два романа — всего лишь отклонение в сторону.

Подобное представление ложно в своей основе. Не отрицая значения «Марди» в творческой эволюции Мелвилла, заметим все же, что «Белый Бушлат» самым очевидным образом связан с «Моби Диком» и что духовные поиски Мелвилла, в том числе социологические, философские и религиозные, получили в этом романе ничуть не меньшее отражение, чем в «Марди», хотя и в другой форме. Движение к «Моби Дику» осуществлялось через «Белый Бушлат», а не огибая его.

Для Мелвилла, как и для многих его современников, сочинение романов было не только актом творения, но и актом познания. Художественное творчество служило одним из способов постижения «законов жизни». Отсюда «метафизическая» стихия произведений Мелвилла. Она в полной мере присутствует в «Белом Бушлате» и была замечена современной критикой. Сошлемся хотя бы на рецензию Дж. Рипли, который высоко оценил роман, но сделал при этом одну весьма характерную оговорку: «Если бы он (Мелвилл, — Ю.К.) ограничился изложением того, что видел и слышал, книга его имела бы еще большую ценность. Моральные и метафизические размышления, выраженные „карлейлевским“ языком, только отягощают повествование»[540]. Рипли не сумел вникнуть в смысл «моральных и метафизических размышлений» Мелвилла, но он, конечно, прав в том, что размышления эти занимают в «Белом Бушлате» значительное место[541].

Общая философская задача — выяснить законы и силы, регламентирующие бытие отдельного человека и человечества в целом, — должна была решаться на материале художественных обобщений. Мелвилл ощущал потребность создать то, что мы теперь назвали бы «моделью», а сам он именовал «образом мира». Пути построения «образа» были неизвестны. Приходилось экспериментировать. «Белый Бушлат» с этой точки зрения может рассматриваться как серия экспериментов, осуществлявшихся, разумеется, в рамках романтической эстетики.

Добился ли Мелвилл успеха в своих поисках? Удалось ли ему достичь универсальных обобщений и решить сложнейшие гносеологические проблемы, над которыми билось его сознание? На эти вопросы, по-видимому, приходится ответить отрицательно. Однако сбрасывать со счета усилия Мелвилла в «Белом Бушлате» никак нельзя. За этим романом последовал знаменитый «Моби Дик», который не мог быть создан без предварительных опытов и проб. Образ «Неверсинка», опутанный сложной сетью символических толкований, не всегда удачных метафор и уподоблений, был необходимой ступенью на пути к бессмертному «Пекоду». Мелвилл исходил из общепринятого в американской маринистике 1840-х годов убеждения, что морская жизнь в принципе сходна с социальной действительностью, и пытался найти такую «формулу» организации современной жизни, которая допускала бы художественное соотнесение с военным кораблем. Отсюда многочисленные эксперименты с понятиями города, государства и мира, которые базировались как на символических и аллегорических образах, имеющих древнейшую традицию (от Библии до Гоббса), так и на художественных открытиях XIX в. (урбанизм в литературе).